Роль Саскии в жизни Рембрандта - (реферат)

Есть художники, которые, уходя в глубь веков, не теряют живой связи с сегодняшним днем человечества—они продолжают волновать нас с прежней силой, как будто остаются нашими современниками.

К ним принадлежит и Рембрандт.

Но каждая новая эпоха любит, ценит и понимает Рембрандта по-своему - в меру того передового и прогрессивного. что заложено в ней самой, приближаясь к истине или удаляясь от нее. Историческая перспектива не всегда при этом прямо способствует установлению истины. Мы часто судим о прошлом с наших современных позиций, исходя из собственного социального, идейно-политического и художественного опыта. И Рембрандт превращается у нас то в бунтаря-одиночку, то в непонятого гения, то в неуемного фантаста. А его искусство считается то наивысшим выражением барочных начал на голландской почве, то проявлением романтизма, реализма или натурализма.

Даже личная жизнь Рембрандта, его биография, претерпевает за века подобные метаморфозы. И дело не только в том, что со временем становятся известны новые факты его жизни. Гораздо большую poль, играют наши симпатии и антипатии. Нам то больше импонирует его первая законная супруга патрицианка Саския ван Эйленбурх, то его вторая подруга жизни Хендрикье Стоффельс, дочь простолюдина. В этом маленьком повествовании речь о Саскии, лицо которой великий художник запечатлел на многих знаменитых полотнах.

Вот как представляет ее Гледис Шмидтт (далее по тексту - Г. Ш. ), писательница автор романа“Рембрандт”, исследовательница тех далеких времен: “ … Кузина — звали ее, оказывается, Саскией, —была отнюдь не похожа на обычную провинциальную красавицу. В ней не было никакой тяжеловесности, которую заранее приписала ей Лисбет, — вероятно, потому, что Фрисландия славится своими сырами и маслом. Фигура у ней была хоть и округлая, но изящная и стройная: грудь и бедра скорее женственные, чем полные; талия в рюмочку, перехваченная кушаком из позолоченной кожи. Это соблазнительное тело завершалось маленькой головкой, круглой, как у херувима, и обрамленной короткими, но густыми кудрями цвета меда; рот, широко раскрытые темные глаза и маленький тупой носик, тоже как у херувимов, дышали какой-то невинной дерзостью.

Но, конечно, она не была простушкой и отлично соображала, как ей выгодней всего держать свою прелестную головку: она приподнимала ее и в то же время чуть-чуть склоняла набок, чтобы выставить напоказ круглую белую, как сливки, шею и похвастаться тем, что со временем должно было стать изъяном, а сейчас казалось очаровательным—легчайшим намеком на двойной подбородок. Она вся словно излучала сияние, которое исходило не только от колец, браслетов, цепочек и брошей, украшавших ее изумрудно-зеленое бархатное платье, но и от волос, глаз, зубов, а также маленьких влажных губ, находившихся в непрерывном движении. …”

Знакомство и сближение с любимой изменяет молодого мастера живописи, приносит новые, живительные и волнующие краски в жизнь Рембрандта:

“… Маленькая фрисландка.... Нельзя сказать, чтобы он много думал о ней. Она не занимала отдельного места в его мыслях, взбудораженных блеском и суетой успеха, но она каким-то непонятным образом срослась со всеми этими быстро сменявшимися событиями и ликующим настроением.

Каждый раз, когда Рембрандт смеялся, он слышал ее смех; глядя на груду поздравительных писем на столе, он видел ее маленький мягкий рот и сияющие глаза; стоило ему получить приглашение, и он уже без всяких на то оснований верил, что, отправившись по указанному адресу, непременно встретит там Саскию, разглядит в толпе гостей ее маленькую круглую головку с медовыми кудрями. Сегодня Рембрандт знал, что через час действительно увидится с ней, и мысль об этом обрадовала его …” ( Г Ш. )

И вот уже успех ждет Рембрандта в области индивидуального портрета. “Флора”(написана в 1634 году), в образе которой художник изобразил свою жену Саскию ван Эйленбурх в год их свадьбы, отличается необыкновенным вниманием к неповторимой оригинальности личности (см. рис. 1).

