Национальная политика в Карелии с 1929 по 1933 гг. - (курсовая)

Национальная политика в Карелии с 1929 по 1933 гг. - (курсовая)

Дата добавления: март 2006г.

    Министерство образования Российской Федерации
    Петрозаводский Государственный Университет
    Исторический факультет
    Кафедра отечественной истории
    Егорова Н. В.
    Студентка 1 курса
    Очного отделения
    Национальная политика в Карелии
    в 1929 – 1933 гг.
    Научный руководитель:
    Доцент кафедры
    Филимончик С. Н.
    Петрозаводск 2001.
    Содержание.
    Содержание. 2
    Введение. 3
    Глава I. 7

Формирование национальных рабочих кадров и переселенческая политика. 7 § 1. 1929 год – год “великого перелома”. 7

§2. “Текущие задачи национальной политики в Карельской автономной Советской Социалистической республике”. 9 §3. Переселенческая политика. 18

    Глава 2. 25

Языковая политика и культурное развитие Карелии в 1929-1933 годах. 25 §1. Национально-языковая политика Карелии: межнациональный язык – русский или финский? 25 §2. Финнизация Карелии. 29

§3. Влияние языковой политики финнов на культурно-просветительскую работу в Карелии. 33 Заключение. 38

    Список использованной литературы. 39
    Введение.

Карелия – многонациональная республика. Здесь наряду с местным населением – карелами и вепсами – проживают в большом количестве русские, а так же финны, украинцы, белорусы и другие. При этом коренная часть населения составляет меньше половины от общего числа жителей. Поэтому национальная политика в Карелии сталкивалась и сталкивается с определёнными трудностями. Русские занимали более выигрышное положение по сравнению с карельским населением. Образовательная, общественная и культурная жизнь велась в Карелии преимущественно на русском языке. Некогда бесписьменные карелы и вепсы не получили широкого развития своей культуры. Пытавшиеся финнизировать Карелию в конце 20-х – начале 30-х гг. Красные финны, находившиеся в это время у руководства республикой, исходили из личных соображений, упуская из вида очень важные моменты и особенности края. Вопрос национальной политики в Карелии всегда стоял очень остро. И по сей день он, кажется, остаётся нерешённым. Это и общеизвестное отношение части русских к карелам, и проблема вепсов. Ко всему прочему можно добавить и нынешнюю ситуацию с прибытием и переселением в Карелию жителей бывших союзных республик, а так же вынужденных переселенцев-беженцев. А получившие развитие в современном мире различные движения с националистическими взглядами ещё более усугубляют проблему. Побывав один раз в Министерстве по делам национальностей РК и приняв участие в социологическом опросе населения, я очень заинтересовалась темой национальной политики. Несомненно, любой проживающий в Карелии человек, рано или поздно, в той или иной мере сталкивается с национальным вопросом. И это кажется естественным. Каждый образованный человек – житель Карелии – должен знать историю происхождения и становления национальностей края. Опыт и анализ национальных преобразований проводившихся в XX веке руководством советского государства и республики должен учитываться в сегодняшней жизни. Вопрос национальной политики конца 20-х – начала 30-х гг. в советской и финской историографии был малоизучен. Одной из основных причин являлась политическая ситуация в стране в период господства административно-командной системы во времена застоя, когда было нежелательным расширение автономии советских республик. Определённая идеология, недоступность к большому количеству материалов архивов, их засекреченность коренным образом сказались на трудах затрагивающих тему национальной политики 20-х – 30-х гг. В большей степени объектом финской историографии был национальный аспект в жизни республики. Правая историография не проявляла интереса к успехам коммунистического строительства. Но вследствие того, что очень ограниченное количество работ финских исследователей было опубликовано и из-за незнания финского языка, в работе используются лишь небольшие статьи некоторых авторов. Отдельных объёмных работ на русском языке посвященных этой теме, изданных до 90-х гг. не встречается. Это в основном статьи в сборниках. В них не содержится критики и анализа ситуации 20-х – 30-х гг. Но всё же они являются ценными источниками по теме. В них содержится немало ценных данных по переселенческой политике, формированию национальных кадров, языковому и культурному строительству. Но с ними нужно очень аккуратно и внимательно работать, так как очень многие факты опущены, а сами статьи написаны в духе своего времени. Одним из примеров может служить работа А. И. Андриайнена “Движение пролетарской солидарности зарубежных финских трудящихся с Советской Карелией” в сборнике “50 лет Советской Карелии”(1970). В конце 20-х – начале 30-х гг. были опубликованы материалы Всекарельских съездов Советов, данные о работе правительства и “Ежегодники”. До начала 80-х гг. именно они используются в работах историков и лингвистов. В 80-х гг. уже издаётся немало сборников непубликуемых ранее документов и материалов: “Рабочий класс в период построения социализма в СССР. 1926 – июнь 1941 гг. ” (1984), “Культурное строительство в советской Карелии, 1926 – 1941. Народное образование и просвещение” (1986) и т. д. Примечательно, что очень незначительное внимание уделяется в эти годы вопросу языковой политики. В начале 90-х гг. в нашей стране происходят существенные изменения. Смена политического строя, идеологии незамедлительно сказались на научно-исторической деятельности. Открытие раннее недоступных архивов позволило перейти к более глубокому и тщательному изучению проблемы. Начинают издаваться новые сборники документов и материалов, появляются сборники, посвященные становлению и развитию государственности финно-угорских народов. Печатаются работы А. А. Левкоева, И. Р. Такала и др. , уделяющих особое внимание именно периоду 20-х – 30-х гг. Они уже активно пользуются материалами архивов и работами финских исследователей. Нужно отметить так же интерес непрофессионалов – исследователей национальной политики Карелии. На страницах местных газет время от времени встречаются различные мнения по этому вопросу. Целью данной работы является рассмотрение национальной политики в Карелии в период с 1929 по 1933 гг. , как особого и наиболее сложного этапа в истории республики, а так же рассмотрение неоднозначности политики советского и финского руководства. В первой главе работы национальная политика будет рассмотрена как следствие выдвинутых пятилетним планом задач. Это, прежде всего, формирование рабочих кадров и промышленные миграции. Поэтому в первом параграфе данной главы будет необходимо выявить основные факторы, повлиявшие на направление национальной политики Карелии. Во втором параграфе необходимо выяснить особенности республики и её руководства, а так же поставленные цели и задачи в постановлениях VIII Всекарельского съезда и в докладе Г. Ровио. Наконец третий параграф будет посвящён проблеме переселения финнов из Америки, Канады и Финляндии. Поэтому основная его задача – показать сложности и противоречия при привлечении рабочей силы в Карелию и его последствия. Целью второй главы является попытка проследить языковое строительство в конце 20-х – начале 30-х гг. и влияние этого процесса на культурно-просветительскую жизнь. Разногласия среди учёных до сих пор вызывает проблема внедрения финского языка в 20-е – 30-е гг. Поэтому задачей первого параграфа данной главы не будет попытка объяснения преимуществ выбора какого-либо языка в качестве межнационального. Задача – определить национально-языковые особенности республики, проследить действия карельского руководства в сфере языковой политики во второй половине 20-х гг. Переходя непосредственно к финнизации Карелии, стоит обратить внимание на сложность взаимоотношений между руководством Тверского округа, КАССР и центром, а так же на возникшую полемику между сторонниками создания карельской письменности. Наконец, заключительной частью главы должно стать рассмотрение влияния языкового строительства и его последствий для образовательной и культурной жизни в республике. Основными источниками при написании данной работы являются в основном работы историков в сборниках и периодических изданиях, сборники документов, опубликованные материалы VIII Всекарельского съезда и данные о работе Карельского правительства, а так же статистические данные “Карельской организации КПСС в цифрах, 1921-1984” и “Населения Карелии” И. П. Покровской. Значительное внимание в литературе уделяется в основном двум вопросам: переселенческой политике и культурно-языковому строительству. Первая вышеуказанная проблема широко представлена в работах А. И. Андриайнена, И. Р. Такала, Н. В. Лаврушиной, изучающих переселение в Карелию американских финнов и их положение в республике. В исследованиях И. Р. Такала используется в значительной степени архивный материал с его глубоким анализом, что позволяет на первом этапе работы с темой национальной политики не прибегать к самостоятельному изучению архивных данных, а лишь ознакомиться на её примере с обработкой документов. Особенно большое значение имеет то, что в работах исследователей 90-х гг. привлекается в достаточно большом количестве литература финских учёных. При рассмотрении языковой политики используются статьи Э. Анттикоски и А. А. Левкоева, уделяющих внимание этому вопросу. Левкоев так же рассматривает тему идеи так называемой Великой Финляндии. Как и в работах предыдущих исследователей здесь привлекается огромное количество архивных материалов и иностранной литературы. Также по вопросу языковой политики важными являются работы лингвистов (А. П. Баранцев). При изучении проблемы культурных преобразований в Карелии незаменимы исследования А. И. Афанасьевой, специализирующейся по данной теме. Её работа “Культурные преобразования в Советской Карелии, 1928 – 1940” может использоваться и при рассмотрении темы формирования национальных рабочих кадров и языковой политики. В сборниках документов и материалов более широко представлены сведения по теме первой главы. Кроме того в работе привлекаются учебные пособия и очерки по истории Карелии и организации её коммунистической партии. По структуре курсовая работа состоит из введения, двух глав, каждая из которых разделена на три параграфа, и заключения.

    Глава I.

Формирование национальных рабочих кадров и переселенческая политика. § 1. 1929 год – год “великого перелома”.

