 |
РУБРИКИ |
Становление науки нового времени. - (реферат) |
РЕКЛАМА |
||
|
Становление науки нового времени. - (реферат)Становление науки нового времени. - (реферат)Дата добавления: март 2006г. РГГУ Период между серединой 15 века и серединой 17 в Европе получил в истории название“научной революции”. Эта революция происходила синхронно с изменениями в религиозном, художественном, политическом, да и просто в бытовом сознании населения Западной Европы, которые сопутствовали переходу от средневекового к новоевропейскому обществу. В осуществлении этого перехода научной революции принадлежит одна из главных ролей, так как именно глобальные перемены в науке во многом определили лицо нового общества. Еще Роджер Бэкон, неслучайно изображенный Умберто Эко в романе “Имя розы”своего рода пророком грядущей эры технического прогресса, придавал немалое значение изобретательству. А к концу средних веков в руках европейцев оказались четыре важнейших изобретения, пришедших большей частью с Востока: магнитный компас, во многом предопределивший возможность Великих географических открытий; порох, который давал европейцам военные преимущества перед другими народами; механические часы, с повсеместным распространением которых произошли решительные изменения в отношении человека ко времени, природе, своему собственному труду; и, конечно же, печатный станок Гуттенберга, с помощью которого многократно увеличились скорость и оперативность распространения знаний, которые перестали быть компетенцией духовенства. 1[i]Вследствие этого уровень материального развития европейцев возрос необычайно, что некоторым образом определило и особенности движения научной и художественной мысли, которые не замедлили в самом скором времени проявиться. Закат средневекового общества начался со смелого предположения Петрарки о том, что вся тысячелетняя история христианства есть не что иное, как“темные века”, которые ложатся зловещей тенью на истинную сокровищницу человечества – античность. Флорентийские неоплатоники и гуманисты –Марсилио Фичино, Пико делла Мирандола сумели в какой-то степени возродить дух платоновской академии, но главное - они создали образ человека, который является не столько орудием божественной воли, сколько полноправным творцом своей судьбы, почти неограниченным властелином окружающего мира и природы. Проповедуя возврат к античности, гуманисты совершенно по-новому ( и, во всяком случае, не“по-античному”) определили место человека в мире. Пико делла Мирандола в своей знаменитой “Речи о достоинстве человека” сказал: “Не даем мы тебе, о Адам, ни определенного места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению.... Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю”. 2[ii] Осознание значения человека вкупе с техническими достижениями, свидетельствующими о его незаурядных возможностях, представляются тем основанием, на котором и возникло впечатляющее здание новоевропейской науки. В формировании“нового мышления”участвовали, порой соперничая друг с другом, а порой тесно переплетаясь, одновременно несколько сил, предлагавших новое понимание природы и человека. Некоторые движущие силы научной революции. Первым мощным провозвестником нового времени было искусство Ренессанса. Многие художники кватроченто и чинквиченто были не только мастерами искусства, но и видными теоретиками. Альберти, Леонардо да Винчи, Андреа Палладио в своих трактатах, да и в практической художественной деятельности пытались понять закономерности устройства природы, “натуры”. С одной стороны, они были внимательными естествоиспытателями, и опыт был важнейшим источником их знаний о мире, с другой–математиками и физиками, немало времени истративших на выработку своих систем идеальных пропорций и с филигранной точностью выверенных конструкций. Кроме того, Ренессанс представил человека-творца, не анонимного, как средневековые мастера, а неповторимо индивидуального. Наиболее интересной здесь представляется фигура Леонардо, который высказал смелую мысль о механистичности природы. Разнообразные инженерно-технические прожекты, в избытке производившиеся его неутомимым гением, хорошо показывают, насколько он считал себя способным не только познать, натуру, но и преобразовать ее согласно своим желаниям. Среди исследователей нет единодушия относительно того, был ли Леонардо чистым“эмпириком”, или же преимущественно математиком, опиравшимся на умозрительные построения; 3[iii] очевидно одно –Леонардо одним из первых осознает