Рембрандт еще не углубляется во внутренний мир человека, но точное видение внешнего своеобразия, переданного с большой симпатией, позволяет ему многое рассказать о характере модели и о своем отношении к ней. Особенно ясно это проявилось в портретах Саскии. Романтическая влюбленность, чувства светлой радости и восторга, которые он испытывает к молодой жене, выливаются в ликующий гимн молодости, здоровью и красоте.

И, по всей видимости, чувства были взаимными, что сквозит в каждом штрихе ее портретов:

“ —Если вы будете хорошо себя вести, я приду поболтать с вами; но сперва я полюбуюсь заходом солнца и скажу Рембрандту ван Рейну, как красива его картина. Я знаю, он все это слышал, но я, право, тоже должна сделать комплимент— я репетирую его с самого утра. Говоря по правде, то, что она сказала ему, стоя у окна, где им в лицо било красно-золотое пламя мартовского заката, почти дословно совпадало с теми похвалами, которыми его осыпали десятки людей.

Но девушка так серьезно смотрела на него своими лучезарными глазами, задавала ему так много робких вопросов…

“Права ли она в этом? ”, “Не ошиблась ли она в том-то? ” —так трогательно поднимала головку, ловя его взгляд, что Рембрандт вскоре стал вдвое словоохотливее, чем обычно.

Все, что происходило в комнате, казалось ему теперь очень далеким, гораздо более далеким, чем темнеющая перспектива за окном, и он знал, что все дело тут в Саскии ван Эйленбюрх. Он рассказывал о своей картине, о тяжких лейденских годах, о полотнах, которые пишет сейчас или собирается написать, и по мере того как она слушала, ее прекрасное лицо становилось все более неподвижным, словно во всем мире для нее существовал теперь только один звук— его голос … ” ( Г Ш. )

Середина 1630-х годов —время наибольшей близости Рембрандта к общеевропейскому стилю барокко, пышному и шумному, насыщенному театральным пафосом и бурным движением, контрастами света и тени, мирным соседством натуралистических и декоративных моментов, чувственности и жестокости.

Резкие движения, беспокойные вспышки света, динамичные линии контуров и подвижные пятна цвета— синего, желтого, красного, зеленого — создают впечатление напряжения и повышенного драматизма. “Автопортрет с Саскией на коленях”(1635 год, см. приложение 1), типичное произведение этих лет, был задуман первоначально как иллюстрация притчи о блудном сыне, беззаботно растрачивающем свое состояние и здоровье в домах веселья. Но и тени осуждения, как того требовала кальвинистская религия, догматам которой следовали другие голландские художники, нет в произведении Рембрандта. Более того, удаль и бесшабашность молодого гуляки и его милой бросают явный вызов показной добропорядочности голландского бюргера.

Думается нам, что только самые лучшие воспоминания от встреч с будущей женой заставляли воодушевленно брать кисть в руки Рембрандту:

“ … — Извините нас, — сказала Саския собравшимся. —Вы болтайте, а мы займемся кое-чем поважнее: Рембрандт ван Рейн согласился сделать набросок с меня.

… В углу было сейчас темно, и, усаживая Саскию в позу, поднимая вверх ее головку, укладывая на коленях теплые влажные руки, откидывая назад разметавшиеся кудри, он все время слышал, как колотится его сердце. Затем с поистине царственной гордостью, которую придали ему новоиспеченная слава и послушная улыбка девушки, он властно потребовал свечей, и свечи были немедленно поставлены на пол и на полку над кроватью. Всего их оказалось семь, и стояли они так, что весь их свет падал на Саскию, озаряя ее волосы, драгоценности, глаза, приоткрытые губы. Какое великое счастье быть художником— это дает право смотреть! И штрихами, уверенными и в то же время трепетными, мастерскими и в то же время нежными, он рисовал полные веки, виски, затемненные упругими колечками локонов, и ямочку в самом низу круглой шеи.