Зимой 1927-1928 года разразился очередной кризис нэпа, приведший к корректировке всех направлений внутреннего и внешнего курса руководства страны. Острый кризис хлебозаготовок привёл к угрозе голода городов и армии, провалился экспортно-импортный план. Это заставило руководство страны прибегнуть к чрезвычайным мерам. Анализ причин кризиса, путей выхода из него привёл к формированию в партии двух основных точек зрения. И. В. Сталин предлагал сконцентрировать все силы в тяжёлой индустрии за счёт напряжения всей хозяйственной системы и перераспределения средств из других отраслей, в том числе лесозаготовительной и деревообрабатывающей. Н. И. Бухарин выдвинул на первый план задачу нормализации рынка: повышение закупочных цен на хлеб, покупку хлеба за границей, повышение налогов на деревенское кулачество. Он выступал за сбалансированное развитие тяжёлой и лёгкой промышленности, индустриального и аграрного сектора. Насколько жизненна была “модель Бухарина”, предполагавшая гармоничное развитие индустриального и аграрного секторов в тех конкретно-исторических условиях? В России отсутствовал один из важнейших элементов, позволяющий обойтись без значительной перекачки средств из сельского хозяйства в промышленность: массированный приток иностранного капитала. К нему можно добавить и остро стоящую в 30-х годах проблему обороны. И ещё в августе 1927 года ВСНХ отверг умеренные контрольные цифры на следующий хозяйственный год, потребовав более высоких капиталовложений в тяжёлую промышленность. Сама политика индустриализации была направлена на 1) всемерное развитие государственного сектора как основы социалистической экономики; 2) внесение в управление народным хозяйством планового начала; 3) установление новых взаимоотношений между городом и деревней с учётом расширения крестьянского спроса не только на продукты потребления, но и на средства производства; 4) сокращение непроизводительного потребления, с тем, чтобы сэкономленные средства направить на строительство новых фабрик и заводов. При этом утверждалось, что индустриализация может быть осуществлена только за счёт внутренних источников накопления, ведь СССР не мог рассчитывать на иностранные кредиты. Программа индустриализации дополнялась планом реконструкции народного хозяйства, который предусматривал: изменение техники и способов производства в направлении развития энергетических мощностей, расширение массового производства, перенесение в экономику страны передовой американской и европейской технологии, рационализацию, научную организацию труда, изменение общей структуры производства с целью развития отраслей тяжёлой промышленности, перемещение производства к источникам сырья и энергии, специализацию районов в соответствии с их природными и социальными особенностями. На апрельском объединённом расширенном пленуме ЦК и ЦКК 1929 г. Бухарин терпит поражение. Он пытается очертить последствия взятого сталинским руководством курса. Он говорил о том, что нельзя проводить индустриализацию в разорённой стране с соответственно разорённым сельским хозяйством. Разгром “правых” - Бухарина, Рыкова, Томского и др. – происходил параллельно с крушением нэпа. Все дальнейшие мероприятия характеризуются усилением роли директивного планирования, административного и полицейского нажима, развёртывание грандиозных массовых кампаний, направленных на ускорение темпов социалистического строительства. И. В. Сталин и его соратники выступали активными сторонниками свёртывания нэпа. Под его давлением была дана установка на максимальные темпы индустриализации. Госплан предложил Совнаркому в начале 1929 года два варианта пятилетнего плана. Один из этих вариантов (оптимальный) превосходил другой (отправной) примерно на 20%. Совнарком после первого рассмотрения стал рекомендовать только оптимальный вариант. В апреле 1929 г. XIV партконференция одобрила, а в мае того же года V съезд Советов СССР окончательно утвердил оптимальный вариант пятилетнего плана (на 1928/29-1932/33 гг. ). “Нет таких крепостей, которые бы большевики не взяли” [1 Цит. по кн. :Левандовский А. А. Россия в XX веке/Левандовский А. А. ,Щетинов Ю. А. – М. :Просвещение, 1998. – С. 230], - заявил И. В. Сталин, и под гипнозом этих слов плановые задания с ноября 1929 г. и вплоть до середины 1932 г. неоднократно повышались. Основным источником средств, как уже отмечалось ранее, должны были стать доходы от монополии внешней торговли золотом, лесом, пушниной, колхозным и совхозным зерном и частично другими товарами. На вырученную валюту в страну ввозилось новейшее технологическое оборудование для строящихся заводов (доля установленных на них импортных станков и другой техники достигала в годы первой пятилетки 80-85%). Есть и ещё один источник для проведения индустриализации, кажущийся порой удивительным и непостижимым – духовная энергия трудящихся. О нём нельзя забывать, ведь, прежде всего человек стоит в центре внимания историков. “Как видно из воспоминаний о тех годах , - писал один западный историк , - мощным стимулом для множества людей служила мысль о том, что за короткий срок ценой изнурительно-тяжёлых усилий можно создать лучшее, то есть социалистическое общество”1 [1 Левандовский А. А. Указ. Соч. – С. 230]. §2. “Текущие задачи национальной политики в Карельской автономной Советской Социалистической республике”. Какая роль отводилась Карелии в деле индустриализации страны? Сумела ли Карелия перестроить свою работу в соответствии с требованиями реконструктивного периода? Осуществлён ли был здесь на практике лозунг партии “лицом к производству”? Такие вопросы необходимо поставить и решить при рассмотрении данной темы. Как известно, ведущей отраслью народного хозяйства Карелии было лесное хозяйство. И, прежде всего значение его велико было, потому что продукция лесной промышленности составляла весьма существенную долю в экспорте Советского Союза. Следовательно, и вопрос о перестройке работы Советов Карелии делающих основной упор на лесную промышленность являлся ключевым. Именно с ним будет связана первая глава. “Начало перестройки работы Советов Карелии было положено решением ЦК ВКП(б) от 29 июля 1929 г. по докладу карельской парторганизации”2 [2 Карташев Г. Советы в борьбе за пятилетку в четыре года//Советская Карелия. Очерки партийного советского и культурного строительства АКССР. – М. ,Л. :Ленсоцэкгиз, 1933. – С. 127], - пишет Г. Карташев. Но, по всей видимости, нужно искать начало в более раннее время. Начать, прежде всего, стоит с VIII Всекарельского съезда Советов. Уже в первый день заседания 8 января 1929 г. Шотман говорил о том, что нужно “…поднять на 50% больше экспорт, чем в прошлом году…В Карелии населения 270 тыс. человек, но задание Вам дано, которое другой народ выполнил бы, если бы у них было 300 тыс. человек… Гюллинг сказал, что для того, чтобы выполнить это задание для нашего Союза чрезвычайно важное – экспорт леса, для этого необходимо привезти сюда около 25 тыс. человек”3 [3 Цит. по кн. : Всекарельский съезд Советов, 8-й. Протокол. – Петрозаводск: изд. КарЦИКа, 1929. – С. 6]. В этот сложный для Карелии период у руководства республики находились красные финны, которым (прежде всего Э. Гюллингу) принадлежала идея создания в непосредственной близости от Финляндии советской автономии. Гюллинг планировал, что Карелия превратится в первую красную советскую республику на Севере. В начале 1928 г. в финноязычном журнале “Коммунисти” была опубликована его статья рассчитанная на красных финнов. В ней он обосновал свои взгляды на взаимосвязь финской идеи и советского социализма. По мнению Гюллинга развитие Карелии указывает направление для сотрудничества родственных финскому народу пролетариев с победой социализма в Финляндии. По его мысли историческая задача Финляндии – “способствовать экономическому и культурному подъёму соплеменников”1 [1 Цит. по кн. :Кангаспуро М. Финская эпоха советской Карелии//В семье единой: Национальная политика партии большевиков и её осуществление на Северо-Западе России В 1920 – 1950-е годы. – Петрозаводск, 1998. – С. 131]. К числу последних он относил карелов, ингерманландцев, живущие в Поволжье родственные финнам племена. А роль Финляндии заключалась в руководстве и опоре для тружеников родственных финскому народов. А. А. Левкоев пишет о том, что к “числу особых задач возлагавшихся на Карельскую автономию с полным основанием можно отнести реванш за поражение в Финляндской революции 1918 г. ”2 [2 Левкоев А. А. Карельская автономия в системе советско-финляндских отношений 1930 гг//Новое в изучении истории Карелии. – Петрозаводск, 1994. – С. 109]. В составленной председателем ЦИК АКССР С. Нуортева “Декларации об образовании АКССР”, вошедшей в проект конституции 1926 г. , говорилось: “Свободная Карельская Республика как борец за власть рабочего класса на отдалённой северо-западной окраине Федеративной Советской Республики, будет неделимо важной ступенью в великой задаче по устройству всемирного советского строя”3 [3 Там же. – С. 109]. При этом не отвергалась и перспектива образования пролетарского финляндского государства. А. А. Левкоев пишет: “В своей статье “Первый договор между социалистическими государствами” и посвящённой десятилетнему юбилею революции в Финляндии, председатель СНК республики Э. Гюллинг, вспоминая об упущенных возможностях, указал, что “объединение с Финляндией в рамках пролетарского государства на основе подлинного права на самоопределение живущих по соседству финских племён – карел и ингерманландцев – привело бы к появлению жизнеспособного государственного образования”, которое оказало бы помощь поволжским и финоуграм, “ещё в более сложных условия создающим пролетарскую культуру и государственность на родных языках”4 [4 Там же. – С. 109]. Исходя из этих соображений, и проводилась, в принципе, национальная политика в Карелии в период с 1929 по 1933 годы. Об ориентации на идеи Э. Гюллинга можно судить по сравнительным данным составов VII и VIII Всекарельского съезда Советов. Так, исходя из данных таблицы о составе по национальности, можно сделать вывод: несмотря на увеличение доли русских в составе VIII Всекарельского съезда появляются финны. 1 [1 Цит. по кн. : Всекарельский съезд Советов, 8-й. Протокол. – Петрозаводск: изд. КарЦИКа, 1929. – С. 118]  

    русские
    карелы
    финны
    чудь
    прочие
    VII съезд
    128(56, 1%)
    69(30, 3%)
    //\\
    31(13, 6%)
    //\\
    VIII съезд
    140(60%)
    63(27, 5%)
    21(9%)
    5(2, 2%)
    3(1, 2%)

