 |
РУБРИКИ |
Росссия в начале ХХ века - (реферат) |
РЕКЛАМА |
||
|
Росссия в начале ХХ века - (реферат)Росссия в начале ХХ века - (реферат)Дата добавления: март 2006г. Росссия в начале ХХ века Первые бои за власть (1918 г. ). “Платформа 46-ти”. Формирование “тройки”. Теория Сталина– “социализм в отдельно взятой стране”. Образование “ленинградской оппозиции”(1924 г. ). Новая концепция Троцкого. Раскол в Политбюро (октябрь 1925 г. ). “Платформа 4-х” (1925 г. ). 14 съезд ВКП(б) – события и их влияние на дальнейший ход истории…………………………………………………. стр. 14 Основные вопросы дискуссии съезда (НЭП и равенство). Троцкий о бюрократии. Первые высказывания о “вождизме”. Съезд индустриализации– мифы и реальность. Перестановки в органах власти. Оппозиция в конце 20-х – раскол, покаяние и последний бой………………………………………………………...стр. 18 Изменения в лагере оппозиции. Первое покаяние. Осень 1927 г. –последний бой оппозиции. Ошибочная оценка Троцким поражения оппозиции. Истинные причины поражения. 15 съезд – у нэпа все впереди? 1928 г. – начало кризиса. Влияние кризиса на судьбу нэпа и кооперации. Апрель 1928 года –первый публичный процесс. Разногласия по поводу индустриализации. 30 сентября 1928 г. –Бухарин и его “Заметки экономиста” - экономическая программа оппозиции. Слухи об “опасном уклоне”. Почему проиграла оппозиция? Ноябрь 1929 г. – пленум ЦК и самокритика оппозиции. План пятилетки. Начало обобществления (1929 –1930 гг. ). “Великий перелом”. Раскулачивание. Невиданные темпы коллективизации. “Головокружение от успехов”. Сопротивление крестьян коллективизации. Рукотворный голод. Репрессии. “Пятилетку за четыре года”–16 съезд партии (июнь-июль 1930 г. ). Система приоритетов и ее влияние на формирование административного способа управления. “Шахтинское дело”–сомнение есть предательство? Кампания против “буржуазных специалистов” ( 1928-1931 гг. ). Новое законодательство – “красная” интеллигенция. Первые итоги – дезорганизация промышленного производства. 23 июля 1931 г. –“шесть условий” или конец культурной революции. Введение сдельной оплаты труда. Итоги первой пятилетки. 16 съезд – осуждение и покаяние правой оппозиции. Новая формула: уклонист – враг. Декабрь 1930 г. – новый этап в уставных принципах партии. Дело Сырцова и Ломинадзе. 1932 г. – новая оппозиция. Вторая пятилетка. 1933 г. – чистка в партии. Партия – сплав или монолит? Ростки раскола в партии. 17 партийный съезд – “тени надвигающейся ночи”………………………………………………………стр. 49 26 января 1934 г. – 17 партийный съезд. Возвращение “блудных детей” –оппозиционеры снова верны партии? Доклад Сталина: основы будущей политики репрессий. Развитие идеи заговоров. Преобразование в органах госбезопасности. Убийство Кирова (1 декабря 1934 г. ). Кому пошло на пользу убийство Кирова? На своем тысячелетнем пути Россия не раз переживала трагические события. Завоевательные войны и вражеские нашествия, смуты и восстания, взлеты и падения всегда чередовались между собой, но едва ли какое-то столетие было так богато ими, как 20 век. На Россию обрушилось сразу несколько тяжелых испытаний едва ли не с первых дней нового столетия. И, хотя данная работа ставит перед собой цель проследить ход более поздних событий, нельзя не упомянуть и о тех, что предшествовало им и оказали влияние на дальнейший ход истории России. 3 июня 1907г. Государственный переворот. Поражение революции. Возрождение самодержавия. 1 августа 1914г. Германия объявила войну России. Кризисная ситуация, бессильная самодержавной власти и разобщенная оппозиция– предпосылки грядущей стихийной революции. Февраль 1917г. Начало революции. 2 марта 1917г. Отречение царя от престола. Установление двоевластия. Лето 1917г. Кризис. Корниловский мятеж. Радикализация масс. Возрождение большевизма. 25 октября 1917г. Арест Временного правительства. Взятие власти большевиками. Ноябрь 1917г. Начало гражданской войны. 6 января 1918г. Учредительное собрание объявлено распущенным. 3 марта 1918г. Брест-Литовский договор. На последнем из перечисленных событий следует остановиться особо, так как именно оно и послужило первым яблоком раздора в среде новой власти. Именно Брест-Литовский мир стал толчком для образования первой оппозиции. В среде большевиков это были “левые коммунисты” во главе с Бухариным и Радеком. Но в то же время начался мятеж левых эсеров, что заставило “левых коммунистов” вернуться в стан большинства. Это послужило концом сотрудничества большевиков и эсеров. Лето 1918г. Начало национализации. Продразверстка. Утверждение политической диктатуры, уничтожение небольшевистских партий. Десятый съезд стал решающим поворотом для партии, ибо именно на нем были заложены основы новой экономической политики, как ее назвали большевики. Одним из первых последствий проведения НЭПа стало окончательное уничтожение меньшевиков, не из-за страха перед возможным сопротивлением, а из-за того, что они доказали правильность своих прогнозов, поскольку давно требовали введения подобной политики. Меньше чем через год после этого события развернулись те битвы за власть, которым и посвящена данная работа. В течение многих лет эта тема замалчивалась, и только в последние годы на поверхность стали выступать относительно правдивые свидетельства и хоть в какой-то степени объективные оценки фактов. Появилось множество исследований, посвященных годам сталинизма, но, что огорчает, некоторые авторы вкладывают в них слишком много личностных оценок и слишком мало объективных. Исторические эссе взывают в данном случае не к разуму, а к эмоциям, причем не самым высоким. Встречаются нарушения принципов историзма и объективности, что совершенно недопустимо при анализе исторических событий, тем более таких крупномасштабных. За последние годы произошли огромные изменения в идеологической жизни нашей страны. Однако это не значит, что нужно немедленно уничтожать память о прошедшем и начинать новую фальсификацию истории. Данная работа ставит целью проанализировать драматические