    — Натурщице позволено разговаривать, маэстро?
    — Да, при условии, что она не вертит головою.
    — К лицу мне это платье?

— Вам любое к лицу. К тому же это не имеет значения — я рисую не платье, а вас. — Сколько раз вы будете рисовать меня?

— Триста, четыреста с божьей помощью … ” ( Г Ш. )

В тесной связи с эволюцией искусства 1640-х годов следует рассматривать и одно из главнейших произведений художника— “Данаю”, хотя картина датирована 1636 годом (см. рис. 2). На создание образа Данаи, дочери легендарного греческого царя Акрисия, заключенной своим отцом в темницу (ему было предсказано, что внук лишит его царства и жизни) и ожидающей здесь своего возлюбленного, бога Зевса, вдохновила Рембрандта Саския.

Даная получила углубленную психологическую характеристику, благодаря которой раскрылся сокровенный внутренний мир женщины, вся его красота, вся сложная гамма чувств и переживаний. “Даная”является, таким образом, наглядным конкретным примером становления знаменитого рембрандтовского психологизма. Никогда еще и никто не писал обнаженного женского тела с большей непосредственностью и теплотой, полностью порвав с классической традицией идеальной женской красоты.

В конце 1630 —начале 1640-х годов, с приходом зрелости, Рембрандт глубоко задумывается над серьезными проблемами жизни. В эти годы была написано самое знаменитого и значительное произведение -“Ночной дозор”(1642), в котором нашли выражение его социальные и политические симпатии и антипатии (см. приложение 2).

Получив официальный заказ на групповой портрет амстердамских стрелков роты капитана Баннинга Кока, он задумывает его как историческое полотно. Стрелки, предводительствуемые капитаном Коком и лейтенантом Виллемом ван Рейтенбурхом, в едином порыве выступают по сигналу тревоги из казарм, чтобы выстроиться в боевом порядке. Рембрандт превращает групповой портрет в массовую сцену, произвольно вводит дополнительные фигуры, повышает контраст освещения, погружая отдельные участки в глубокую тень и вырывая ярким светом главных персонажей (благодаря этому картина получила неверное, но укоренившееся название“Ночной дозор”), применяет сочный, с включением мажорных желтых и красных тонов, колорит. Возникает ощущение праздничного зрелища, радостного воодушевления, мощного подъема патриотизма, гражданских, общественных чувств. То“единение страны”, к которому Рембрандт призывал в аллегорической композиции, получило здесь свое реальное воплощение.

Год написания этой картины совпадает с неожиданным заболеванием и смертью Саскии. Мы замечаем на этом полотне маленькую девочку с живыми, одухотворенными глазами ожидания и наступления праздника. Да, это лицо и глаза Саскии. Почему она здесь? … Ответим последним отрывком из романа Гледиса Шмидтта: “… Наконец врач ушел, и Рембрандт на целых полчаса забыл о том, что должен держать себя в руках: он шагал взад и вперед по забрызганному краской дощатому полу и беззвучно плакал.

Образ Саскии то приближался к нему, то удалялся от него, изменяясь с быстротой живого огня: она была Данаей, которую он познал и которая ждет, чтобы он познал ее снова; она была пылкой влюбленной девушкой, которая летним воскресным утром, запыхавшись, прибежала к нему в мастерскую; она была маленькой девочкой, которая рано утром, в день своих именин, проснулась во Фрисландии. Рембрандт мог поклясться, что он представляет себе ее и такой: с румяным личиком, которое окружено облаком кудрей и светится ожиданием. И чтобы уничтожить время, чтобы бросить вызов самой смерти, он взял свои кисти и палитру, подошел к картине и встал перед девочкой в шафрановом платье, единственной фигуре, у которой еще не было лица. Там, в самом центре великолепной военной сумятицы, он написал ее так, как она открылась ему, написал в том плотском обличье, в котором должен был жить ее пылкий дух в дни, когда он сам еще бродил по дюнам и мечтал о славе как о единственном щите, ограждающем его от смерти.