Национально-романтические взгляды переплетались теснейшим образом с планами индустриализации СССР. На второй день заседания VIII Всекарельского съезда Советов Э. Гюллинг выступил с отчётным докладом, в котором он чётко выразил свою мысль о том, что “рост…хозяйства строится на эксплуатации природных богатств Карелии, главным образом леса. Это основной стержень…развития”2 [2 Там же. – С. 18]. Темпы лесозаготовок с 1925 г. непрерывно возрастали: так если в 1925-26 гг. было заготовлено 2. 900. 000 кубометров лесоматериалов, то в 1927 г. – 3. 400. 000 к. м. , а в 1928-29 гг. было намечено заготовить 5. 200. 000 к. м... Именно в связи с планом заготовок на 1929 г. , цифры которого были значительно увеличены, необходимо было, чтобы выполнить задание по лесозаготовкам, по мнению Гюллинга, привлечь в Карелию около 25 тысяч человек из разных областей Советского Союза, прежде всего родственных финскому населению. По вопросу привлечения местных националов в производство уже на VIII съезде возникли разногласия. В докладе Наркомтруда АКССР говорится о необходимости взятия решительного курса по созданию кадров карельского пролетариата путём: А) создания при промпредприятиях в первую очередь деревообрабатывающей, горной и металлургической промышленности, специальных курсов подготовки рабочих из подростков и переростков националов; Б) увеличения на предприятиях процента брони из националов и В) посылки на работу через Биржу Труда националов наравне с членами союза. Так Власов, представитель Карпрофсовета, понимая, что 9% национальной прослойки на предприятиях это мало и нужно принимать, безусловно, какие-то меры, в то же время негодует: “…Эти меры должны быть иного порядка, чем это предлагается в тезисах Наркомтруда. В этих тезисах говорится, что националы должны посылаться на работу наравне с членами союза. Если бы мы стали проводить этот пункт, то мы столкнулись бы с затруднениями. Во-первых, мы создали бы огромную безработицу среди русских и, во-вторых, искусственно оттянули бы из деревни тех националов, которые в обычных условиях там жили бы всё время”1 [1 Цит. по кн. : Всекарельский съезд Советов, 8-й. Протокол. – Петрозаводск: изд. КарЦИКа, 1929. – С. 151]. Таким образом, в проведении национальной политики в самом руководстве не было полного единодушия. Но всё же, несмотря ни на какие разногласия, политика финнов претворялась в жизнь, начиная с 1929 г. и до 1933 г... VIII Всекарельский съезд Советов принял пятилетний план развития народного хозяйства и культуры Карелии. Были открыты широкие перспективы. Предусмотренные планом темпы подъёма промышленности республики были более высокими в сравнении со средними показателями по стране. Как уже говорилось ранее, наибольшее развитие должна была получить лесозаготовительная, деревообрабатывающая и целлюлозно-бумажная промышленность. Генеральная линия партии внимательного отношения к национальным чувствам народов была направлена на быстрейшую ликвидацию фактического неравенства между отсталой окраиной и передовыми центрами страны, то есть ликвидацию отсталости ранее угнетённых народов, создания национальных кадров, развития национальных культур. В 1928 г. Карелия была подчинена Ленинградскому обкому ВКП(б). М. Кангаспуро полагает, что это означало “конец экономической автономии”, и “с этого момента направление развития республики однозначно определялось решениями центра”2 [2 Кангаспуро М. Указ. соч. – С. 129]. В своей статье он приводит слова Герхарда Зимона: “Первый пятилетний план с самого начала был обращён против самоуправления национальных автономий. Централизация противопоставлялась регионализации и самостоятельному развитию окраинных областей. Это означало интеграцию их экономики с российской в качестве поставщиков сырья”3 [3 Цит. по кн. : Там же. – С. 129 ]. Конечно, влияние центра было очень сильным. Но внимание Москвы и Ленинграда было вполне естественно. Находившиеся у руководства республикой красные финны с их особым взглядом на западного соседа Финляндию не вызывали особого спокойствия у центра. Каждая из сторон “тянула верёвку в свой угол”. Центру было необходимо получать доход с экспорта карельского леса и продукции лесной промышленности. Финское же руководство стремилось к как можно большей независимости от центра. В июле 1929 г. вопрос о национальной политике в Карелии рассматривался в ЦК и Оргбюро ВКП(б). Москва одобрила политику финнов, и после её указаний в республике был проведён IV объединённый пленум Карельского обкома и областной контрольной комиссии ВКП(б). Ответственный секретарь обкома Густав Ровио сделал доклад “Текущие задачи национальной политики в Карельской автономной Советской Социалистической республике”. Задачи предусматривали значительное расширение общественных функций финского литературного языка и интенсивную подготовку национальных кадров для различных отраслей народного хозяйства. Кроме того, одобрение Политбюро ЦК ВКП(б) получили инициативы Г. Ровио и Э. Гюллинга по привлечению в Карелию американских финнов – специалистов в лесном хозяйстве и по развёртыванию на базе Отдельного Карельского егерского батальона егерской бригады. Областной контрольной комиссией ВКП(б) и обкомом была одобрена программа карелизации. Её основные положения были направлены на: “1. Увеличение доли национального рабочего класса (переселение и коллективизация). 2. Расширение национального профессионального и политического образования (квоты). 3. Увеличение доли националов среди членов партии, даже если они и не являются рабочими. 4. Увеличение количества националов в советах и других административных и хозяйственных органах (в том числе за счёт формально некомпетентных или выдвиженцев). 5. Преобразование национальных школ в финские и увеличение числа финноязычных учителей. 6. Значительное расширение издательской деятельности на финском языке, в том числе увеличение завоза литературы, опубликованной в Финляндии, поскольку в Финляндии есть значительное количество идеологически вполне пригодной и весьма важной литературы. 7. Открытие в Петрозаводске национального театра и дома просвещения. 8. Преимущественное развитие пограничных национальных районов. 9. Выбор места жительства переселенцев в соответствии с их национальностью так, чтобы русские поселялись бы в русских районах, а националы – преимущественно в национальных районах”1 [1 Цит. по кн. : Кангаспуро М. Указ. соч. – С. 136]. Помимо этого были предоставлены сведения о национальном составе руководящих советских органов. Показатель карелизации в высших советских органах был большим. В ЦИК и СНК националы (финны и карелы) составляли большинство. В районных исполкомах доля националов составляла 40%, а в сельсоветах – 53, 5%. В других организациях положение было хуже. Вопрос о коренизации аппарата привлекал внимание всех съездов и совещаний органов юстиции Карелии. Её постоянный недостаток стал следствием создания “института практикантов”, помимо этого националам теперь отдавалось предпочтение при командировании на юридические курсы. В районах с национальным населением было создано к 1932 году семь судебных участков с судоговорением на родном языке. Задача выращивания кадров из националов была особенно важна: “Необходимо ковать…кадры из националов, создавать из них хороших большевиков, ибо на одних присылаемых нельзя вывести ту колоссальную работу, которая там (в национальных республиках) развёртывается”1 [1 Цит. по кн. :Славин И. Революционная законность в Карелии (1917 – 1932 гг)//Советская Карелия. Очерки партийного советского и культурного строительства АКССР. – М. ,Л. :Ленсоцэкгиз, 1933. – С. 214]. В свете этих указаний и специальных постановлений IX Всекарельского съезда Советов НКЮАКССР решил увеличить в органах юстиции национальную прослойку (карелы, финны) с 18 до 24 человек. Ещё в 1930 г. была поставлена задача, которая предусматривала обслуживание национальных районов в полной мере на национальном языке, с учётом нового районирования и национальных особенностей. Четыре из шестнадцати судебных участков перешло уже тогда к судоговорению и делопроизводству на финском языке, и два национальных участка – только к судоговорению на национальном языке. В 1933 г. число последних было увеличено до пяти. Состав участковых прокуроров, хотя и был укомплектован на 50% националами, всё же не мог полностью обслуживать национальные районы, так как судебные участки были слишком обширны по своей территории. Ещё в 1927 г. не совсем удачно были построены так называемые смешанные районы. Из 69. 895 человек населения смешанных районов 69, 2% составляло русское население, а 30, 8% составляли националы. Такое положение тормозило коренизацию государственного аппарата и культурно-просветительских учреждений АКССР. “Из 26 районов только 12 были чисто национальными, а остальные 14 состояли из 8 русских и 6 смешанных районов, то есть фактически тоже русских”2 [2 Бихдрикер Д. Коренизация Советского аппарата, подготовка национальных кадров и административное районирование//Советская Карелия. Очерки партийного советского и культурного строительства АКССР. – М. ,Л. :Ленсоцэкгиз, 1933. – С. 203], - пишет Д. Бихдрикер. Следовательно там не могло быть серьёзной коренизации. В 1930 г. было проведено новое административно-территориальное районирование. Теперь из 19 районов 4 было заселено русскими (вместо 8), смешанных же стало 5 (вместо 6), остальные 10 районов были с карельским и вепским населением (9 карельских и 1 вепский район). В смешанных районах удельный вес националов составлял теперь 19, 5%. Таким образом удалось уменьшить число националов в смешанных районах на 6. 920 человек (10. 615 вместо 17. 535), то есть на 39, 8%. Кроме того был повышен удельный вес национальных районов в республике с 43% до 57%. Эти мероприятия были направлены на улучшение обслуживания национальных меньшинств. В постановлении Президиума ЦИК КАССР по докладу Наркомата РКИ КАССР о подготовительной работе к чистке советского аппарата от 29 июня 1929 г. обращается особое внимание “…на коренизацию низового советского аппарата в районах с большим количеством карельского населения, а так же пограничных”1 [1 Советы Карелии, 1917 – 1992: Документы и материалы/Сост. С. В. Бархатова и др. – Петрозаводск: Карелия, 1993. – С. 142]. По национальности члены советов и исполкомов распределились таким образом, что в сельсоветах в 1929 г. карелы составляли 49%, превышая долю русских (46, 2%). Вепсы составляли 2, 9%, число финнов же было ещё меньше – 1, 6%. В РИКах число русских, наоборот, увеличивается (55, 7%). На карелов приходится 33, 3%, вепсов - 3, 6%, финнов - 6, 7%. В Горсоветах дело обстояло иначе. Число русских здесь было в абсолютном большинстве (76, 4%). Карелы составляли всего лишь 3, 9%. Финны и вепсы вообще отсутствовали. Эти цифры не были случайностью. Карелы и вепсы, являясь коренным населением республики, жили преимущественно в сельских районах, поэтому при выдвижении на руководящие должности в сельсоветах они составляли большинство. Наименьшей доля националов была среди творческой и технической интеллигенции. Русские составляли абсолютное большинство среди рабочих, которые были провозглашены ведущим классом общества, и, естественно это было большой проблемой. Результаты политики коренизации в Карелии в 1930 г. соответствовали в удельном отношении ситуации в других автономиях европейской части Российской Федерации. В последующие три года доля национального населения среди работников центрального аппарата в Карелии уменьшалась, но не значительно (-1%). Ко всему прочему положение республики было осложнено ещё и тем, что она входила в число автономий с долей национального населения меньше половины. В 1926 г. , еще до начала промышленной миграции, она составила 37, 4 %. Согласно тезисам Г. Ровио в руководящих кругах, среди партийного аппарата, также наблюдался неверный национальный курс. Доля русских среди членов партии превышала их долю в общей численности населения. На 1 января 1929г. в партийной организации их состояло 64, 23%. Карелов среди членов партии было значительно меньше, чем их доля в общей численности населения. В партийной организации они составляли 15, 46%. За пределами обсуждения остался важнейший вопрос - особое положение финнов. В партии их насчитывался 541 человек, то есть чуть меньше, чем карел(587 чел. ). Но доля финнов в общей численности населения, по сравнению с карелами была примерно в 40 раз меньше. В целом успехи, достигнутые в области коренизации аппарата на 1 июля 1931 года, выражались в следующих цифрах: “1)доведено до 22, 4% количество работников центральных учреждений, владеющих карело-финским разговорным языком; 2)доведено до 11, 8% число работников центральных учреждений, владеющих финской письменностью; 3)доведено до 12, 7% число работников националов в центральных учреждениях; 4)число карел и финнов в выборных органах доведено: по КарЦИКу до 67, 2%, по РИКам до 46, 5% и по сельсоветам до 55, 1%”1 [1 Цит. по кн. Бихдрикер Д. Указ. соч. – С. 193]. Вопрос об увеличении количества иноязычных кадров и их выдвижение на руководящие должности был очень важен. Решение секретариата Карельского обкома о национальных квотах для учебных заведений принятое в сентябре 1929 г. , было первым шагом использования карелизации в качестве политики, направленной на цели красных финнов. В Карелии были введены квоты, означавшие преимущества по национальному признаку. Это было ошибкой, так как зачастую их следствием являлось отстранение лучше образованных русских. Отсюда нехватка подготовленных национальных кадров. Ведь количество образованных красных финнов не было безграничным. В мае 1932 г. СНК принял постановление, по которому чиновники обязывались повысить количество националов среди учащихся техникумов и других учебных заведений до 60%. Ранее ставилась цель, чтобы националам отводилось до 50% мест в учебных заведениях. Однако и эта задача оказалась для многих из них непосильной. Постановление означало так же, что под видом осуществления национального равноправия, существенно ограничивался доступ к образованию русских, составлявших большинство населения Карелии. Для 65% русского населения Карелии оставалось лишь 40% мест в учебных заведениях. Для националов же, составлявших 35%, резервировалось 60% мест. Но так как от образования нельзя было ожидать немедленной отдачи в деле подбора подходящих людей на руководящие должности, было решено назначать на эти должности карелов, финнов, вепсов, отличившихся в труде, даже несмотря на их недостаточное образование. Это противоречило третьему пункту программы карелизации, где предусматривалось увеличение доли националов среди членов партии, даже если они не являлись рабочими. В свою очередь сам третий пункт не соответствовал указаниям ЦК ВКП(б), согласно которым основной упор следовало делать на расширение членства рабочих. До 1929 г. их численность составляла меньше половины, поэтому ЦК ВКП(б) уделял этому особое внимание. Не остался в стороне и вопрос о “выращивании и увеличении пролетарских элементов из националов при наборе дополнительной рабочей силы на предприятиях, в особенности на вновь открываемых”1 [1 Рабочий класс Карелии в период построения социализма в СССР, 1926 – июнь 1941/Отв. ред. Г. И. Мезенцев. – Петрозаводск: Карелия, 1984. – С. 10 ]. Местное карельское и вепское население, составляя в общей численности меньший процент, чем русские, проживало в основном в сельской местности. Так или иначе, они были в большей мере связанны с деревней и соответствующим образом жизни. Поэтому одной из важнейших установок пятилетнего плана было “…создание кадров из рабочих националов при новых фабриках и заводах…”2 [2 Цит. по кн. :Некоторые данные о работе карельского правительства. – Петрозаводск, 1929. – С. 65]. Проблема рабочей силы влияла на выполнение производственных планов, в целом на Карельское народное хозяйство как непосредственно, так и косвенно. В постановлении VIII Всекарельского съезда Советов, заслушавшего доклад Наркомтруда, отмечалось отставание в подготовке квалифицированной рабочей силы от растущей в ней потребности. Фиксируя ряд недочётов в деле профтехнического образования, было предложено всем “заинтересованным органам совместно с профсоюзами: А) составить уточнённый пятилетний план воспроизводства квалифицированной рабочей силы до окончательного утверждения пятилетнего плана, увязав его с планом промышленности Карелии; Б) принять решительные меры по налаживанию и укреплению существующей сети школ фабзавуча и организации всех ФЗУ в соответствии с потребностью промышленности, а так же приспособить лесной техникум к выпуску специалистов по лесозаготовкам и сплавам; …

Е) проводить контрактацию оканчивающих ВТУЗы и техникумы преимущественно из местного населения; Ж) установить категорическую необходимость решительного втягивания в систему профтехнического образования карельской молодёжи из батраков и беднейшей части населения”3 [3 Цит. по кн. : Всекарельский съезд Советов, 8-й. Протокол. – Петрозаводск: изд. КарЦИКа, 1929. – С. 260-261]. Это постановление было следствием того, что на 1929 г. в техникумах русских обучалось 245 человек, а националов – 259 человек; в профшколах, соответственно – 115 и 53 человека, в ФЗУ – 91 и 6 человек, в ВУЗах 94 и 32 человека. При комплектовании учреждений по профобразованию ставилось целью подготовка квалифицированной рабочей силы из карельского населения. Поэтому в них карел должно было приниматься от 50% до 75%, с привлечением при этом так же карел из Тверской губернии. Это мотивировалось недостаточностью национального населения Карелии, вследствие чего привлечение квалифицированных сил, и особенно рабочих, извне Карелии было необходимо. Для того чтобы осуществить это нужно было организовать школы повышенного типа с обучением именно на финском языке в других районах РСФСР с карельским и финским населением (Тверская губерния, Ленинградская область). По замыслам карельского руководства республика должна была участвовать в финансировании этих учреждений. Оканчивающие такие школы должны были закрепляться за Карелией путём предоставления им стипендии. За 1927-1929 гг. включительно было пропущено через разные формы и методы подготовки и переподготовки советских кадров 671 человек. Из них национальных кадров (карел, финнов) подготовлено и переподготовлено было 403 человека или 60, 1%. В 1930 г. всего через подготовку и переподготовку прошло 336 человек, националов - 181 человек или 54%. А в 1931 г. переподготовлено было и того меньше – 355 человек, из них националов 175 человек или 57%. Таким образом, наблюдается тенденция к снижению подготовки и переподготовки кадров. §3. Переселенческая политика.