страницы послеоктябрьского периода и показать, что сталинизм был не продолжением, а отрицанием дела большевизма, погубившим течение, предлагавшее совершенно иную стратегию развития общества. С течением времени основные участники этого течения меняли взгляды и, как следствие, положение на исторической арене, но основная их цель оставалась неизменной, и ее могут выразить слова Троцкого, которыми он закончил свою речь на июльско– августовском пленуме ЦК и ЦКК в 1927 году: “За социалистическое отечество? – Да! За сталинский курс? –Нет! ” Они верили в социализм, многие из них были и оставались революционерами до конца своих дней. Можно ставить им в вину веру в эту химеру, можно обвинять их в том, что именно их силами был введен режим тоталитаризма в СССР, но нельзя отрицать то, что они первыми разглядели опасность сталинского режима и начали борьбу с ним. Сейчас трудно предположить, каков был бы путь страны, если бы оппозиция одержала победу в одной из битв 20-х–30-х годов. Тут вновь можно вспомнить и о личных мотивах, руководивших лидерами оппозиции в борьбе за власть, и о не менее, чем сталинские репрессии, впечатляющих проектах Троцкого. Но факт остается фактом–победили не они, а Сталин, и результаты этой победы, подкрепленные “успехами” новых правителей до сих пор сказываются на развитии страны. Каждая “…великая революция ставит перед учеными кардинальные исторические вопросы.... Самый главный, сложный и важный вопрос, поставленный большевистской революцией и ее последствиями, касается связи между большевизмом и сталинизмом…”(Коэн С. , “Большевизм и сталинизм”, “Вопросы философии” 1989 №7, стр. 46). На этот вопрос, по-видимому, возможны только два ответа. Первый сводится к тому, что движение от социалистической революции к диктатуре Сталина было исторически закономерным и неизбежным, что внутри большевизма не существовало никаких политических альтернатив этому движению. Тогда все промежуточные этапы между Октябрем 1917 года и утверждением сталинского режима должны рассматриваться как несущественные зигзаги на пути, фатально предначертанном самой революции. Внутрипартийная же борьба 20-х–как исторический эпизод, любой исход которого привел бы к результату, аналогичному сталинизму. Другой ответ исходит из того, что сталинизм не был неизбежным логическим результатом, что его победа была в известном смысле исторически случайной, что внутри большевизма существовало сильное течение, выдвигавшее реальную альтернативу сталинизму, а борьба с этим течением составляла главную функцию сталинского террора. Для научного обоснования этих тезисов необходимо опереться на возможно более полную совокупность исторических фактов. В истории чаще, чем в других науках, неверные представления о фактах являлись не столько результатом действительного заблуждения, сколько сознательным или бессознательным обслуживанием политических задач. Но никогда до двадцатого века не формировалось такого количества исторических фальсификаций, основанных на выпячивании одних фактов и замалчивании других. Никогда раньше не звучало с такой актуальностью понятие “амальгама”. Созданное применительно к политической жизни в эпоху Великой французской революции, оно означало прием фабрикования политических “заговоров”, применяемый для нагнетания истерии среди народа. Уже в конце 20-х годов левая оппозиция доказывала, что Сталин и его приспешники взяли на вооружение метод амальгамы для обвинения оппозиционеров в сотрудничестве с антисоветскими силами. В 30-е годы Троцкий говорил о сталинских амальгамах, как о провокационном отождествлении большевиков– противников сталинизма –с контрреволюционными заговорщиками диверсантами и шпионами иностранных разведок. Это и стало главным оружием в так называемой борьбе с “врагами народа”. В дальнейшем так же амальгамировались глубоко разнородные силы: власовцы, участники крестьянских восстаний, “раскулаченные”, обыватели, пострадавшие за неосторожное слово, даже коммунисты, отважившиеся на критические замечания о существующих порядках. Амальгамирование всех этих явлений базируется на одном формальном признаке –применение насилия, без учета того против каких сил оно было направлено и условий, в которых осуществлялось. Многие из создателей новейших исторических мифологем выстраивают якобы последовательные ряды: палачи, жертвы и жертвы-палачи, павшие от руки своих бывших соратников. К числу первых, как правило, относят Ленина, Троцкого, Свердлова, Дзержинского, навязывая им роль предшественников Сталина, Ягоды, Ежова и Берии. Ко вторым–безвинных жертв сталинизма, и реальных врагов Октябрьской революции. Третьими традиционно считаются погибшие в годы сталинизма большевики, которые уже участием в революции и гражданской войне вырыли себе могилу. Таким образом, общий формальный признак–- однопартийность –объединяющий чисто внешне революцию и сталинизм, скрывает под собой то, что совершенно необходимо учесть, а именно: что была партия при Ленине и чем она стала при Сталине. Сталинизм, внешне демонстрируя приверженность большевистским традициям, идею интернационализма сменили практикой некоего великодержавного шовинизма, а идею постепенного отмирания государства–практикой укрепления государственности, тотального принуждения и насилия. Забывают и об одной из традиций сталинского бонапартизма: постоянство в преследовании определенной группы своих врагов. Существовала лишь одна категория жертв сталинизма, по отношению к которой в течение двадцати пяти лет сталинского режима все усиливалась террористическая политика. В нее входили профессиональные революционеры и рядовые коммунисты, имевшие какое-либо касательство к внутрипартийным оппозициям 20-х–30-х годов. Массовый характер такого преследования исключает его объяснение личными антипатиями Сталина. Очевидно, было нечто грозное для самого существования сталинского режима в идеологии, имевшейся в те годы и “троцкизмом”. Самое печальное то, что за малым исключением, все эти люди