Да, Саскии не пришлось увидеть празднества в честь Марии Медичи, а когда вновь зазвучат трубы, возвещая о прибытии королевы английской и ее прекрасной юной дочери-невесты, она будет уже лежать в могиле. Но какое все это имеет значение, если он запечатлеет ее в сиянии славы! Нежность, горе и странное ликование двигали его рукой, пока во всей своей нетленной, вечной юности перед ним не встала Саския—довольная, счастливая, веселящаяся на великом празднестве, которое будет длиться во веки веков. Аминь. …”

Тема дружбы и любви, верности и коварства, гражданского и супружеского долга, магического действия слова и искусства на душу человеческую решаются и в последнем десятилетии жизни и деятельности Рембрандта, но на новом, самом высшем уровне.

Как бы компенсируя себя за эту цветовую сдержанность, художник в “Еврейской невесте”(1666 год), дает светящуюся вспышку горячих киноварно-красных и теплых золотисто-охристых цветов, оттененных холодными голубыми и зелеными. В этом позднем произведении Рембрандт вновь возвращается к чувствам супружеской любви и семейной привязанности. Это были последние симфонии цвета и света, последние воспоминания о Саскии (4 октября 1669 года Рембрандта не стало).

Затронув только одну важную тему, попытаемся сделать определенные выводы о значении Саскии ван Эйленбурх в жизни и портретном творчестве Рембрандта ван Рейна.

1. Бунтарский революционный характер его творчества перевернул представление об идеальном герое, о возможностях показа и интерпретации внутреннего мира человека, небывало расширил границы портрета, углубил само понимание этого жанра.

2. Обогащение идейного содержания его творчества шло по мере познания художником противоречивой действительности Голландии, по мере постижения сложного и таинственного мира человеческих мыслей и чувств. Главными темами всегда оставались композиции на библейские и мифологические сюжеты и, конечно, портрет.

3. Менее всего Рембрандт ограничивался передачей лишь внешнего сходства в портретах. Портрет превращался у него в своеобразную тематическую картину, повествующую о долгом, противоречивом и, даже, тяжком жизненном пути человека, о мимолетном или стойком состоянии души, о больших и важных чувствах. 4. Поэтому Рембрандт часто писал, рисовал и гравировал своих родных или близких друзей. Портреты жены Саскии бесспорно лучшие в этом ряду. Они написаны на одном дыхании—каждая черточка, каждый мазок говорят о переполняющих художника чувствах любви, восхищения. Никогда еще мазок— нежный, трепетный или смелый, энергичный, краска — глубокая, сияющая, светящаяся, свет —радостный, золотистый не выражали с подобной непосредственностью душу художника и отношение к любимому человеку.

С тех пор прошло более трехсот лет, а великое беспримерное по своему гуманизму и человечности искусство мастера продолжает жить и служить людям. Рембрандт завещал нам свою любовь к человеку и свою веру в его счастье. Рембрандт оставил нам свой художественный опыт, самый передовой и прогрессивный для своего времени и самый честный и чистый на все времена. Его опыт как составная часть вошел в искусство всех эпох, в эстетическое воспитание всего культурного человечества.

* * *
Литература:

1. “Рембрандт”, автор Гледис Шмидтт, Нью-Йорк, 1963 год, перевод П. В. Мелковой, издательство“Искусство”, Москва, 1970 год.

2. “Рембрандт”, автор-составитель Ю. И. Кузнецов, издательство “Изобразительное искусство”, Москва, 1982 год.