космос как совершенный часовой механизм, а человека–как подмастерье-часовщика, который, хотя и не умеет завести или остановить эти часы, вполне способен понимать их ход и переводить стрелки. Другой мощной струей, размывающей самое основание средневекового миропонимания были, как ни странно, оккультные науки, в 15-17вв. переживавшие свой расцвет–алхимия, астрология, герметизм, каббала. Заявляющий претензии на обладание неким тайным, эзотерическим знанием, а также на искусство управления таинственными силами природы, оккультизм вполне отвечал пробудившейся жажде познания людей. Уже много позже наука начала отделять“зерна от плевел”, между тем в эпоху Возрождения многие ученые, чьи имена навсегда вошли в историю как основоположников новой науки, часто использовали магию и практиковали занятия астрологией и оккультизмом: Коперник был не только астрономом, но и астрологом, Кеплер неоднократно ссылался на авторитет Гермеса Трисмегиста, Кампанелла был известным белым магом. 4[iv]При катастрофическом недостатке реального опыта спекулятивные построения эзотерики до поры до времени могли дать ответ на многие из вопросов, которые ставила наука Ренессанса. К примеру, Парацельс, одна из ярчайших фигур в науке 16 века, создает универсальную картину Вселенной, базирующуюся на своеобразном сочетании магии, алхимии и астрологии. Природу он мыслит как живое единое целое, пронизанное магическими силами. В ней все связано воедино: внутренним органам человека определенным образом соответствуют части растений, строение минералов и движение небесных светил. Парацельс формулирует мини-“таблицу Менделеева” из трех традиционных алхимических элементов – ртути, серы и соли, из коих и сложена вся Вселенная. 5[v] Эзотерическая традиция в годы Возрождения имела довольно много точек соприкосновения с нарождающейся наукой, например, теории в духе парацельсовской неплохо сочетались с пантеизмом Джордано Бруно и“мировой душой”неоплатоников. Однако метафизичность, унаследованная от схоластики, а также полнейшая методологическая неопределенность оккультизма привели его к последующему вытеснению за пределы науки. Одной из главных бед эзотерики была ее закрытость, а это коренным образом противоречило принципам нового научного знания, изначально формировавшегося как общественное достояние. Третьей силой, сыгравшей, пожалуй, наиболее важную роль в формировании науки нового времени, стали открытия ученых - естествоиспытателей, перевернувшие представление человека о мире. Философы Возрождения совершили революцию в области микрокосма; естествоиспытателям предстояло вдребезги разбить неизменную на протяжении многих сотен лет картину макрокосма. Первым“революционером”стал Коперник, который привел в движение Землю, а заодно и всю астрономическую науку. 6[vi]Геоцентрическую модель Птолемея Коперник заменил гелиоцентрической, однако идея вращения планет вокруг Солнца осталась, увы, единственным его вкладом в астрономию. В какой-то степени Коперник находился еще в плену средневековой статичности– он писал о “неподвижных системах фиксированных звезд”. Тщательно разработанная Коперником теория о круговых орбитах планет вскоре была опровергнута другим пионером новоевропейской науки–Иоганном Кеплером, указавшим на то, что орбиты имеют не круговую, но эллипсоидную траекторию. Еще одна крупнейшая фигура науки Ренессанса –Галилео Галилей, астроном и физик. Не столько важна подзорная труба, изобретенная Галилеем, сколько ее принципиальное использование как исследовательского“комплекса”, усиливающего человеческие чувства и обогащающего опыт. В своем известном конфликте с церковью Галилей выдвинул, кроме того, программное требование новой науки–ее автономность и независимость, или, иначе говоря, стремление к абсолютной объективности, основанной на беспристрастном опыте7[vii]. Исаак Ньютон творил уже под воздействием картезианского метода; ему принадлежит завершение построения новой физической картины мира. Закон всемирного тяготения Ньютона, его исследования механики и динамики, исследования бесконечно малых чисел во многом завершили создание фундамента для новоевропейской науки. Космос Ньютона организован и упорядочен, и в то же время это механизм, постоянно пребывающий в уравновешивающем самое себя движении. Говоря о переходе к новому времени, нельзя не упомянуть о роли религиозной революции, не менее радикальной, чем научная, и с не менее далеко идущими последствиями. Как застой в науке был прерван неожиданно бурным развитием всех областей знания, так религиозная закоснелость была преодолена благодаря воинственному пылу протестантизма. Парадоксальной особенностью Реформации был ее во многом двойственный характер, так как она представляла собой и консервативную религиозную реакцию, и радикально-вольнодумный переворот. 