уничтожены задолго до смерти Сталина, и мы нигде не встречаем упоминаний о судьбах действительных “троцкистов”, истинных сторонников оппозиции, Необходимо восполнить этот пробел. Такое исследование исключает безапелляционность и априорность выводов. Оно предполагает освещение исторических событий в их реальной последовательности, что позволяет следовать как принципу историзма, так и объективности. Прежде чем рассматривать сущность внутрипартийной борьбы 20-х –30-х годах, необходимо найти ее истоки, которые были заложены еще до победы революции. Один из будущих лидеров оппозиции, Лев Троцкий, еще в 1906 году в своей работе “Итоги и перспективы” в схематическом виде изложил свою концепцию перманентной революции, значительно отличавшейся от ленинской, так и от меньшевистской. Сущность ее в следующем. Российская буржуазия не способна возглавить революционное движение, а, следовательно, полная победа демократической революции в России возможна только в форме диктатуры пролетариата, опирающегося на крестьянство. Пролетарская диктатура неминуемо осуществит попутно с социалистическими и демократические задачи и даст мощный толчок международной социалистической революции. Победа социализма на западе обеспечит России защиту от буржуазной реставрации и торжество социализма. Троцкий вовсе не недооценивал роли крестьянства как опоры революционного пролетариата. Он недооценивал совсем иное–способность крестьянства к политической самостоятельности. Поэтому он и считал изменением влияние крестьянства на правительственную политику. При этом он, однако, считал вполне естественным вхождение в рабочее правительство революционных представителей непролетарских общественных групп. Задолго до Ленина Троцкий обосновал идею возможности и, более того, неизбежности победы социалистической революции в одной стране, отсталой в экономическом и социально-политическом отношениях, в наиболее слабом звене мировой капиталистической системы. Эта гипотеза была преждевременной, что ни в коей мере не свидетельствует о ее полной бессмысленности. Напротив, приходится признать, что Троцкий сыграл в подготовке Октябрьской революции выдающуюся роль. В те дни даже его противники признавали это. Но уже тогда над Троцким и его сторонниками начинали сгущаться тучи. В марте 1918 года Троцкий был назначен наркомом по важным делам и председателем Высшего военного совета. В феврале 1920 года, находясь на Урале, где он руководил хозяйственной работой, Троцкий на практике стал убеждаться, что методы продразверстки себя исчерпали. 20 марта он представил в ЦК на имя Ленина, Крестинского, Бухарина и Каменева документ, озаглавленный “Основные вопросы продовольственной и земельной политики”, где сформулировал идею замены продовольственной разверстки натуральным налогом. Однако предложения были весьма осторожными и половинчатыми, в частности, не затрагивающими одну из основных проблем экономики–развитие рынка. Но нельзя забывать, что дело-то происходило в самый разгар “военного коммунизма”, за год до поворота к новой экономической политике. Предложения Троцкого были отвергнуты ЦК, их не поддержал и Ленин. Троцкий продолжил поиск непосредственного пути в социализм (совместно, в частности, с Бухариным). Появилась концепция “огосударствления профсоюзов”, ошибочная с точки зрения НЭПа, но вытекавшая из системы “военного коммунизма”. Ее раскритиковал Ленин, а затем и сам Троцкий (уже после поворота к НЭПу). В это же время начинаются первые битвы за власть. На 12 съезде РКП(б) вместо того, чтоб выступить по национальному вопросу, Троцкий говорил об экономическом кризисе, “кризисе ножниц” и добился (! ) принятия резолюции о необходимости улучшить планирование промышленного производства. Однако, несмотря на усилия Пятакова, пытавшегося осуществить ее через ВСНХ, в течение нескольких лет дальше благих намерений дело не шло. В итоге опасения разрушить партию всего лишь сыграли на руку Сталину. Кажущееся единство, продемонстрированное 12 съездом, продлилось недолго. На сентябрьском пленуме ЦК 1923 года состоялась дискуссия по “проблеме ножниц” и было принято решение о понижении цен на промтовары. Дзержинский предложил меры по укреплению идеологического единства партии, в частности, обязанность каждого коммуниста докладывать в ГПУ о существовании фракций и уклонов. Предложение было воспринято как провокация, но через неделю те же идеи появились в “платформе 46-ти”, которая обвинила “фракцию большинства в Политбюро” в экономическом кризисе. “Платформа” объяснила кризис партии разрывом между верхушкой ее и членами рядовыми, не участвующими в партийной жизни. В целом установка была верной: члены партии, механически зазубрившие две-три марксистские идиомы, разумеется, не способны были к творчеству. Остановка усугублялась тем, что в России не было сформировано ни гражданское общество, ни правовое государство. В это же время в работах Троцкого начинают звучать мотивы необходимости демократизации партии, становившиеся тем более актуальными, чем сильнее становилась бюрократизация госаппарата. Однако в обществе и в партии этот тревожный призыв не нашел отклика. Безвольная, слепая и привыкшая подчиняться масса искала и нашла “хозяина” в лице партийной бюрократии. Та же, в свою очередь, обрела лидера. Им был Сталин. Первым осознал реальную опасность бюрократического перерождения Ленин, о чем говорят его письма и статьи начала 20-х годов. И он же пал первой жертвой этого процесса. Второй стал Троцкий, в котором Ленин увидел союзника в борьбе с бюрократией. 