Проблема рабочей силы продолжала оставаться главной в те годы. “Лесозаготовительные организации не были готовы к активной вербовке рабочей силы, надеясь на “естественный приток”. Это привело к тому, что в лесной промышленности в 1931 г. потребность в рабочей силе была обеспечена только на 50%”1 [1 Аутио С. Лесное хозяйство Карелии в 1930-е годы “лицом к лесу”//Национальная государственность финно-угорских народов Северо-Западной России (1917 – 1940 годы). – Сыктывкар, 1996. – С. 48], - пишет Сари Аутио. В связи с резко возросшими рубками, вывозками и сплавом местной рабочей силы стало не хватать. Сезонные рабочие, прибывавшие сюда, увеличивали производственные затраты, ведь рабочих нужно было доставлять из-за пределов Карелии. Подобная практика стала убыточной из-за расходов на перевозки и низкой производительности труда сезонных рабочих. Руководство Карелии выступало неоднократно с предложениями к Московскому и Ленинградскому областным исполкомам “…оказать широкое содействие Карелии в направлении на её территории переселенцев из числа карел, проживающих в этих областях…”1 [1 Рабочий класс Карелии в период построения социализма в СССР, 1926 – июнь 1941/Отв. ред. Г. И. Мезенцев. – Петрозаводск: Карелия, 1984. – С. 6-7]. Ввиду небольшой активности этих исполкомов карельское руководство всё же делало ставку на использование местной рабочей силы из-за её низких производственных затрат. Но всё же целью было заполучить в Карелию на постоянное жительство квалифицированных рабочих. Был найден ещё один путь создания квалифицированных рабочих кадров. Началась широкомасштабная кампания по вербовке иностранной рабочей силы из США, Канады и Финляндии. В начале 30-х годов переселенческое движение зарубежных трудящихся финнов в Карелию получило особенно широкий размах. По подсчётам И. Р. Такала в республику в 1932 г. их приехало 75% от общего количества мигрантов. Из них 3. 754 человека были переселенцы из Финляндии и Северной Америки, остальные 4. 000 человек – финноперебежчики. Вообще И. Р. Такала делит условно финских иммигрантов советского периода на три группы, взяв за основу причины миграции, время прибытия и место их исхода. Это – политэмигранты или, иначе говоря, красные финны, перебежчики и североамериканские переселенцы. До 1930 г. в Карелию главным образом прибывали политэмигранты. По некоторым подсчётам в середине тридцатых годов их насчитывалось 2-3 тысячи человек. Они прибывали на работу в Карелию через Петроград (Ленинград) на протяжении всех двадцатых годов и трудились в самых разных областях народного хозяйства. Большинство из них, переехав в Советский Союз, вступало в члены ВКП(б). До середины тридцатых годов политэмигранты занимают видные должности в партийном советском государственном аппарате. Они руководили крупными предприятиями, учреждениями, организациями типа МОПРа, Осоавиахима. Работали так же в области культуры, науки, образования, промышленности. При этом они составляли всего лишь 0, 9% от всего населения Карелии. Большую часть всех мигрантов составляли перебежчики. Начиная с 1930 года, когда Европу захватил мировой капиталистический кризис (1929-1933), большие группы людей, спасаясь от голода, нищеты и прочих бедствий, самостоятельно начинали переходить советско-финскую границу на всём её протяжении. “По приблизительным подсчётам, - пишет И. Р. Такала, - в 1930-1934 гг. из Финляндии в Советский Союз ушло свыше 12 тысяч человек”1 [1 Такала И. Р. Национальные операции ОГПУ/НКВД в Карелии//В семье единой: Национальная политика партии большевиков и её осуществление на Северо-Западе России в 1920 – 1950-е годы. – Петрозаводск, 1998. – С. 170]. Немалую роль в этом сыграла широко развёрнутая пропагандистская кампания, развёрнутая карельским руководством и финляндскими коммунистами. Большую часть перебежчиков составляли промышленные рабочие из Северо-восточной Финляндии. Все они работали на лесозаготовках и вспомогательных работах. Среди них были квалифицированные специалисты (электротехники, строители и т. д. ). Перейдя границу, эти люди сразу попадали в карантинные лагеря ОГПУ. После проверки их направляли на работы в различные регионы СССР или систему ГУЛАГа, ведь за нелегальный переход границы давали тогда до трёх лет лагерей. Эта группа находилась в самых тяжёлых условиях. Администрации лесопунктов, пользуясь полусвободным положением финперебежчиков (они находились под постоянным контролем ГПУ и не имели документов), заставляла трудиться их на самых сложных отдалённых участках и по заниженным расценкам. Заработная плата была разной, но в целом низкой, выдавалась она нерегулярно. Проживали такие люди в специальных посёлках в сырых бараках. Отказ от работы приравнивался к забастовке. Отчаяние и недовольство среди финперебежчиков росло с каждым днём. Они писали заявления с просьбой отправить их обратно в Финляндию: “Лучше идти в тюрьму, чем работать в таких условиях”2 [2 Цит. по кн. : Такала И. Р. Финское население советской Карелии в 1930-е годы//Карелы. Финны: Проблемы этнической истории. – М. , 1992. – С. 163]. Другие, кто пытался, не надеясь ни на что, бежать поодиночке и целыми семьями, естественно, попадали уже в настоящие лагеря. В середине тридцатых годов в Карелии насчитывалось приблизительно 5. 000 финнов, иммигрировавших в СССР из Америки. Важную роль в деле организации финского переселения из Северной Америки сыграл председатель СНК АКССР Э. Гюллинг. В декабре 1929 года в СНК РСФСР им было направлено письмо, характеризующее положение с рабочей силой в республике. В частности, в нём говорилось: “Быстрое развитие лесной промышленности, лесоэкспорта и тем самым лесозаготовок, вызвало в Карелии острый недостаток в рабочих лесорубах, возчиках и сплавщиках. Этот вопрос в Карелии является в настоящий момент особой трудноразрешимой проблемой. Несмотря на принятые меры механизации увеличения производительности труда, из года в год растёт количество рабсилы, привозимой на время работы лесозаготовок извне Карелии. В настоящий момент количество привозных лесорубов составляет 60. 000. Будущий год ставит вопрос ещё более остро, и, кроме того, вербовка в таких количествах… при развитии лесозаготовок и экономики в других частях РСФСР, откуда идёт вербовка, делает её из года в год более затруднительной”1 [1 Цит. по кн. :Лаврушина Н. В. Из истории появления североамериканских финнов в Карелии в начале 1930-х годов// Карелы. Финны: Проблемы этнической истории. – М. , 1992. – С. 177]. Выход из создавшегося положения виделся в создании постоянных кадров лесных и промышленных рабочих. “Чтобы облегчить организацию этих кадров и создать ударные группы их”2 [2 Там же. – С. 177], предполагалось ввезти некоторое число лесных рабочих из северной и средней Финляндии и, кроме того, “небольшую группу лесорубов-финнов из Канады, которые, прибыв со своими рабочими инструментами, могли бы с собой привезти и быстро привить американские методы работы на лесозаготовках”3 [3 Там же. – С. 177]. Нельзя забывать и о том, что обращению карельского руководства к идее использования рабочих из Северной Америки, способствовали не только экономические трудности и потребность в рабочей силе. Здесь присутствовало и желание самих американских финнов работать в Карелии. “Движимые чувствами пролетарского интернационализма”4 [4 Андриайнен А. И. Движение пролетарской солидарности зарубежных финских трудящихся с Советской Карелией//50 лет Советской Карелии. – Петрозаводск, 1970. – С. 191], некоторые из них прибыли сюда из идейных побуждений. Это были как члены коммунистических партий, так и беспартийные, “преданные делу рабочего класса”5 [5 Там же. – С. 191]. В одном из заявлений Центральному Исполнительному Комитету КАССР они писали: “Мы приехали в Советский Союз, для того чтобы вместе с вами строить социализм, ни один из нас не поедет обратно в Америку. Мы будем вместе с рабочим классом первой в мире советской страны строить социализм. Просим Карельский Центральный Комитет возбудить ходатайство перед Союзным правительством о предоставлении нам права гражданства СССР. В случае военной интервенции, которую затевают империалисты против СССР, мы все как один встанем на защиту отечества пролетариата всего мира”6 [6 Там же. – С. 192]. В 1929 г. к Карельскому правительству обращалась с предложениями группа (50 человек) из Канады. Но переселение из Северной Америки сразу же пошло не так, как планировал Э. Гюллинг. Целый ряд организаций, начиная с ОГПУ, всячески препятствовали этому: “…приглашение из Канады в КАССР финских лесорубов…считает нежелательным…”7 [7 Цит. по кн. :Лаврушина Н. В. Указ. соч. - С. 178]. В марте-апреле 1930 г. было отправлено новое письмо в СНК РСФСР. В нём подчёркивалось, что “…крупнейшими тормозами для развития лесной промышленности в крае является низкая производительность труда и острый недостаток рабсилы. Нынешняя зима достаточно ясно доказала невозможность выполнения всё расширяющихся лесозаготовительных программ без коренной реорганизации лесозаготовок и значительной интенсификации труда…”1 [1 Цит. по кн. :Лаврушина Н. В. Указ. соч. - С. 178]. Ко всему прочему Н. В. Лаврушина добавляет: “Правительством Карелии поставлен вопрос о наискорейшем освоении иностранной техники в области лесозаготовок, для чего необходимо приглашение группы финнов-лесорубов из Канады, так как они имеют опыт работы с новейшей техникой, наивысшую в мире производительность труда”2 [2 Там же. – С. 178]. Наконец в апреле того же года СНК АКССР сообщил своему представителю при Президиуме ВЦИК: “…Из-за затягивания получения письменного подтверждения о разрешении приглашения артели канадских лесорубов в АКССР нами ввиду имения принципиального разрешения послана телеграмма в Канаду о том, чтобы артель приготовилась к отъезду”3 [3 Там же. – С. 179-180]. Первая группа американских рабочих приехала в Петрозаводск к сентябрю того же года. С этого момента начинаются более массовые переселения. XVI съезд ВКП(б) в июне-июле 1930 г. признал необходимым расширение практики посылки за границу рабочих и специалистов и приглашение иностранных инженеров, мастеров и квалифицированных рабочих в СССР”4 [4 Там же. – С. 180]. Это решение повлияло на дальнейшую переселенческую политику Карелии. В 1931 г. Политбюро разрешило ввезти в республику из Канады и США 2. 000 лесорубов. К первому мая 1932 г. было завербовано 3. 734 рабочих, с членами семей – 6. 925 человек. К середине мая из них в Карелию переехало 1. 764 (3. 228) человек. Остальные не могли выехать из-за противодействия ОГПУ. Наркомат иностранных дел не выдавал въездных виз. Ещё в январе 1932 г. первый секретарь Карельского обкома Г. Ровио получил из Ленинграда пакет от С. Кирова, в котором излагались “соображения ГПУ и ЛВО по вопросу о переселенцах из Канады”5 [5 Цит. по кн. : Такала И. Р. Финское население Советской Карелии в 1930-е годы// Карелы. Финны: Проблемы этнической истории. – М. , 1992. – С. 164]. В нём говорилось, что в Карелию планируется в 1932 г. завезти 10. 000 человек, но вопрос о расселении иностранных рабочих не был решён. “…Высказывая в целом сомнения относительно целесообразности массового завоза в Карелию иностранной рабочей силы, авторы документа “по соображениям оборонного порядка” предлагали невозможным расселение иностранцев в нижеперечисленых районах и пунктах Карелии”6 [6 Там же. – С. 166], - пишет И. Р. Такала. Представитель ОГПУ Медведев и член РВС ЛВО Славин указывают целый ряд районов, пограничных с Финляндией, таких как Кандалакшский, Кестеньгский, Ребольский и др. , где, по их мнению, находятся стратегические тракты, антисоветские элементы и т. п. Но, тем не менее, предложение и запреты ГПУ не были приняты в полном объеме: американские финны работали во многих “запретных” районах. И всё равно переселенческие процессы продолжали тормозиться. Это, например, видно из случая, когда Наркомат иностранных дел не выдавал въездных виз. Г. Ровио говорил о скандальном положении. Он, обосновывая свои просьбы к ЦК ВКП(б) воздействовать на ОГПУ и НКИД с тем, чтобы они немедленно возобновили выдачу виз, приводит целый ряд фактов, доказывающих целесообразность переселенческой политики. “Завоз ведётся на безвалютной основе, рабочие едут за свой счёт и при этом везут необходимый инструмент и машины. В общей сложности в Карелию было завезено оборудования на сумму свыше 130. 000 долларов”1 [1 Цит. по кн. : Такала И. Р. Финское население Советской Карелии в 1930-е годы// Карелы. Финны: Проблемы этнической истории. – М. , 1992. – С. 166], - пишет И. Р. Такала. К тому же американские финны отдавали свои сбережения в заём Карельскому СНК для покупки оборудования. И в большинстве своём это были квалифицированные специалисты. Руководство Карелии пыталось придать переселенческому движению организованный характер. В 1931 г. в Петрозаводске было создано специальное переселенческое управление. В Нью-Йорке и Торонто были созданы общества “Техническая помощь Карелии”, которые возглавили всю работу по организации технической помощи Карельской АССР, а также по отбору необходимых для Карелии квалифицированных кадров и организации их въезда в СССР. Трудились американцы во всех отраслях промышленности, почти во всех районах республики. Финские трудящиеся США и Канады оказали трудящимся Карелии значительную помощь промышленным оборудованием, инструментами, машинами. Для приобретения необходимой в Карелии техники был создан фонд техники, куда каждый поселенец мог добровольно внести свои сбережения. В него вкладывали деньги также и те, кто не мог в силу каких-либо причин выехать на работу в Карелию. Всего, по неполным данным, на личные сбережения финнов, отданные займы Советскому государству, в Америке для Карелии было закуплено машин и инструментов на сумму 500. 000 долларов (1 млн. рублей в золотой валюте). Часть этого оборудования вместе с продуктами питания, одеждой и обувью переселенцы привозили с собой. Большую помощь американские финны оказывали хозяйственным организациям КАССР в подготовке и переподготовке кадров квалифицированных рабочих путём индивидуального шефства над молодыми рабочими или через бригадное обучение. Конечно, условия жизни и труда американских переселенцев отличались от положения, в котором оказались финперебежчики, однако разница иногда была не столь велика. Многие рабочие использовались не по специальности. Производительность труда зависела от условий Карелии. Часть переселенцев оказалась просто не готова к ним. Стимулов к хорошей работе было тоже немного: рациональные предложения иностранцев во многих случаях игнорировались, их опыт не перенимался. Да и разброс в зарплате был очень велик. К тому же не обошлось без столкновений на национальной почве. И. Славин описывает случай с кладовщиком Союзхлеба и американскими рабочими: “Американские рабочие спрашивают кладовщика, почему он не пропускает к ним через свой двор водовоз с водой. “Иностранцы приехали нас учить, но нас учить не приходится! ” - таков был грубый и резкий ответ. Когда же один из рабочих американцев нагнулся за вожжами, чтобы всё же проехать, то на него обрушился удар пивной бутылкой по голове; другого рабочего кладовщик-хулиган ударил рейкой по спине”1 [1 Славин И. Указ. соч. – С. 216]. Таких инцидентов, очевидно, было не так уж мало. Во многом американские финны и не понимали, когда ехали в СССР ситуацию сложившуюся здесь. И. Р. Такала отмечает и цитирует: “В первое время большинство, даже коммунисты видят большие недостатки. После углублённого разъяснения со стороны парторганов они всё же понимают и начинают шире всматриваться в вещи окружающие их. У многих – остатки левацки-синдикалистских предрассудков, которые проявляются в требованиях полнейшей демократии при разрешении вопросов узаконенных правительством. Требуют права выбора руководителей работ. …В культурном уровне они значительно выше нашего рабочего, но в практических вопросах нашего строительства, в понимании трудностей законов переходного периода, особенно в тактике партии они ничего не понимают. Естественно, что адаптироваться в новых, столь непривычных часто непонятных и непохожих на то, о чём они мечтали, условиях, американским финнам было очень трудно. Среди них нарастало недовольство, чувство разочарования. Одни привыкли, другие переезжали с места на место и, в конце концов, отчаявшись, уезжали совсем”2 [2 Цит. по кн. : Такала И. Р. Финское население… С. 170]. Карелию в 1931-32 гг. покинуло 290 взрослых, из них 232 человека уехали за границу и 58 - в другие области СССР. Но нужно иметь ввиду, что это лишь сведения о тех, кто регистрировал свой отъезд.