8[viii]С одной стороны, Лютер восставал против вполне ренессансного гедонизма папства ( вспомним, что монах Тетцель, явившийся невольным виновником появления“95 тезисов”, добывал деньги не на что иное, как на строительство храма Св. Петра в Риме! ), проповедуя возвращение к мрачноватой аскезе в иудейском духе, с другой протестантизм с его догматом об оправдании верой и утверждением значимости личной совести и индивидуальности вообще, оказался благодатной почвой для развития индивидуалистических настроений. Действительно, в странах, где протестантизм одержал победу, прослеживается совершенно определенное направление научной мысли: она движется по пути эмпиризма Бэкона и сенсуализма Локка в направлении идей англосаксонского парламентаризма Гоббса, а в США выливается в прагматизм Пирса, Джемса и Дьюи. В странах, оставшихся в лоне католической церкви, усиливается наследовавшая схоластике рациональная традиция, например, Декарт и Паскаль во Франции, Вико в Италии и т. д. , а Германия, разделенная между лютеранством и католицизмом, порождает одновременно Гегеля и Фейербаха. Пусть эта схема очень условна, однако прямое влияние протестантизма на весь уклад новоевропейского общества наглядно показал М. Вебер в своем капитальном исследовании“Протестантская этика и дух капитализма”. Каким же образом повлияла Реформация на становление науки? Дело в том, что протестантизм высвободил огромные запасы энергии личности, освободив ее от многих ограничений средневекового христианства. 9[ix] Произошло то, к чему так стремился Галилей –секуляризация общественной жизни вообще и науки в частности, авторитет церкви во многом пошатнулся, и наука продолжала отвоевывать у нее все новые и новые территории. Это не означало дискредитации религии, однако наука в условиях Реформации добилась желанной автономии. В сочетании с высвободившимся индивидуализмом и духом предпринимательства, стимулируемым протестантизмом, эта автономия в скором времени привела к небывалому подъему науки и техники. Наступала эпоха промышленных революций и научно-технического прогресса. Проблема методологии науки и варианты ее решения. Эмпиризм Бэкона и рационализм Декарта. К началу 17 века “первоначальное накопление наук”в целом завершилось; новые научные данные требовали осмысления и адекватной интерпретации. Необходима была обобщающая методологическая стратагема, которая позволила бы не только классифицировать все многообразие данных, полученных в последние десятилетия, но и обозначить основные направления научного познания. Такой теорией стал эмпиризм Фрэнсиса Бэкона. Фрэнсис Бэкон коренным образом пересмотрел отношение к научному познанию. Если в античности и средневековье наука была способом созерцания природы, более глубокого постижения сути вещей, то Бэкон полагал, что основная цель науки приносить людям практическую пользу. Бэкону принадлежит известный афоризм : “Знание – сила”, который прочертил магистральную линию развития новоевропейской науки вплоть до нашего времени. Однако для овладения столь полезным для человеческого могущества знанием было необходимо выработать новые методы исследования. Бэкон отказался от принятого со времен Аристотеля дедуктивного метода выведения частных случаев из общих положений, хорошего для метафизических построений, но мало пригодного для опытного познания, которое являлось целью Бэкона1[x]0. Им был разработан индуктивный метод, позволявший выводить гипотезы и теории из кропотливых наблюдений над природой, многочисленных экспериментов, ибо только эксперимент (как чистый опыт) мог быть единственным критерием истинного знания. Как мы видим, все внимание Бэкона сосредоточивается на объекте исследования. Однако он уделяет некоторое внимание и его субъекту, которому, впрочем, для получения адекватного знания достаточно избавиться от некоторых заблуждений, которые свойственны человеческому разуму– “идолов”. Существует четыре вида идолов: идолы пещеры, связанные с индивидуальными особенностями каждого конкретного индивидуума; идолы театра, то есть вера в незыблемость авторитетов, например, Аристотеля; идолы площади, связанные с использованием языка и автоматическим введением в суждение существующих в языке неточностей и погрешностей; и, наконец, идолы рода, отображающие вековую привычку человека отождествлять строение природы со своим собственным и усматривать в природе телеологическую направленность. 