13-я партконференция безоговорочно осудила Троцкого и оппозицию, обвинив ее в “антибольшевистском ревизионизме и антиленинском уклонизме”. Первым шагом в борьбе бюрократии с оппозицией стало оформление блока трех членов Политбюро–Зиновьева, Каменева и Сталина, вновь продемонстрировавших свой “правый” уклон. Спор приобрел явно неравный характер, как в политическом, так и в практическом отношении. Столкнувшись с натиском “тройки” и ее фракции, Троцкий перешел в контратаку. Однако он не стал заострять внимание на личности своих оппонентов, а развязал дискуссию о бюрократизме в партии. Зиновьев и Каменев, однако, восприняли это как личное оскорбление и потребовали изгнания Троцкого из Политбюро. В союзе со Сталиным, Бухариным и другими они развернули компанию против троцкизма. С кровью выдирая цитаты из работ Троцкого дооктябрьского периода (см. выше), они обвинили его в антиленинских настроениях. Сталин стал отрицать роль Троцкого в Октябрьской революции и гражданской войне. В этом споре родилась теория Сталина “социализма в отдельно взятой стране”. Весьма примитивная, она была великолепно приспособлена к психологии рядового члена партии, уставшего бороться во славу мировой революции. Второе, но не менее важное ее значение заключалось в том, что она противостояла аргументации Троцкого, упрекавшего своих оппонентов в отсутствии революционного порыва. В целом, основной удар нанесла “тройка”, но разгром Троцкого предопределил и ее собственную судьбу. Уже в конце ноября 1924 года этот блок дал трещины, а Троцкий перешел во второе контрнаступление, написав статью “Наши разногласия”. Однако позиции Сталина значительно усилились. Он взял под свою защиту Зиновьева и Каменева, он, однако, не допустил и усиления травли Троцкого (очевидно, оценив по достоинству “Уроки Октября”) и оставил его в составе Политбюро. В мае, после окончательного распада “тройки”, Троцкий получил несколько незначительных постов в ВСНХ. Вместе с тем, смещение Троцкого и завязавшаяся после этого борьба за власть между Зиновьевым и Каменевым, с одной стороны, и Сталиным, претендовавшим на роль теоретика партии (выдвижение им в конце 1924 года теории “построения социализма в одной стране”), - с другой, на время отодвинули борьбу против “троцкизма”. С новой силой она вспыхнула в 1926 году, когда Троцкий объединился с лидерами “новой оппозиции”, признавшими, что в компании против него они были не правы. К блоку с Зиновьевым и Каменевым Троцкий пришел путем долгих раздумий. Внимательно анализируя разногласия между “новой” (или, иначе, ленинградской) оппозицией и большинством партийного руководства, с особой силой проявившиеся накануне и в период работы 14 съезда ВКП(б) (декабрь 1925 г. ), Троцкий тщательно просчитывал все “за” и “против” такого союза. Участия во внутрипартийной дискуссии он не принимал, и о его отношении к ней мы можем судить лишь по его личным записям, преимущественно дневникового характера, а также по некоторым личным письмам, сохранившимся в архиве. Троцкий отдавал себе полный отчет в том, что Зиновьев и Каменев являются такими же “аппаратчиками”, как и Сталин (если не хуже), и что их выступление представляет собой лишь “аппаратную оппозицию” большинству ЦК. Именно поэтому он признавал, “что ленинградские методы партийного и хозяйственного руководства, агитаторская крикливость, местническая заносчивость и прочие скопили в партии чрезвычайное недовольство ленинградской верхушкой; что к этому недовольству присоединяется острое возмущение ленинградским режимом со стороны многих и многих сотен работников, в разное время вышвырнутых из Ленинграда и рассеянных по всей стране, - эти факты совершенно неоспоримы, и значение их нельзя недооценивать. В этом смысле обновление ленинградской верхушки и усвоение ленинградской организацией менее комиссарского тона в отношении ко всей партии является бесспорно фактами положительного значения. Троцкий понимал, что положение, сложившееся в ленинградской партийной организации, не являлось исключением. Разумеется, Троцкий не мог игнорировать и тот факт, что в центре полемики лежали не только и не столько проблемы “аппаратной борьбы”, сколько коренные вопросы политики. К разрешению же этих вопросов и у Зиновьева, Каменева, и у него самого в конце 1925–начале 1926 г. отчетливо выявились практически одинаковые подходы. Троцкий в итоге пришел к выводу, который сформулировал в совершенно естественной не только для него, но и для всех остальных деятелей тогдашнего коммунистического движения вульгарно-социологической манере: “Позиция, занятая ленинградскими верхами, является бюрократически извращенным выражением политической тревоги наиболее передовой части пролетариата за судьбу нашего хозяйственного развития в целом и за диктатуру пролетариата. Троцкий, Зиновьев и Каменев впервые открыто выступили с единых позиций на апрельском (1926 г. ) Пленуме ЦК ВКП (б). Через три месяца, на июльском Пленуме, произошло их формальное объединение на общей платформе. Осью дискуссии стал вопрос о возможности построения (победы) социализма в СССР в условиях капиталистического окружения. Сталин отвечал на него утвердительно. Троцкий же–отрицательно. В сжатом виде точка зрения Троцкого в этом вопросе может быть представлена следующим образом. Социализм возможен лишь по достижении страной, где победила революция, высочайшего уровня развития производительных сил (при наличии гарантий от реставрации капиталистических отношений извне), и такой уровень в общих чертах уже известен– это тот самый рубеж, к которому подошли передовые капиталистические страны (ведь империализм, полагали большевики, - высшая и последняя стадия капитализма, канун социалистической революции! ). Что же касается Советской России, то перед нею встанет задача как можно быстрее преодолеть разрыв, отделяющий ее от наиболее развитых государств. Без победы пролетариата в основных странах Европы, указывал Троцкий, прийти к социализму нельзя, ибо, во-первых, мировая буржуазия будет постоянно стремиться к свержению Советской власти вооруженным путем, а во-вторых, мировое хозяйство “в последней инстанции… контролирует каждую из своих частей, даже если эта часть стоит под пролетарской диктатурой и строит социалистическое хозяйство”. Сказанное, разумеется, не означает, что Троцкий отвергал необходимость социалистического строительства в Советском Союзе. Концепция Троцкого не могла быть поддержана