    Глава 2.

Языковая политика и культурное развитие Карелии в 1929-1933 годах. §1. Национально-языковая политика Карелии: межнациональный язык – русский или финский? В культурной национальной политике в Карелии вопрос о национальном литературном языке 1920-30-х гг. был одним из самых острых. В эти годы проводилось активное языковое строительство, когда десятки ранее бесписьменных народов обретали впервые письменность. На XII партийном съезде 1923 г. были приняты основные принципы политики коренизации. Согласно им “…важнейшей задачей партии стало преодоление фактического неравенства народов…”1 [1 Цит. по кн. Вихавайнен Т. Национальная политика ВКП(б)/КПСС в 1920-е – 1950-е годы и судьбы карельской и финской национальностей//В семье единой: Национальная политика партии большевиков и её осуществление на Северо-Западе России в 1920 – 1950-е годы. – Петрозаводск, 1998. – С. 18]. “Под равенством понимались не только экономическая развитость, но и управление национальных территорий коренными силами. Титульные народы каждой “национальной” территории должны были быть пропорционально представлены в аппаратах партии и государства, языком управления и преподавания должен был стать “национальный” язык”2 [2 Там же. – С. 18], - замечает Тимо Вихавайнен. О самом термине “национально-языковая политика” А. А. Левкоев пишет, что это “сознательное регулирование государством языковых процессов, связанное с отношениями к различным слоям общества, с выбором форм и методов руководства и не только в области культурного строительства”3 [3 Левкоев А. А. Национально-языковая политика финского руководства советской Карелии (1920 – 1935): Препринт/РАН Кар. науч. центр. Ин-т яз. , лит. и истории. – Петрозаводск, 1992. – С. 4]. В Карелии языковая проблема была очень острой. Известно, что огромную роль в истории республики этого периода сыграли финские эмигранты-революционеры. Они осуществили целый ряд преобразований, заложивших основы развития КАССР. Споры и разногласия вызывала и вызывает до сих пор среди учёных попытка приобщения карел и вепсов, не имевших письменности, к финскому литературному языку. Изучение этой проблемы значительно дополнит знание о процессе становления государственности карел в 20-30 гг. В пределах республики по данным первой Всесоюзной переписи населения проживало 265. 662 человека, из них русские составляли 153. 967 человек, финны – 2. 544, карелы – 100. 781 и вепсы – 8. 587. Русские проживали преимущественно в восточной части Карелии (часть Петрозаводского уезда, Заонежье, Пудожский уезд, Беломорье). “Карелы занимали всю западную часть края, от линии Мурманской железной дороги до границы с Финляндией”1 [1 Баранцев А. П. Карельская письменность//Прибалтийско-финское языкознание: Вопросы фонетики, грамматики и лексикологии. – Л. , 1967. – С. 95]. Относительная многонациональность усугубляла, делала сложнее проблему выбора языка. Осложнялось это ещё и тем, что в Карелии не было единого в одинаковой степени понятного для всех карел разговорного языка. “Карельский язык содержит три наречия: собственно карельское (в средней и северной Карелии, а так же в Калининской, Ленинградской и Новгородской Областях), ливвиковское (у восточного побережья Ладожского озера и дальше вглубь Олонецкого перешейка) и людиковское (узкой полосой вдоль восточного края ливвиковского наречия, недалеко от Онежского озера)”2 [2 Алто Э. Л. Советские финноязычные журналы, 1920 – 1980/Карел. Фил. АН СССР. , Ин-т яз. , лит. и истории. – Петрозаводск: Карелия, 1989. – С. 15], - пишет Э. Л. Алто. Эти наречия делились в свою очередь на диалекты, а затем – на говоры. Численность карел, говорящих на собственно карельском наречии, проживавших в Паданском и Ухтинском уездах, названных собственно карелами или беломорскими карелами, составляла немногим более 25 тыс. человек. Их речь была наиболее близка восточным говорам финского языка. В южной Карелии проживали ливвики, или олонецкие карелы, людики, или прионежские карелы и вепсы, являвшиеся исконным древнейшим населением республики. Ливвики и людики составляли примерно три четверти всего карельского населения. Их речь была наиболее далека от финского языка, но испытывала на себе значительное влияние русского языка. В некоторых районах различие между собственно карельским наречием и речью южных карел и вепсов было настолько существенно, что затрудняло взаимопонимание представителей различных наречий. “Их сходство и различие зависело от того, в каком соседстве находился данный диалект (русском, карельском, финском или вепсском)”3 [3 Там же. – С. 15], - пишет Э. Л. Алто. Это ещё больше усугубляло языковую пестроту и приводило к большим трудностям в формировании единого карельского языка и карельской письменности. Карельский и вепсские языки по своим функциям являлись языками местного бытового общения. Межнациональным языком ещё со времён дореволюционной России в Карелии был русский язык. Он был средством общения русского, карельского и вепсского населения, языком школы и администрации. “Многовековое совместное проживание и общение карельского и русского крестьянства, массовое отходничество карел и вепсов с середины XIX века на заработки в русские губернии, школьное обучение и распространение литературы на русском языке, что значительная часть карельского населения, главным образом центральных и южных районов и преимущественно мужского, в большей или меньшей степени владела русским языком”1 [1 Афанасьева А. И. Культурные преобразования в Советской Карелии, 1928 – 1940/Науч. Ред. В. Т. Ермаков. – Петрозаводск: Карелия, 1989. – С. 41], - подчёркивает А. И. Афанасьева. Безусловно, все эти моменты должны были учитываться при языковом строительстве. Основные принципы его в республике были определены уже в 1921-24 гг. Они обсуждались на Всекарельских съездах Советов, областных партийных конференциях, сессиях ЦИК республики, а так же в их решениях и постановлениях. В феврале 1921 г. I Всекарельский съезд постановил: “Ввиду того, что население имело право обращаться в советские органы на том языке, которым оно желает пользоваться, на русском или карельском (финском), советским органам вменяется в обязанность без замедления применять меры, обеспечивающие им возможность вести свою деятельность на русском и финском языках”2 [2 Цит. по кн. : Баранцев А. П. Карельская письменность//Прибалтийско-финское языкознание: Вопросы фонетики, грамматики и лексикологии. – Л. , 1967. – С. 96]. Далее указывалось, что “основной целью работы ОНО (Отдел Народного Образования) должно быть поднятие культурного уровня населения Карелии на тех культурных языках, посредством которых это наиболее легко достижимо” и что “такими языками в Карелии для русских является русский язык, для карел – русский и финский языки в зависимости от того, на каком языке карелы тех или иных мест хотят обучаться”3 [3 Цит. по кн. :Там же. – С. 96]. В этом же году на II Всекарельском съезде Советов было постановлено: “При отсутствии карельской письменности, многообразии наречий и невозможности создания специального карельского литературного языка ведение культурно-просветительной работы среди карельского населения возможно лишь на русском и финском языках в зависимости от воли отдельных граждан и их влечения к той или иной культуре”4 [4 Цит. по кн. :Там же. – С. 96]. Таким образом, оба Всекарельских съезда подчёркивали нецелесообразность создания единого карельского языка в силу ощутимых различий диалектов, а так же особо уделяли внимание необходимости соблюдения добровольности при изучении русского и финского языков, которые были введены в республике. После постановлений 9 августа 1924 г. “во всех устных формах деятельности просветительных и образовательных учреждений карельских районов и в работе государственного аппарата республики было введено употребление местных диалектов карельского языка, что способствовало вовлечению в общественную и культурную жизнь части карельского населения, не владевшего ни русским, ни финским языком”1 [1 Афанасьева А. И. Культурные преобразования в Советской Карелии, 1928 – 1940/Науч. Ред. В. Т. Ермаков. – Петрозаводск: Карелия, 1989. – С. 42]. Решения начала 20-х гг. в целом соответствовали языковым процессам в Карелии. Приобщение основной массы карельского населения к грамоте и культуре на двух развитых языках ускорилось. Как пишет А. И. Афанасьева, на практике вскоре подтвердилась правильность решений и постановлений: карелы северных районов избрали финский литературный язык, а южные карелы и вепсы – русский. В условиях свободы выбора большинство карельского населения всё же отдало предпочтение русскому языку. И, несмотря на то, что в ряде школ велось обучение на финском языке, а также на нём издавалась республиканская газета, литература и велось делопроизводство в Ухтинском уезде, языком межнационального общения в то время оставался русский язык. В связи с миграционными процессами с 1926 по 1933 гг. национальный состав населения КАССР заметно изменился. Национальный состав населения Карелии по данным переписей населения (в %)2 [2 Сост. по кн. : Афанасьева А. И. Культурные преобразования в Советской Карелии, 1928 – 1940/Науч. Ред. В. Т. Ермаков. – Петрозаводск: Карелия, 1989. – С. 44]