1[xi]1 Бэкон заложил основание новой науки в Англии, где как было сказано выше, у него практически не было конкурентов: английская наука по большей части удовлетворялась принципами эмпиризма и практическим аспектом бэконианства, что позволило Англии в скором времени превратиться в самую могущественную из промышленных держав Европы, “мастерскую мира”. Нигде в мире идеи прогресса не осуществлялись с такой последовательностью. Между тем Бэкон, поклоняясь эксперименту, не придавал должного значения теории, и , кроме того, упустил из виду непреодолимые препятствия, ожидающие субъекта на пути познания. Бэконовские идолы суть всего лишь досадные помехи, в принципе устранимые. Совершенно другой путь избрал великий французский философ Рене Декарт, обнаруживший границы познания. Если Бэкон выводил познание из опыта, то Декарт–из человеческого сознания, которое единственное способно достоверно доказать свое существование, так как на декартово сомнение сознание отвечает: “Мыслю, следовательно, существую”. Мир опыта вне этого утверждения мертв, и оживить его может лишь дыхание человеческого разума. Непогрешимость, ранее приписываемая папе римскому или Св. Писанию, была перенесена на человеческий разум. 1[xii]2 Декарт вводит в научный обиход фундаментальные понятия объекта и субъекта познания. Методом Декарта становится постоянное сомнение, в том числе и в данных опыта, которым склонен был доверять Бэкон. Средством разрешения сомнения должна стать самая умозрительная из всех наук–математика. Для того, чтобы сознание могло категориально ориентироваться в мире, оно должно указать для него параметры, своего рода систему координат, в которой все сущее должно быть воспринимаемо и исследуемо. Основным“модулем”вселенной является, по Декарту, субстанция, которая имеет следующие параметры: протяжение, фигуру и движение. Субстанции бывают двух видов - духовные и материальные, причем духовные субстанции неделимы, в то время как материальные делимы до бесконечности. Духовные субстанции изначально наделены своего рода опознавательными“кодами” - врожденными идеями, которые позволяют одной из духовных субстанций – человеку, формировать свои знания о мире. Главная из таких идей –идея Бога, идея творца. Бог порождает все прочие врожденные идеи. Что же касается материальной субстанции, главным атрибутом которой является протяжение, то ее Декарт отождествляет с природой, и утверждает, что все в природе подчиняется чисто механическим законам. Таким образом, Декарт создает теоретическую почву для использования в науках о природе методов математики, точного исследования. У Декарта в законченном виде формируется идея природы, как огромного часового механизма, запущенного с помощью божественного импульса. 1[xiii]3 Картезианство и эмпиризм составили мощную методологическую базу новой науки, создав как бы каркас еще не выстроенного научного здания, понятийную сетку, которую следовало лишь заполнять по мере накопления и анализа новых фактов. Бэкон и Декарт в общих чертах завершают научный переворот 15-17вв. Оппозиция картезианству. Паскаль и Вико. Новая наука с триумфом шагает по Европе, однако уже с самого начала она наталкивается на почти неощутимую оппозицию. Всего два крупных ученых берут на себя смелость противиться столь убедительному картезианству, однако небезынтересно рассмотреть их взгляды, чтобы выявить основные погрешности картезианской науки. Блез Паскаль бунтует против деизма Декарта, его ужасает идея безличного бога-инженера. Очевидна этическая направленность философии Паскаля, ибо главное, за что он осуждает картезианство–это его отстраненность от человека. Решив проблему субъекта, Декарт позабыл об отдельно взятом человеке. Паскаль пишет: “Человек полон ошибок, ошибок естественных и неустранимых без благодати. Ничто не доказывает истину напрямую, все обманывает. Два основания истины: разум и чувства, но им не только не хватает искренности– они полны фальши”1[xiv]4. Паскаль убеждается в том, что ни разум, ни опыт не в силах постичь природы человека, ибо тот представляет собой противоречивое соединение величия и убожества, знания и невежества. Самый порядочный шаг со стороны человеческого разума–отступить перед лицом бесконечности, превосходящей его по размерам, то есть