партийно-правительственной бюрократией, которая абстрактным интересам мировой революции предпочитала реальное укрепление своего господствующего положения в самое ближайшее время. Такую перспективу ей давала сталинская теория замкнутого экономического и политического развития, реализуя которую можно было, по словам Троцкого, “заранее назвать социализмом все, что будет происходить внутри Союза, независимо от того, что будет происходить за его пределами”. Совершенно правильно поставив вопрос о теснейшей взаимосвязи экономических процессов в СССР с развитием мирового рынка, Троцкий вместе с тем допускал в своем анализе ошибку, считая, что современная ему капиталистическая система находится в состоянии прогрессирующего распада, который в ближайшие годы приведет к социалистическим революциям по крайней мере в крупнейших странах Европы. Но выступления Троцкого лишь озлобляли функционеров, не брезговавших никакими средствами, с тем чтобы его изолировать и окончательно дискредитировать. Они не останавливались и перед организацией заведомых провокаций. Одной из наиболее крупных таких провокаций и, как явствует из архивных документов, заранее спланированной и подготовленной, явилось инспирирование сталинскими сторонниками серии уличных столкновений с членами оппозиции во время праздничной демонстрации, посвященной 10-летней годовщине Октябрьской революции. Вся вина за события 7 ноября 1927 г. была возложена на вождей оппозиции. Вскоре после этих событий Троцкий и Зиновьев были исключены из рядов ВКП(б). В январе 1928 г. Троцкого отправили в ссылку в Алма-Ату. Но и после этого он продолжал борьбу против системы бюрократической диктатуры. Новый раскол в Политбюро и ЦК начался в октябре 1925 года, когда Зиновьев, Каменев, Сокольников и Крупская представили в ЦК документ, отражающий серьезные противоречия во взглядах формирующейся новой оппозиции (в дальнейшем этот документ именовался “Платформой 4-х”). “Платформа” критиковала стремление большинства ЦК затушевать классовую борьбу в деревне, обозначалась необходимость расширения внутрипартийной демократии, усиления коллегиальности в руководстве партией, о “национальной ограниченности” в постановке 14 конференцией вопроса о победе социализма в отдельной стране. Но, хотя все эти идеи приближались к взглядам Троцкого, находясь во власти прежних фракционных настроений, авторы “Платформы” одновременно протестовали против активизации идеолого-теоретической деятельности Троцкого и предлагали применить к нему самые жесткие меры партийных санкций, вплоть до исключения из партии. Обострение разногласий между ЦК и “новой оппозицией” (как ее вскоре стали называть) выявилось на октябрьском 1925 г. пленуме ЦК, где впервые доклады Зиновьева и Каменева были не одобрены, а лишь приняты к сведению. К тому же, несмотря на запрещение пленумом дискуссии, за несколько недель до съезда началась острая полемика между Московской и Ленинградской партийными организациями. Тон этой полемике был задан из Москвы, где на партийных собраниях все чаще звучали обвинения в адрес Ленинградской (с Зиновьевым во главе) в “капитулянтстве” и “пораженчестве”. Обвинения эти в печать, как правило, не проникали. Следствием стало то, что впервые партия узнала о существовании “пораженцев и ликвидаторов” только на съезде. Сталин же в то время завершил формирование новой верхушки. Блок был направлен против Каменева и Зиновьева. Последние не нашли ничего лучше, чем…обвинить большинство ЦК (со Сталиным во главе) в том, что они якобы являются “полутроцкистами” и не только не ведут борьбу с Троцким, но даже смыкаются с ним! Очевидно, всерьез поверив в действенность этого приема, Зиновьев уже после январского пленума стал готовить Ленинградскую организацию к борьбе с этими “полутроцкистами”. Троцкий же, по-прежнему лишенный возможности личного контакта с лидерами обеих формирующихся фракций, отмечал в своих дневниках ненормальный характер предсъездовской дискуссии, обусловленной сложившимся аппаратным режимом в партии. Он различал две стороны в деятельности “ленинградской верхушки”. С одной стороны, он считал справедливым недовольство этой, как отмечалось выше, чересчур крикливой, бюрократической и самодовольной верхушкой. С другой–за всей этой демагогией и приемами аппаратной борьбы верхов он разглядел извращенное выражение “политической тревоги наиболее передовой части пролетариата за судьбу нашего хозяйственного развития в целом и за диктатуру пролетариата” (Коммунистическая оппозиция в СССР, Т. 1). Между тем, аппаратная подготовка съезда продолжалась. Сталин, будучи уверенным, что ленинградская делегация окажется на съезде в полной изоляции, был весьма заинтересован в ее единодушном выступлении и столь же единодушной реакции большинства съезда на это выступление. Поэтому он и отверг предложение своих союзников послать на Ленинградскую партконференцию несколько членов ЦК, дабы сообщить ленинградцам точку зрения большинства ЦК. Зиновьев же допустил очередной просчет, решив, что для победы на съезде будет достаточно “монолитного единства” делегации. Очевидно, он рассчитывал на репутацию Ленинградской организации, всегда считавшейся наиболее демократичной, пролетарской и наиболее подверженной мелкобуржуазным влияниям. Используя привычные аппаратные методы подготовки съезда, они оставили на этот счет некоторые компрометирующие документы, которые в столь же привычном аппаратом порядке дошли до Секретариата ЦК. В результате Молотов с торжеством зачитал на съезде в качестве доказательства антидемократизма ленинградских руководителей (не стоит и говорить о том, что при этом он умолчал о еще более грубых махинациях со стороны Секретариата в других организациях). “Монолитность” и “однородность” ленинградской делегации столкнулась с той же “монолитностью” и “однородностью” всех остальных делегаций съезда. В искусстве аппаратной механики Зиновьеву и Каменеву было далеко до Сталина. 