    Национальность
    1926
    1933
    Русские
    56, 2
    60, 2
    Карелы
    38, 2
    29, 3
    Финны
    1
    3, 2
    Вепсы
    3, 3
    2, 2
    Прочие
    1, 3
    5, 1

Как видно из приведённых в таблице данных, произошло увеличение доли русских, финнов и других национальностей при сокращении доли карел и вепсов. В Карелии, ставшей ещё более многонациональной, потребность в языке межнационального общения возросла. Конечно, реально им мог стать только русский язык, являвшийся языком подавляющего большинства населения республики. Ведь им владели не только русские, но и значительная часть карел, финнов, вепсов, белорусов и украинцев. Но, несмотря на всё это, стоявшие в 20-30-х гг. у руководства Карелии финны-политэмигранты, думали иначе. В исторической и лингвистической науке в то время преобладали взгляды тех финляндских учёных, которые возводили происхождение карел к прибалтийско-финскому племени Емь (Hдme), то есть они считались, по их мнению, восточной ветвью финской нации. Речь беломорских и олонецких карел они рассматривали в качестве наречия финского языка. “Одностороннее освещение финляндской наукой этногенеза карел в какой-то мере повлияла на решение языковой политики в Карельской ССР”1 [1 Баранцев А. П. Указ. соч. – С. 96], - пишет А. П. Баранцев. Исходя из “родства” карел и финнов, бывшие политэмигранты заключили, что языком обучения карельского населения должен был стать финский литературный язык. Но, однако, они признавали необходимым выпуск учебников и газет в карельских местностях юга Олонецкой губернии на местном диалекте с использованием русской графики письма как промежуточный этап на пути сближения языка олонецких карел с финским литературным языком. Налицо была двойственность языковой политики. В конце 1920-х – начале 1930-х гг. возникла дискуссия по проблеме национальной письменности. А. Нуортева и Г. Ровио пытались теоретически и практически доказать правильность политики внедрения финского литературного языка. Председатель ЦИК республики А. Нуортева утверждал, что “несмотря на столетиями длившееся изолированность и русское влияние, карельский говор сохранил все основные черты финского языка. Опыт школьной работы показывает, что ребёнок, попавший в школу, зная только местное карельское наречие, несравненно быстрее и легче схватывает литературный финский язык, чем русский”2 [2 Цит. по кн. : Левкоев А. А. Национально-языковая… С. 13]. В рецензии на учебник карельского языка учителя Кузьмина из Новгородской губернии он отмечал: “Если отдел считает, что для карел вне Карельской АССР всё же нужно составлять особую азбуку, то мне кажется, что придётся составлять особую азбуку для каждого отдельного района. Если будет решено создать приемлемую для всех карел азбуку, то, по моему убеждению, нет смысла огорода городить, а нужно взять за основу литературный финский язык”3 [3 Цит. по кн. :Там же. - С. 13 ]. Иными словами, отрицался какой-либо способ разрешения языкового вопроса, противный движению к финскому языку. Чаша весов стала склоняться в сторону красных финнов. §2. Финнизация Карелии.