Бога и веры. Ретирада Паскаля в эпоху торжества картезианской науки объясняется, по всей видимости, неверием его в возможность истинного познания. В своем гносеологическом отчаянии Паскаль намного опередил свое время. Джамбатиста Вико, неаполитанский философ 18 века, подверг критике картезианскую теорию познания. По мнению Вико, механистические законы рационализма уместны только в тех сферах, из опыта которых они произошли, а именно - в математике и в геометрии. Но экспансия точного метода на всю область научного знания возможна лишь при условии нашего самоузаконения в качестве творцов мира, к тому же записанного на языке математических символов и геометрических форм. Вико категорически не согласен с основным постулатом картезианства - о гомогенности Бога, мира и человеческого разума. 1[xv]5 Вико несомненно принадлежит одна из первых попыток вычленить из массива науки в целомгуманитарное знание, которое по природе своей не укладывается в узкие рамки дихотомии “истина – ложь”. Область этого знания –правдоподобное, то есть нечто, лежащее между истинным и ложным, вбирающее в себя великое множество незатронутых картезианским методом предметов из области человеческих отношений–чувства, эмоции, фантазии, искусства, одним словам, все то, что является творением человеческого разума и что Вико объединяет в своего рода ноосферу, или, по его выражению, “гражданский мир”. Исследованием “гражданского мира”занимается история, но не та история, которая довольствуется простым изложением фактов, преимущественно с назидательными целями, но история как новая наука, показывающая все многообразие человеческих отношений, а так же взаимоотношение человека с абсолютом. История Вико–идеальная наука гуманитарного знания, знания человека о человеке, полученного через исследование человека же, а не через следование умозрительным картезианским схемам. История имеет три возраста. 1[xvi]6 Первых возраст –эпоха богов, в нем люди бесчувственны и грубы, а неспособность их рефлексировать относительно феноменов природного мира приводит к отождествлению последних с Божественным. Государства первого возраста человечества–теократические монархии, в которых верховный правитель отождествлялся с Богом. Второй возраст–эпоха героев, межплеменных войн, когда непререкаемым авторитетом стала сила, которая была способна даже на обман богов. Эпос Гомера–памятник, наглядно иллюстрирующий это героическое время. В постоянных столкновениях народов у некоторых из них вырабатываются первые формы цивилизованной общественной жизни. Третий возраст– эпоха людей или “всепонимающего разума”, долгий путь борьбы городов и народов между собой, пока, наконец, не было достигнуто узаконение семейно-брачных институтов и гражданских прав. История телеологична, ибо пусть не конечными, но перманентно утверждаемыми целями ее являются идеальные ценности– добро, справедливость, разум и т. д. Бог этого исторического пространства – не бездушный “вечный двигатель”, а Бог Провидения, лишь обозначающий основные этапы на пути человечества. Этот путь–необязательно путь прогресса, так как нередко народы оступаются с него и вновь погружаются во мрак первобытной эпохи. 1[xvii]7В известной мере философию истории Вико можно рассматривать как предшественницу и“Феноменологии духа” Гегеля, и цивилизационного метода Данилевского, Шпенглера и Тойнби. Гуманитарное пространство истории Вико представляло собой смелую попытку борьбы с универсальным рационализмом картезианства, однако в свое время она практически не была замечена, и идеи Вико долгое время оставались невостребованными. Он остался как бы маяком, освещавшим путь всем тем, кто не был согласен с применением математических методов в науках о человеке. Введение в философию под ред. И. Фролова. , том 1. М. , 1989. Д. Реале, Д. Антисери. Западная философия от истоков до наших дней, том 3. М. ,1996. Философский энциклопедический словарь. М. , 1983. 3 Д. Реале, Д. Антисери. Западная философия от истоков до наших дней, том 3, стр. 7. 4 Там же, стр. 55. 6 Д. Реале, Д. Антисери. Западная философия от истоков до наших дней, том 3, стр. 67. 7 Там же, стр. 124. 11 Д. Реале, Д. Антисери. Западная философия от истоков до наших дней, том 3, стр. 173. 12 Р. Тарнас. История западного мышления, стр. 235. 14 Д. Реале, Д. Антисери. Западная философия от истоков до наших дней, том 3, стр. 417. 15 Там же, стр. 430. 17 Д. Реале, Д. Антисери. Западная философия от истоков до наших дней, том 3, стр. 451. |
|
© 2007 |
|