14 съезд ВКП(б) – события и их влияние на дальнейший ход истории Атмосфера съезда была напряженной. Хрущев позже вспоминал, что “Сталин, Бухарин и Рыков выступали за линию ЦК. То есть за линию Сталина …так говорили–вот линия ЦК, а там линия оппозиции” (Вопросы истории. 1990 №2). Зиновьев говорил о причинах, “загнавших в оппозицию” ленинградцев. Каменев также говорил о том, что на октябрьском пленуме большинство ЦК запретило открыть предсъездовскую дискуссию и вынести разногласия на широкое обсуждение. По существу, после смерти Ленина, 14 съезд стал первым и последним, на котором обсуждались в дискуссионной форме принципиальные вопросы. В начале работы съезда могло создаться впечатление, что спор между Зиновьевым и Бухариным касается лишь отдельных нюансов, но разногласия проявлялись все резче, и атмосфера накалялась. Один из акцептов внутрипартийных разногласий, наиболее резко проявивший себя во время дискуссии, касался трактовки НЭПа. Считая, что расширение НЭПа есть не что иное, как оживление капиталистических элементов, Каменев расценил “облегчение аренды земли” как “уступку кулаку”. В противовес этому Молотов говорил о “бухаринской школе” как о продолжении “школы ленинской”. Тут следует заметить, что по прошествии всего лишь нескольких лет тот же Молотов вслед за развенчанием самого Бухарина обрушит на “бухарскую школу” обвинения в том, что она есть “агентура кулачества в партии” и уже в начале 30-х “бухаринцы” вслед за “троцкистами” пойдут в тюрьму и политизоляторы. Помимо тезисов о трактовке НЭПа и социальной дифференциации деревни “новая оппозиция” поставила ряд вопросов, имевших несомненную важность для оценки перспектив социалистического строительства. В частности, Крупская критиковала Молотова и Бухарина за выдвинутое ими положение о том, что госаппарат сам по себе уже является широкой организацией рабочего класса. Зиновьев доказывал, сложившиеся на госпредприятиях условия (наемный труд, деление на управляющих и управляемых) нельзя назвать социалистическими. Главный довод Бухарина и других представителей большинства ЦК, выдвинутый против этого тезиса, сводится к тому, что трудовой энтузиазм рабочих ослабеет, если им внушить, что госпредприятия–не вполне социалистические. Отстаивание идеологии ведущей фракции тезиса о социалистическом характере отношений, сложившихся на госпредприятиях, представляло важнейший шаг к сталинскому тезису о построенном в СССР социализме. Еще один аспект внутрипартийных разногласий, прошедший на съезде как бы вторым планом, но оказавший впоследствии огромное влияние на исход внутрипартийной борьбы, был связан с вопросом о равенстве. В содокладе на съезде Зиновьев произнес положение о том, что стремление к равенству доминирует в рабочей среде. В ответ Сталин заявил, что Зиновьев “толкует о каком-то неопределенном народническом равенстве без указания классовой подоплеки равенства…Лозунг о равенстве в данный момент есть эсеровская демагогия. Никакого равенства не может быть, пока есть классы и пока есть труд квалифицированный и неквалифицированный” (Сталин И. В. Соч. Т. 7). “Теснейшая братия Сталина” объявила, что положение Зиновьева в корне противоречит марксизму, поскольку при социалистическом строе, согласно учению Маркса и Ленина, не может быть полного равенства, так как господствует принцип “каждый получает в зависимости от выполненного им труда”. Однако этот тезис Зиновьев и не пытался оспаривать, его осторожная критика была в первую очередь направлена против привилегированного положения и излишеств бюрократии. Троцкий в своих работах справедливо замечал, что “ни Маркс, ни Ленин не предусмотрели, что бюрократия прятала свои материальные интересы за интересы прилежного крестьянина и квалифицированного рабочего… Было объявлено, что левая оппозиция покушается на марксизм, на заветы Ленина, …на наши дачи, на наши автомобили, на наши благоприобретенные права… Остальные разногласия, проблемы, вопросы организации сразу отступили на второй план. Каждый бюрократ знал, из-за чего идет борьба, и тянул за собой свою канцелярию…” (Троцкий Л. Д. Сталин. Т. 2). Этим обстоятельством и объяснялось грубое и нелояльное отношение правящей фракции ко всем выступлениям участников “новой оппозиции”. Бухарин, например, почувствовав, что на стороне правящей фракции находится абсолютное большинство съезда, выступил с беспрецедентным заявлением о том, что “какие бы решения съезд ни принял, все мы…признаем решения партийного съездаединственным окончательным (курсив автора) истолкованием ленинской партийной линии” (14 съезд ВКП(б)). Такое заявление объективно представляло собой новый шаг к сталинистской концепции “единства и монолитности” партии, согласно которой любые решения партии (а затем–ее “вождя”) объявлялись истиной, правильность которой обязана безоговорочно признавать вся партия, каждый ее член. Если в содокладе Зиновьева еще не был назван по имени основной виновник фактического раскола в центральных органах партии, а вопрос о необходимости коллективного руководства ставился в самой общей форме, то в последующих выступлениях лидеров оппозиции возник вопрос о фактическом подавлении Сталиным коллективного руководства. Сокольников и Каменев прямо говорили о необходимости снять Сталина с поста генсека. Еще более четко вопрос о Сталине был поставлен в речи Каменева, где излагались пути выхода из кризиса, созданного злоупотреблением Сталиным захваченной им необъятной властью. “Мы против того, чтобы создавать теорию “вождя”, мы против того, чтобы делать “вождя”, - говорил Каменев. - …я неоднократно говорил это т. Сталину лично, …я повторяю это на съезде: я пришел к убеждению, что тов. Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба (курсив автора)” (14 съезд ВКП(б)). В этой накаленной атмосфере слово взял Ворошилов, произнесший льстивый панегирик в адрес Сталина. Он не только впервые в истории назвал Сталина “главным членом политбюро”, но одновременно невзначай выболтал истинную причину его силы. “Тов. Сталину, очевидно, …суждено формулировать вопросы несколько более удачно, чем какому-либо другому члену политбюро…в чем же тут дело? …в том, что у тов. Сталина…имеется в руках аппарат, и он может им действовать, двигать, передвигать и проч. ” После этого большинство съезда в штыки встретило речь Крупской при обсуждении отчета ЦКК, где она напомнила о том, что Ленин определял роль ЦКК, как предотвратителя раскола в партии. Однако большинство съезда поддержало давнюю точку зрения Куйбышева, отошедшего от ленинского понимания роли ЦКК. Еще на 13 съезде он заявил, что “соблазнительная роль” высшей инстанции “не соблазнила ЦКК”, которая последовала “безоговорочно и без всякого раздумья” за ЦК. Однако на этом дискуссия не закончилась. Следующим камнем преткновения стал вопрос о доносительстве, чрезвычайно широко распространившемся в партии. Оппозиционер Бакаев утверждал, что подобное в партии недопустимо, но ему в решительной форме возразили Шкирятов, Куйбышев и Гусев, заявившие, в свою очередь, что партия страдает “не от доносительства, а от недоносительства” (14 съезд ВКП(б)). В целом, можно сделать вывод, что с самого начала съезд был вовлечен во все обостряющуюся полемику, где только курсивом были намечены вопросы, которым в будущем предстояло определить не только исход внутрипартийной борьбы, но и судьбу всей страны. Среди них–вопрос о равенстве, о доносах и, конечно, “теория вождя”, трансформировавшаяся позже в печально известный культ личности. В том, как реагировало на их постановку большинство съезда, явно ощущается рука Сталина. Нет сомнений и в том, кто продиктовал “план социалистической индустриализации”. Увлеченный перестановками в высших органах власти, Сталин не взял на себя труд хоть сколько-нибудь конкретизировать этот план. Многие вопросы, в частности, об источниках индустриализации, о темпах роста промышленности, не были рассмотрены вообще, более того, в политическом отчете ЦК Сталин выступил против увеличения капиталовложений в развитие промышленности. Таким образом, легко видеть, что последующее переименование данного съезда в “съезд индустриализации” по крайней мере ошибочно. В таком контексте сомнительным выглядит и выдвинутый “Кратким курсом истории ВКП(б) тезис о том, что “сталинский план социалистической индустриализации” был принят именно на этом съезде. Упомянутые же выше перестановки в органах власти, напротив, имели огромный успех (читай– способствовали воплощению сталинских планов). Руководители оппозиции выработали заявление, представленное на июльском пленуме ЦК 1926г. Последовали настолько яростные дискуссии, что в разгар заседания у Дзержинского произошел сердечный приступ, повлекший за собой его смерть. Непосредственно за этим была проведена перетасовка политбюро в угоду Сталину. Осудив взгляды оппозиции, съезд тем не менее ввел пять ее представителей в состав ЦК, который в свою очередь оставил в составе Политбюро Зиновьева, а Каменева перевел в кандидаты в члены Политбюро. Хотя в составе Политбюро, избранного после 14 съезда, остался и Троцкий, Сталину было обеспечено теперь прочное и безусловное большинство, поскольку в Политбюро вошли три новых члена (Молотов, Калинин и Ворошилов), которые безоговорочно будут в дальнейшем поддерживать все его самые зловещие акции. Уже во время работы съезда в Ленинград были направлены несколько членов ЦК для воздействия на низовые партийные организации, полностью поддержавшие перед съездом своих лидеров. Сразу же после съезда на “чрезвычайных конференциях” Ленинградский губком и все бюро райкомов партии и комсомола в Ленинграде были переизбраны. Несколько сот партийных руководителей были сняты со своих постов. Во главе Ленинградской организации стал верный соратник Сталина Киров. Зиновьев и бывший первый секретарь Ленинградского губкома Евдокимов были отозваны в Москву, причем последний–под предлогом того, что он избран секретарем ЦК. Однако уже в начале 1926 года в верхушечных кругах партии развернулись инспирируемые Сталиным и его ближайшими союзниками разговоры о необходимости реорганизовать избранные после 14 съезда руководящие органы, т. е. вывести из них лидеров оппозиции и заменить их “новыми кадрами”. Первым шагом в этом направлении был вывод на апрельском пленуме ЦК 1926 года из Секретариата ЦК Евдокимова и замена его послушным сталинцем Шверником. Произошли изменения и в оппозиционном лагере. Вскоре за распадом “тройки” (апрель 1926 г. ) последовало создание новой, очень разнородной оппозиции. Туда вошли Зиновьев, Каменев, Троцкий и их сторонники–Радек, Преображенский, Серебряков, Пятаков, Сокольников, Антонов-Овсеенко, Муралов и другие, активисты из “рабочей оппозиции” (Шляпников) и другие группы “демократических централистов” (Сапронов). Объединение было весьма непрочным, так как все эти люди, ссорившиеся друг с другом как по личным, так и по теоретическим поводам, были едины только в своей неприязни к Сталину. За последние годы большинство из них потеряло свои посты и политическое влияние. Зиновьев больше не руководил партийной организацией Ленинграда, Троцкий– “Бонапарт без армии” –больше не был военным наркомом. Ко всему прочему, в конце 1925 г. он лишился главного идеологического оружия против Сталина, публично опровергнув подлинность ленинского “завещания”, опубликованного в Соединенных Штатах Максом Истманом. Идеи оппозиции не доходили до первичных организаций из-за многочисленных “фильтров” и препон, стоящих на пути инакомыслия. Кроме того, патологический страх перед “фракциями”, проникший уже и в первичные организации, лишал будущего любые действия меньшинства против “рабочего государства”. Всякая борьба с аппаратом была заранее обречена на провал, и оппозиции осталось только попытаться аргументировано убедить массы. Троцкий выдвинул тезис о том, что революция предана бюрократами и что страна находится накануне нового термидора, который приведет к победе бюрократии над пролетариатом. Единственным выходом было радикальное изменение политического