В начале первой пятилетки вопросы языкового планирования встали как никогда остро. В связи с возросшим объёмом лесозаготовок к началу 30-х гг. в Карелию начался широкомасштабный завоз рабочей силы из других областей СССР. В 1928-1929 гг. в республику прибыло 25. 000 сезонных рабочих, в 1929-1930 гг. – около 60. 000 человек. Явное прогрессирующее увеличение удельного веса национального населения снижало эффективность языковой политики финнов. На страницах местной печати, в ходе обсуждения языковой политики, особое внимание стало уделяться более медленному росту грамотности карельского населения южных районов по сравнению с северными. Причиной такого явления было признано использование преимущественно русского языка в просветительской и образовательной работе среди южных карел. Вопросы “карелизации” были вынесены на обсуждение IV объединённого пленума Карельского обкома и областной контрольной комиссии ВКП(б). В одобренных пленумом тезисах Г. Ровио не было принципиально новой трактовки соотношения между карельскими диалектами и финским литературным языком. На основе этого делался вывод о возможности “использования финского литературного языка и письменности в качестве объединяющих карельские говоры”1 [1 Цит. по кн. :Афанасьева А. И. Указ. соч. С. 44]. Указывалось так же, что усвоение карельского языка карелами, в том числе в южных районах, происходит скорее и легче, чем русского, и в связи с этим утверждалось: “Поэтому в момент оформления Карельской автономии письменным и литературным языком карел был признан финский язык”2 [2 Цит. по кн. :Там же. – С. 44]. Последнее утверждение шло вразрез с постановлениями 1921-1924 гг. Всё же было принято принципиально новое решение, признанное наиболее правильным, ввести в школах с преподаванием на финском языке в качестве предмета русский язык, а в школах русских районов – финский. В постановлении также заявлялось, что, охватив всех карельских детей обучением на финском языке при развитии экономики и культуры республики, диалекты карельского языка приблизятся в таких условиях к литературному финскому языку и тем самым обеспечат его внедрение в быт населения. Красные финны были уверены в том, что культурный уровень карельского населения легче всего поднять при помощи финского языка. В конечном счете, финский язык, используясь по их замыслу в качестве языка культурного и бытового общения, уравнялся бы с русским языком по выполнению общественных функций. Нельзя не согласиться с А. А. Левкоевым, что глубинные причины таких реакционных выводов “крылись в тех переменах, которые были вызваны форсированной индустриализации промышленности и коллективизации сельского хозяйства”3 [3 Левкоев А. А. Национально-языковая… С. 16], достаточно только вспомнить ситуацию в стране и задачи первого пятилетнего плана. Отрицательными моментами всех этих решений и постановлений явилась недостаточная изученность карельского языка в русской и советской лингвистике, а так же выводы лингвистов Финляндии о родстве карельского и финского языков. К этому необходимо добавить, что принцип равноправия языков народов СССР был неправильно понят: финский язык не был и не мог стать родным для карел. Он не смог бы широко использоваться в науке, технике, высшем образовании. Развитие самого языка не могло происходить в условиях, когда финское население в Карелии составляло незначительное меньшинство. Следовательно, возможность культурного строительства на финском языке была ограничена. В постановлениях 1929 г. было предложено усилить темпы карелизации, ускорить введение финского языка в школах, пунктах ликбеза, в деятельности партийных органов и просветительных учреждениях во всех районах с преобладанием карельского населения. Значительно расширилось использование финского языка в работе центральных органов республики, в местной периодической печати и книгоиздательстве. Уже в начале 1932 г. 99, 6% всех школьников карельской национальности обучалось на финском языке (вместо 57, 8% в конце 1929 г. ). В начале 30-х гг. началось издание шести районных газет на финском языке, три районные газеты выходили параллельно на русском и финском языках. В партийных учебных заведениях и некоторых техникумах была развёрнута сеть курсов и отделений с преподаванием на финском языке. В начале 30-х гг. руководство республики выдвинуло идею о введении финского языка в качестве литературного и объединяющего для всех ингерманландцев, проживавших в Ленинградской области и тверских карел. Инициатива красных финнов по распространению литературы на финском языке среди тверских карел вызвала резкое противодействие со стороны, как населения Тверского округа, так и его руководящих органов. Расхождения в языковой политике между КАССР и Карельским национальным округом Московской области усугубились ещё одним важным фактором – созданием письменности тверских карел. 1 марта 1930 г. в Комиссии по делам национальностей Наркомпроса РСФСР состоялось совещание по вопросу о национальной письменности для карел тверского округа. На нём с докладом выступил Д. В. Бубрих, который подчеркнул необходимость создания собственной письменности для тверских карел без заимствования “карело-финского” языка. Совещание согласилось с ним и постановило принять необходимые меры по переводу всей культурно-политической работы на карельский язык, положив в его основу толмачевский говор и латинский алфавит. Эса Анттикоски и А. А. Левкоев абсолютно сходятся во мнении, что “политически создание нового литературного языка могло быть воспринято как контрмера, призванная предупредить расширение влияния финских эмигрантов”1 [1 Анттикоски Э. Стратегии карельского языкового планирования в 1920-е – 1930-е гг. // В семье единой: Национальная политика партии большевиков и её осуществление на Северо-Западе России в 1920 – 1950-е годы. – Петрозаводск, 1998. – С. 209]. Тверские карелы, прожившие три столетия оторванными от финнов и других карел, нуждались в развитии родного языка. “Противопоставление было выгодно верхам страны, поскольку оно сильнее втягивало руководителей Карелии в фарватер коллективизации”1 [1 Левкоев А. А. Национально-языковая… С. 19], - пишет А. А. Левкоев. Правомерность внедрения финского языка в Карелии встала под сомнение. Следствием этого была вспыхнувшая в начале 30-х годов “война языков”. А. А. Левкоев отмечает: “Советский финноугровед А. Баранцев совершенно справедливо замечал, что “бурная полемика между сторонниками создания карельской письменности, среди которых наиболее активным и влиятельным был член-корреспондент АН СССР Д. Бубрих, и её противниками, настаивавшими на финском литературном языке, сопровождалась взаимными политическими обвинениями”2 [2 Там же. - С. 19]. О серьёзных лингвистических аргументах Д. В. Бубриха пишет Э. Анттиковски: “В результате тысячелетнего раздельного развития, отмечал он в своих работах 30-х годов, карельские и финские языки отличаются друг от друга не менее, чем русский от украинского или польского. Расхождения языков увеличивали и пуристические тенденции “в буржуазной Финляндии”, приводившие к созданию незнакомых карелам неологизмов. В конечном счёте, однако, решающее значение имели и политические мотивы. Согласно Бубриху, речь шла о борьбе двух идеологий за Карелию, её лесные богатства и полезные ископаемые. Ссылаясь на языковое родство финнов и карел, руководство республики проводило общую с заграничной буржуазией политику создания “Великой Финляндии”3 [3 Анттикоски Э. Указ. соч. - С. 211]. Противостояние усугубилось постановлением Президиума Совета Национальностей ЦИК СССР от 25 апреля 1931 г. Совет одобрил на своём заседании опыт создания письменности тверских карел и рекомендовал правительству Карельской АССР, используя этот опыт, “приступить к работе по созданию карельского литературного языка”4 [4 Цит. по кн. :Афанасьева А. И. Указ. соч. - С. 48] и переводу на него культурно-просветительской работы. Карельское руководство не поддержало эту рекомендацию. 14 мая 1931 г. центральная газета “Правда” опубликовала две статьи по карельскому вопросу. В одной из них доказывалось, что “новое достижение национальной политики партии будет иметь огромное значение для дальнейшего культурного и политического развития Карелии”5 [5 Цит. по кн. : Левкоев А. А. Национально-языковая… С. 20]. Другая указывала, что “не может быть…сомнения, что для карел родным языком является карельский язык, а не русский и не финский. Находятся, однако, люди, которые “возражают”6 [6 Цит. по кн. :Баранцев А. П. Указ. соч. – С. 97]. В республике недоумевали. 12 мая 1931 г. вопрос о литературном карельском языке обсуждался на совещании обкома ВКП(б). Партийный актив КАССР высказался против его создания. “Употребление финского языка обосновывалось значительными диалектными различиями карельского языка, влиянием финского языка на разговорную речь карел, в особенности на севере республики, а так же результатами проведённого в 20-е годы референдума, согласно которым большинство якобы выступило в поддержку финского языка”1 [1 Анттикоски Э. Указ. соч. - С. 212], - пишет Э. Анттикоски. Так же утверждалось, что “в самой Карелии никто не требовал введения карельского языка”2 [2 Там же. – С. 212]. Исходя из этого, было предложено сохранить направление языковой политики, то есть финский язык продолжал обязательно использоваться в качестве единого письменного и литературного языка карел КАССР, но одновременно было рекомендовано расширение применения карельских диалектов в печати, книгоиздательстве, школьном образовании, устной просветительной работе. Г. Ровио, выступая на совещании, отметил, что “финский, являясь языком капиталистической страны, становился недостаточным для выражения новых понятий возникших в результате социалистического строительства в СССР: “Мы должны обратить внимание на то, чтобы тот язык, который у нас является объединяющим все карельские наречия, - соответствовал тому этапу общественной жизни, в котором мы находимся, и чтобы он облегчал нам дальнейшую нашу культурную работу среди различных слоёв карельского населения”3 [3 Там же. – С. 212]. В поддержку руководства Карелии выступило Политбюро ЦК ВКП(б), отменив решение Совета Национальностей. В феврале 1933 г. Президиум ВЦИК признал нецелесообразность перехода Карельской АССР от финского языка на карельский. Но 25 июня 1933 Ленинградский обком ВКП(б) по докладу о работе Карельской парторганизации принял решение, в котором отмечались ошибки, допущенные в проведении национальной политики в Карельской АССР. XII Карельская областная партконференция (январь 1924г. ) и V Пленум Карельского областного комитета ВКП(б) (1935г. ) осудили игнорирование русского языка в национальных школах Карелии. В ходе проводимого языкового строительства 1929-1933 гг. внимание к исконно народному языку карел всё более ослабевало, он стал активно вытесняться из общественно-политической и культурной жизни. Эксперимент ликвидации неграмотности на карельских наречиях с постепенным переходом к финскому языку потерпел полное поражение. Своеобразный “карело-финский” язык представлял собой непоследовательное смешение финского языка преимущественно с элементами ливвиковского наречия. Несмотря на то, что карельские диалекты использовались в художественной литературе, реальных условий для карелизации финского языка не было в начале 30-х гг. Ускоренное его внедрение “вступало в противоречие с исторически сложившимися моделями поведения, реальными языковыми ориентациями карел, поскольку возникла дисгармония между верхним (профессиональным) и нижним (народно-бытовым) слоями культуры”1 [1 Клементьев Е. И. Языковая ситуация в Карелии: Состояние, тенденции развития//Карелы. Финны: Проблемы этнической истории. – М. , 1992. – С. 116]. Первый развивался на основе русского и финского литературных языков, прошедших многовековой путь нормативного развития, второй – на основе традиций карельской разговорной речи и устно-поэтического творчества народа”2 [2 Там же. С. 116], - пишет Е. И. Клементьев. И всё же, несмотря на усиленное внедрение финского языка, тенденции национально русского двуязычия последовательно укрепляла свои позиции, утверждаясь в качестве ведущей. Постепенный отход от политики красных финнов был связан не только с недовольством проводимыми в республике преобразованиями, но и с событиями, происходившими в мире. В январе 1933 г. к власти в Германии пришёл А. Гитлер. Финляндия рассматривалась советским руководством, как государство с преобладавшим фашистским элементом. Г. Ровио и Э. Гюллинг с их профинляндскими настроениями были позже отстранены от руководства республикой. Так закончилась эпоха красных финнов в Карелии. §3. Влияние языковой политики финнов на культурно-просветительскую работу в Карелии. Нестабильность национально-языковой политики в республике и чрезвычайно быстрые темпы введения начального и семилетнего образования, связанные с задачами индустриализации в стране, оказали значительное влияние на качественную сторону обучения в школах Карелии. Эти факторы вызвали широкое распространение подготовки учителей с низким уровнем знаний на разного рода краткосрочных курсах и неоднократные массовые смены учителей в школах. В 1929 г. руководство Карелии отказалось от принципа добровольности выбора русского или финского языка карельским населением. Как известно, было принято решение об обязательности введения финского языка как языка просвещения и образования для карел. К началу 1932 г. 99, 6% всех школьников и 70% взрослых учащихся школ ликбеза карельской национальности обучались на финском языке. Быстрый массовый переход к финскому языку потребовал в кратчайшие сроки подготовить учителей способных преподавать на нём. Такой довольно быстрый темп переподготовки привёл к снижению профессионального уровня учителей. Только в 1930-1933 гг. в школы республики было направлено не менее 800 учителей, закончивших только лишь краткосрочные учительские курсы. В 1933 г. половина учителей начальных школ Карелии и 80% учителей школ повышенного типа не имели законченного педагогического образования. Подготовка учителей русского языка была ослаблена. В результате всего этого качество преподавания снизилось, а выпускники школ плохо знали и русский и финский. В 1931 г. пленум Карельского обкома ВКП(б) отметил значительное отставание качества обучения в школах от потребностей развития республики. В 1933 г. пленум обкома заявил, что учащиеся финских школ не усваивают русского языка, а учащиеся русских – финского. Плохое знание русского языка затрудняло поступление в ВУЗы и техникумы не только РСФСР, но и самой республики, за исключением лишь подготовительных заведений и финского педагогического техникума. Трудящиеся русской и других национальностей, живших и работавших в карельских районах, оказались так же в трудном положении. Первые итоги культурного строительства в республике отразила перепись населения 1933 г. “Грамотность всего населения республики в возрасте 9-49 лет составила 84, 5%, при этом среди русских насчитывалось 88, 8% грамотных, среди карел – 73, 8%, вепсов – 79, 8%, финнов – 97%”1 [1 Афанасьева А. И. Указ. соч. – С. 49], - пишет А. И. Афанасьева. Но в разных районах республики грамотность была неодинаковой. Наиболее высокие показатели оказались в городских районах с преобладанием русского населения (Петрозаводский, Кемский), а так же северо-западных районах (Ухтинский, Ругозерский). Наименьшей доля грамотности была в южных районах, особенно в Олонецком и Пряжинском. Несмотря на приобщение карел и вепсов к финскому языку, всё же ведущей оставалась тенденция к овладению русским языком карельским, вепсским и финским населением. Русский язык по-прежнему являлся наиболее распространённым, оставаясь языком межнационального общения. Как и раньше, тяга к овладению финским языком была характерна для карел северных районов. Внедрение финского языка для всего карельского населения значительно суживало возможности его культурного развития, сдерживало подготовку национальных кадров, местной интеллигенции, затрудняло сближение трудящихся разных национальностей. В эти годы расширяется издательская деятельность на финском языке. В книгоиздании Карелии до второй половины 30-х гг. ведущую роль играло издательство “Кирья”. В этот период оно было единственным, выпускавшим литературу на финском языке. В начале 30-х гг. “Кирья” занимало четвёртое место по числу названий и общему тиражу среди национальных издательств автономных республик страны. В номенклатуре изданий видное место занимала общественно-политическая литература. “Кирья” уделяла особое внимание переводу на финский язык и изданию произведений К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина, материалов съездов и конференций и т. п. Находясь под контролем руководства Карелии издательство занималось активным выпуском работ финляндских революционеров-интернационалистов, в которых обобщался опыт революционной борьбы, давался анализ социально-политической обстановки в Финляндии в 20-30 гг. Такая литература становилась идеологически пригодной для финских руководителей республики. Помимо всего прочего издательство выпускало значительное количество краевой литературы, которая печаталась либо параллельно на двух языках – русском и финском, либо на русском. На обоих языках издавались протоколы съездов Советов Карельской АССР, областных партконференций, различных совещаний и т. п. “Кирья” имело очень широкий диапазон литературы, “отвечавшей по своему содержанию важнейшим потребностям экономического, социального и культурного развития Карелии”1 [1 Афанасьева А. И. Указ. соч. – С. 140]. “Содержание этой литературы было нацелено на привитие трудящимся, владевшим финским языком, марксистско-ленинской идеологии, воспитание их на традициях российского и международного рабочего революционного движения, приобщения к лучшим произведениям мировой и советской литературы”2 [2 Афанасьева А. И. Указ. соч. – С. 49], - пишет А. И. Афанасьева. В ознакомлении с жизнью СССР и идейно-политическом воспитании финнов-переселенцев из Америки, Канады и Финляндии издательство “Кирья” также играло немаловажную роль. Положительным итогом деятельности издательства стала публикация произведений советских финноязычных писателей, что способствовало развитию местной литературы карел и финнов. Несмотря на то, что “Кирья” испытывало недостаток в редакторах и переводчиках, издательство сделало многое для развития книгоиздания не только на русском, но и на финском языке. Огромный вклад в развитие материальной базы, разработку тематических планов и создание кадров переводчиков и редакторов внесли директора “Кирьи” Г. Ровио, Т. Тёрмяля, И. Леметти, и представители редакторского и авторского актива В. Сирола, Л. Летонмяки, В. Оянен, И. Ласси, Г. Лаукконен, А. Сало и другие. Тридцатые годы это и время зарождения и развития литературной деятельности и искусства Карелии. Основой формирования их явилось народное художественное творчество. Его освоение и стало главной задачей интеллигенции республики. Большую помощь местной литературе, музыкальному, изобразительному и театральному искусству оказали деятели русской советской культуры, преимущественно писатели и художники Ленинграда. Они участвовали в подготовке кадров из местной молодёжи, в решении конкретных вопросов литературной и художественной жизни Карелии. Немалый вклад в культуру КАССР внесла творческая интеллигенция из числа финнов-эмигрантов начала 30-х гг. Принеся с собой опыт и традиции культуры финского народа, они оказали заметное влияние на характер художественной культуры Карелии, особенно на развивающуюся на финском языке часть. В конце 20-х – начале 30-х гг. в республике значительно оживилось литературное движение. К этому времени здесь уже была создана Карельская ассоциация пролетарских писателей (КАПП). В ней было два отделения – финское и русское. Так же огромную роль в единении и творческом росте местных писателей сыграли и литературно-художественные журналы на русском и финском языках. Писатели из числа финской интеллигенции составляли наиболее многочисленную и профессионально подготовленную часть местной писательской организации. Среди них были сложившиеся профессиональные писатели и журналисты: Я. Виртанен, Л. Летонмяки, О. Иогансон, Э. Паррас, Х. Тихля, Р. Руско (Р. Нюстрем), А. Висанен, Л. Косанен, Э. Виртанен и другие. К ним была близка группа начинающих литераторов, карел по национальности – Ф. Ивачев, Ф. Исаков, Н. Лайне, Н. Яккола, Я. Ругоев, А. Тимонен, а так же Л. Хело, которые писали на финском языке. Группу русских писателей составляли молодые начинающие авторы, среди которых были историк и этнограф А. Линевский, журналисты С. Норина, и Ф. Трофимов, молодые поэты А. Иванова, И. Кутасова, Н. Грибачёва и В. Чехова. Многие произведения писателей Карелии, созданные на финском языке, издавались в переводах П. Антикольского, Б. Лихачёва, В. Саянова и других советских поэтов. Три сборника стихотворений Я. Виртонена вышли в центральном и местном издательстве. Заметное развитие в Карелии 30-х гг. получило театральное искусство. В декабре 1928 г. Р. Руско выступил в газете “Пунайнен Карьяла” со статьёй о необходимости создания профессионального театра на финском языке, что было поддержано редакцией и многими читателями. На страницах газеты развернулось обсуждение задач будущего театра, путей подготовки актёров и т. п. В начале 1929 г. VIII Всекарельский съезд Советов постановил создать в Петрозаводске к концу первой пятилетки профессиональный драматический театр на финском языке. В августе этого же года было принято постановление правительства и Наркомпроса республики об открытии русского драматического театра и выделении необходимых средств. Сформировавшаяся вскоре труппа театра на 29/30 г. состояла из артистов ленинградских театров и наиболее способных участников местной самодеятельности. С ноября 1929 г. театр начал работу в помещении бывшего кинотеатра “Триумф”. Открытие театра на финском языке потребовало более сложной подготовки. Нужно было обучить актёров финскому языку. С этой целью на учёбу в Ленинград была направлена группа карельской и финской молодёжи. В то же время в Петрозаводске возникла самодеятельная театральная труппа из финнов-эмигрантов, бывших артистов рабочих финских театров за рубежом. Среди них были И. Вийтанен, Я. Метсола, Х. Салми, А. Санделин, К. Севандер, С. Хитс и другие. В связи с тем, что на первых порах актёры-иммигранты не представляли советской действительности, Наркомпрос республики направил их на несколько месяцев в Ленинград, где они должны были обучиться “нашей политике, экономике и другим формам работы”1 [1 Афанасьева А. И. Указ. соч. – С. 247]. Вернувшись в 1932 году, они создали национальную труппу при театре русской драмы в Петрозаводске. Эта труппа и выпускники карельской студии объединились в единый актёрский коллектив финского драматического театра. Художественным руководителем и главным режиссёром стал Р. Нюстрем, директором – К. Севандер. С самого начала театр создавался на широкой интернациональной основе. Его актёры – карелы, финны, ингерманландцы – хорошо знали культуру, быт и традиции своего народа. Не меньший вклад в развитие театрального искусства внесли и финны-иммигранты, принесшие опыт и традиции рабочих финских театров Америки и Финляндии. “Новый театр рождался на стыке разных национальных культур и развивался в условиях их плодотворного взаимодействия”2 [2 Афанасьева А. И. Указ. соч. – С. 248], - подводит итог А. И. Афанасьева.

    Заключение.

1929 – 1933 гг. – очень сложный и важный этап в истории советского государства. Крах нэпа, первый пятилетний план и переход страны к форсированной индустриализации потребовал огромных сил вложений советского народа. Жесткая централизация, полный контроль государства позволили проводить сталинскую политику во всех сферах жизни. Экономические устремления периода пагубно отразились во всём, в том числе и на политике национального строительства. С 1920 по 1935 гг. у руководства Карелии находились красные финны – бывшие политэмигранты во главе с Э. Гюллингом и Г. Ровио. Стремясь воплотить в жизнь свою идею о “Великой Финляндии” ими было проведено множество мероприятий имевших свои последствия. В течение 20-х – начале 30-х гг. сюда мигрировали тысячи финнов из Америки, Канады и Финляндии, что вызвало уменьшение удельного веса коренного карельского населения. Формирование и переподготовка национальных кадров потребовали от руководства Карелии перехода к иной системе обучения: открытие и распространение краткосрочных курсов, школ ФЗУ. Проблема выбора языка стала в это время одной из главных. Бесписьменные карелы и вепсы должны были обрести письменность и литературный язык, и им стал финский язык. С самого начала между центром и карельскими властями появились разногласия в проведении национальной политики. Действуя в своих интересах, красные финны начали не только вызывать недоверие со стороны советского руководства, но и натолкнулись на массу проблем внутри республики. Они не учитывали многих особенностей и возможностей края. До тех пор пока центр оказывал поддержку финнам, они находились у руководства республикой. Затем финны были обвинены в профинляндской ориентации и были отстранены от власти. Значение проведённых финнами преобразований достаточно велико. Исходя из этого опыта, велась в дальнейшем национальная политика в Карелии. В период правления финнов при их поддержке зародилась и получила развитие культура в республике. Появились национальные писатели из числа карел, финнов и русских. Был открыт финский национальный театр. Численность грамотного населения увеличилась. Таким образом, несмотря на ряд противоречий и ошибок со стороны финского руководства, всё же было сделано немало важного и значительного для развития Карелии и её населения. Список использованных источников и литературы.

    Источники:

В дружной семье равноправных народов: Документы и материалы/Сост. Кулагина Н. М. и др. – Петрозаводск: Карелия, 1982. – 286 с. , ил. Во имя общего дела. Интернациональные связи Карелии 1917 – 1977 гг. : Документы и материалы/Ред. А. Л. Витухновский. – Петрозаводск: Карелия, 1980. – 343 с. , ил... Всекарельский съезд Советов, 8-й. Протокол. – Петрозаводск: изд. КарЦИКа, 1929. –365с. Ежегодник. Вып. IV. 1929/Изд. Статистического упр. – Петрозаводск: Госиздат КАССР, 1931. – 219 с. Карельская организация КПСС в цифрах, 1921 – 1984/Редкол. :Е. М. Морозов и др. – Петрозаводск: Карелия, 1985. – 152 с. , 1 л. портр. Культурное строительство в Советской Карелии, 1926 – 1941. Народное образование и просвещение: Документы и материалы/Сост. С. В. Бархатова и др. – Петрозаводск: Карелия, 1986. – 174 с. Некоторые данные о работе карельского правительства. – Петрозаводск, 1929. – 95 с. Советы Карелии, 1917 – 1992: Документы и материалы/Сост. С. В. Бархатова и др. – Петрозаводск: Карелия, 1993. – 548 с. – Библиогр. :С. 527-530. – Прил. : С. 458-513; Комент. :С. 514-526, указ. : С. 543-548; Список сокр. : С. 531-533. Рабочий класс Карелии в период построения социализма в СССР, 1926 – июнь 1941/Отв. ред. Г. И. Мезенцев. – Петрозаводск: Карелия, 1984. – 198 с. Литература:

Алто Э. Л. Советские финноязычные журналы, 1920 – 1980/Карел. Фил. АН СССР. , Ин-т яз. , лит. и истории. – Петрозаводск: Карелия, 1989. – 164 с. Андриайнен А. И. Движение пролетарской солидарности зарубежных финских трудящихся с Советской Карелией//50 лет Советской Карелии. – Петрозаводск, 1970. – С. 180 – 197 Анттикоски Э. Стратегии карельского языкового планирования в 1920-е – 1930-е гг. // В семье единой: Национальная политика партии большевиков и её осуществление на Северо-Западе России в 1920 – 1950-е годы. – Петрозаводск, 1998. – С. 207 – 222. – Библ. в конце ст. Аутио С. Лесное хозяйство Карелии в 1930-е годы “лицом к лесу”//Национальная государственность финно-угорских народов Северо-Западной России (1917 – 1940 годы). – Сыктывкар, 1996. – С. 45 – 54. - Библ. в конце ст. Афанасьева А. И. Культурные преобразования в Советской Карелии, 1928 – 1940/Науч. Ред. В. Т. Ермаков. – Петрозаводск: Карелия, 1989. – 279 с. Баранцев А. П. Карельская письменность//Прибалтийско-финское языкознание: Вопросы фонетики, грамматики и лексикологии. – Л. , 1967. – С. 84 – 104 Бихдрикер Д. Коренизация Советского аппарата, подготовка национальных кадров и административное районирование//Советская Карелия. Очерки партийного советского и культурного строительства АКССР. – М. ,Л. :Ленсоцэкгиз, 1933. – С. 181 – 204. Вихавайнен Т. Национальная политика ВКП(б)/КПСС в 1920-е – 1950-е годы и судьбы карельской и финской национальностей//В семье единой: Национальная политика партии большевиков и её осуществление на Северо-Западе России в 1920 – 1950-е годы. – Петрозаводск, 1998. – С. 15 – 41. – Библ. в конце ст. История России: 20 век: Учеб. Пособие для вузов/Буханов А. Н. , Зырянов П. Н. , Дмитриенко В. П. и др. ; РАН, Ин-т рос. ист. ;Отв. ред. В. П. Дмитриенко. – М. :АСТ, 1997. – 607 с. – 16 л. ил... История России. Ч. 3: 20 век: Выбор моделей общественного развития/Горонов М. М. , Данилов А. А. , Дмитриенко В. П. ;Ин-т рос. истории РАН. – М. :Знание, 1994. – 192 с. – Библиогр. : С. 190-191 Кангаспуро М. Финская эпоха советской Карелии//В семье единой: Национальная политика партии большевиков и её осуществление на Северо-Западе России В 1920 – 1950-е годы. – Петрозаводск, 1998. – С. 123-156. - Библ. в конце ст. Карелы Карельской АССР/Редкол. : А. С. Жербин и др. – Петрозаводск: Карелия, 1983. – 288 с. ; ил. , карт. 24 л. ил. Карташев Г. Советы в борьбе за пятилетку в четыре года//Советская Карелия. Очерки партийного советского и культурного строительства АКССР. – М. ,Л. :Ленсоцэкгиз, 1933. – С. 124-180 Каупала П. Советская автономия Карелии в 20 – 30-е гг. История создания и деформации//Европейский Север: история и современность (тезисы докладов Всероссийской научной конференции). – Петрозаводск, 1990. - С. 52-53 Килин Ю. М. Карелия в политике советского государства, 1920 – 1941/Петрозав. гос. ун-т. – Петрозаводск: издательство Петрозаводского Государственного Университета, 1999. – 275с. – Библиогр. : С. 260-270. – Указ. имён: С. 273-275 Клементьев Е. И. Языковая ситуация в Карелии: Состояние, тенденции развития//Карелы. Финны: Проблемы этнической истории. – М. , 1992. – С. 112-124 Лаврушина Н. В. Из истории появления североамериканских финнов в Карелии в начале 1930-х годов// Карелы. Финны: Проблемы этнической истории. – М. , 1992. – С. 176 – 189. Левандовский А. А. Россия в XX веке/Левандовский А. А. ,Щетинов Ю. А. – М. :Просвещение, 1998. – 279 с. Левкоев А. А. Карельская автономия в системе советско-финляндских отношений 1930 гг//Новое в изучении истории Карелии. – Петрозаводск, 1994. – С. 101-121 Левкоев А. А. Национально-языковая политика финского руководства советской Карелии (1920 – 1935): Препринт/РАН Кар. науч. центр. Ин-т яз. , лит. и истории. – Петрозаводск, 1992. – 28 с. – (Науч. докл. ). – Библиогр. :С. 24-28 Очерки истории Карелии. В 2-х т. – Петрозаводск: Карел. кн. изд. , 1964. – Т. 2. – 615 с. , ил. и карт. ;5 л. ил. и карт. Очерки истории Карельской организации КПСС/Редкол: М. Х. Киуру и др. – Петрозаводск: Карелия, 1974. – 590 с. , ил. Покровская И. П. Население Карелии. – Петрозаводск: Карелия, 1978. – 192 с. Славин И. Революционная законность в Карелии (1917 – 1932 гг)//Советская Карелия. Очерки партийного советского и культурного строительства АКССР. – М. ,Л. :Ленсоцэкгиз, 1933. – С. 205-244 Такала И. Р. В поисках Эльдорадо. Североамериканские финны в довоенной Карелии//Вопросы истории Европейского Севера. – Петрозаводск, 1993. – С. 91-110 Такала И. Р. Национальные операции ОГПУ/НКВД в Карелии//В семье единой: Национальная политика партии большевиков и её осуществление на Северо-Западе России в 1920 – 1950-е годы. – Петрозаводск, 1998. – С. 161-206. – Библ. в конце ст. Такала И. Р. Финское население советской Карелии в 1930-е годы//Карелы. Финны: Проблемы этнической истории. – М. , 1992. – С. 150-175 Чернякова Е. И. Писательская организация Карелии в 30-е годы//Север. – 1990. - №6. – С. 143-149