курса: быстрое развитие тяжелой промышленности, улучшение условий жизни рабочих, демократизация партии, борьба с обогащением кулаков. Как только была выработана система аргументации, которая могла затронуть определенные слои рабочих-коммунистов, оппозиция встала перед необходимостью распространить эти идеи в массах. Оппозиционеры (их было несколько тысяч) начали создавать подпольные организации и выступать на собраниях парт ячеек некоторых предприятий, пытаясь настроить их против партийного руководства. В последние месяцы отдельные оппозиционеры пытались продолжить пропагандистскую работу в первичных партийных организациях, в партячейках на предприятиях и учебных институтах Москвы и Ленинграда. Теперь за их деятельностью неотступно следило ГПУ, а Секретариат и ЦК посылали на места отряды “инструкторов”. Дискуссии часто заходили в тупик. Боясь, что их обойдут “экстремисты” из “рабочей оппозиции”, и опасаясь навлечь на себя гнев всей партии, шесть самых влиятельных деятелей оппозиции–Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сокольников, Евдокимов и Пятаков - 16 октября 1926 г. опубликовали настоящее покаяние, где они признавали неправильность своей фракционной борьбы и давали обязательство впредь подчиняться партийной дисциплине. Через несколько дней состоялся пленум ЦК (23-26 октября 1926 г. ), сурово осудивший руководителей оппозиции, дискредитированных своим заявлением. Троцкого и Каменева исключили из состава Политбюро, Исполкому Коминтерна было предложено отстранить Зиновьева от поста председателя, и в декабре его заменил Бухарин. На 15 партийной конференции (27 окт. –3 нояб. 1926 г. ) разбитая оппозиция не имела ни права голоса, ни возможности выдвигать свои предложения. Капитуляция Крупской (которая решила, что оппозиция зашла слишком далеко в критике раскола между аппаратом и массами) еще ослабила его позиции. Стенограмма этого заседания, где без конца прерываемые выступления оппозиционеров практически не поддаются прочтению, свидетельствует об ухудшении отношений внутри партии, снижения уровня политической культуры и культуры поведения делегатов, о растущей нетерпимости. “Тезисы” Сталина о “построении социализма в одной, отдельно взятой стране” были приняты единогласно. Выпущенные сотнями тысяч экземпляров, они вооружили “большинство” примитивной аргументацией, понятной низовому партийному пропагандисту, поскольку в ее основе лежала национальная честь и вера в силы народа, который первый проложил дорогу к социализму. Резолюция 15 партконференции не только осудила оппозицию, но и потребовала от нее публичного признания своих ошибок. В течение нескольких месяцев поверженная оппозиция не подавала признаков жизни. Подавление китайских коммунистов в Шанхае в мае 1927г. дало повод 48 оппозиционерам 25 мая подписать декларацию, разоблачающую бездарность и непролетарский характер правительства, оказывающего доверие Чан Кайши. Крайне деликатное было дело, ведь Великобритания только что порвала дипломатические отношения с СССР, и “большинство” под предлогом войны яростно клеймило любую форму оппозиции, якобы ввиду сложной международной обстановки. Июльский пленум постановил исключить из состава ЦК Троцкого и Зиновьева. Однако решение было вновь отложено после того, как оба мятежных лидера в очередной раз дали согласие публично покаяться и “безоговорочно подчиниться власти ЦК”. Но с наступлением осени 1927г. , начиная осознавать реальное положение вещей, оппозиция, на которую постоянно обрушивались всевозможные обвинения (часто включающие и аргументы антисемитского толка: “Может быть, происхождение Троцкого мешает ему поверить в возможности русского народа? ”), решила дать последний бой. В сентябре она представила программу реформ и, в частности, потребовала, чтобы следующий ЦК, выбранный на 15 съезде, был тесно связан с массами и не подчинялся аппарату. Так как ЦК запретил распространять эту программу среди делегатов съезда, оппозиция попыталась напечатать ее нелегально. Единственный результат этой попытки был печален. ГПУ использовало ее как предлог, чтобы уничтожить всю организацию. Пленум ЦК, состоявшийся 21 –23 октября, вывел из своего состава Троцкого и Зиновьева. Через две недели Троцкий открыто нанес контрудар: 7 ноября, в 10-ю годовщину Октябрьской революции, во время праздничной демонстрации его сподвижники (Зиновьев и Радек в Ленинграде, Раковский в Харькове, Преображенский и сам Троцкий в Москве) развернули лозунги со своими призывами. Это была последняя капля. 14 ноября Троцкого и Зиновьева исключили из партии, а Каменева и Раковского– из ЦК. Еще 93 видных деятеля оппозиции были исключены из партии на 15 съезде. Около 20-ти человек, включая Каменева и Зиновьева, покаялись в надежде восстановиться в партии после испытательного срока, большинство же сторонников Троцкого и он сам отказались от такого публичного унижения. 19 января 1928г. “Правда” сообщила об “отъезде” из Москвы Троцкого и еще тридцати оппозиционеров. На самом же деле за два дня до этого они были сосланы в Алма-Ату. Десять лет спустя, анализируя причины разгрома оппозиции, Троцкий объяснил его “победой сталинской бюрократии над массами”. Но такое объяснение не подкреплено никаким фактическим материалом и, следовательно, не выдерживает проверки им. “Массы” были на стороне оппозиции в 1926-1927 гг. не больше, чем в начале 20-х годов, до “победы сталинской бюрократии”. На самом же деле в структуре партии, где меньшинство было обязано подчиняться большинству, смена направления была не более чем волей случая. Она зависела от изменений в составе партии; условий, в которых велись дискуссии, и, безусловно, от того, кому принадлежали рычаги управления и структуры власти внутри партии. Как видно из вышеизложенного материала, в 20-е годы все эти факторы были против оппозиции. Именно они, а не “победа” и просчеты деятелей оппозиции (также описанные выше), сыграли в судьбе оппозиционеров решающую роль. Страницы: 1, 2 |
|
© 2007 |
|