Курсовая: Современный кризис Российской экономики

Курсовая: Современный кризис Российской экономики

Современный кризис Российской экономики

Содержание:

1. Введение

2. Исторические рамки проблемы

3. К вопросу о теории

4. Программа правительства Е.Гайдара

5. Программа правительства В. Черномырдина

6. Выводы

Введение

В последние годы Россия переживает один из самых драмати­ческих периодов

своей истории. Рухнул тоталитаризм — комму­нистический режим. Величайшая из

когда-либо созданных импе­рий Советский Союз — главный продукт этого режима —

распал­ся на 15 независимых государств. Сошла с исторической арены

Коммунистическая партия Советского Союза, объединявшая в себе все функции

управления во имя поддержания власти невиданного доселе партийного,

хозяйствен­ного и идеологического аппарата во главе с горсткой людей,

обла­давших огромной, все проникающей и бесконтрольной властью над народом.

Исчерпала себя, доказав свою полную неэффективность, команд­но-

распределительная социалистическая экономика, основанная не на реальной

мотивации трудовой активности, а скорее на идео­логических и

националистических критериях, выдаваемых аппа­ратом за великую цель всей

нации. Замедление темпов роста и кри­зис такой экономики были неизбежными. С

конца 70-х годов на­чался спад производства, т. е. реальный экономический

кризис.

Эта экономика производила огромное количество неконкурен­тоспособных,

низкокачественных продуктов на гигантских по раз­мерам предприятиях и платила

всем работникам заработную пла­ту на уравнительной основе независимо от

результатов трудовой деятельности. В таком качестве она устраивала огромные

массы людей, не знакомых с реальной культурой труда и его мотивацией.

Естественно, что уход столь могучих сил породил не только вакуум, но и

мощные, часто слепые центробежные сепара­тистские силы, способные развалить и

саму Россию. Именно в этих условиях в стране начались реальные экономические

реформы как главная гарантия удаления от коммунистического прошлого,

пе­рехода от тоталитаризма к демократии, от казарменного распре­деления

продуктов и доходов к реальной рыночной и денежной системе.

Реальные экономические реформы в России начались в январе 1992 г. с

освобождением от государственного контроля большин­ства розничных и оптовых

цен, сопровождались неизбежным падением жизненного уровня населения, усилением

экономическо­го кризиса и вызвали у многих поначалу впечатление шока. И

по­скольку экономические реформы запоздали и проводились в ус­ловиях заметно

продвинувшейся политической эмансипации и демократизации общества, гласности и

непривычного для страны плюрализма мнений, становления новых политических

движений и партий, они вызвали огромный резонанс в обществе.

Естественно, что в таких условиях обострение политической борьбы стало

неизбежным. К сожалению, по ряду историко-культурных и национальных причин

она приняла нецивилизованные, деструктивные формы. В 1992—1993 гг.

образовалось двоевластие, принцип разделения властей был нарушен, возник блок

консерва­тивных, коммунистических и реваншистских сил, который привел к

кровавому путчу в октябре 1993 г. Организаторы путча устроили кровавые

побоища на улицах Москвы, что и привело к расстрелу парламента.

Теперь уже ясно, что экономические реформы в России идут намного сложнее и

противоречивее, чем в пост коммунистических странах ЦВЕ и Балтии. Начало

реформ совпало с развалом СССР и СЭВ (Совет Экономической Взаимопомощи),

усилившимися дезинтеграционными процессами в самой России, ликвидацией

станового хребта бывшей советской импе­рии — КПСС, резким ухудшением

экономического положения в стране к концу 1991 г. В этих условиях реформы в

России могли осуществляться лишь радикальным, а не постепен­ным путем. Бывшая

партийно-хозяйственная номенклатура и силы истинных приверженцев антирыночной

марксистско-ленинской идеологии были деморализованы, иначе бы они не

позволили по­ставить под сомнение “ценности” “реального социализма”,

созда­вавшегося в стране более 70 лет.

Переход от сверх централизованной командной к рыночной экономике в российских

масштабах исторически беспрецедентен и крайне сложен. По своей сути он должен

быть полным, последо­вательным и охватывать не только макро- , но и микро

уровни всей экономической системы. Здесь необходима решительная полити­ческая

воля к рыночным преобразованиям, широкое и твердое индикативное

государственное регулирование в интересах этих преобразований и

соответствующая помощь Запада.

В настоящее время часто говорят о внутренних трудностях и тяжелом наследстве,

тормозящих ход экономических реформ в России, забывая о благоприятных

факторах. К их числу отно­сятся: огромный ресурсный, производственный и

научно-техничес­ких потенциал страны, образованное население, поддержка со

сто­роны Запада, а также то, что в про­цессе рыночного реформирования своей

экономики Россия уже сменила несколько команд реформаторов, наблюдая их

ошибки, и идет вслед за странами ЦВЕ, Балтией и Китаем, учась на их ошиб­ках

тоже.

Исторические рамки проблемы

Представляется, что с исторической точки зрения экономичес­кие реформы в

нашей стране в послевоенный период полезно рас­сматривать как в широком, так

и в узком смысле. В широком смысле экономические реформы в бывшем Советском

Союзе имеют дол­гую историю. Даже если оставить в стороне нэп, введенный в

1921 г., сразу же после смерти Сталина в стране заговорили о необходи­мости

уделения большего внимания личному потреблению, пере­смотру

народнохозяйственных пропорций в пользу производства предметов потребления,

подъему сельского хозяйства и смягчению жесткости директивного

централизованного планирования. В этом отношении характерны сентябрь­ский

Пленум ЦК партии (1953г.) и реформы отраслевого управ­ления (1957 г.), когда

были ликвидированы почти все отраслевые министерства и созданы 104

территориальных органа управле­ния — совнархозы. Это была попытка как-то

скорректировать ра­боту жесткого командно-распределительного, сверх

централизован­ного механизма управления экономикой, созданного в 30-х годах.

Все это не дало ожидаемых результатов, но начавшиеся попыт­ки реформ породили

широкие дискуссии по экономическим во­просам в первой половине 60-х годов,

приведшие к более продви­нутой хозяйственной реформе 1965 г. (называемой

косыгинской). В соответствии с нею были воссозданы отраслевые ми­нистерства,

сокращено число обязательных плановых показателей, произошли изменения в

системе ценообразования, появилась не­большая финансовая самостоятельность

предприятий, введены некоторые элементы рыночного механизма.

Реформа 1965 г. оказала благоприятное воздействие на разви­тие советской

экономики, привела к ускорению темпов эконо­мического роста на короткий срок.

По официальным данным, про­изведенный национальный доход в 1966—1970 гг.

возрастал в сред­нем за год на 7,8%; продукция промышленности — на 8,5;

продук­ция сельского хозяйства — на 4,4. (Для сравнения: в предыдущем

пятилетии, в 1961—1965 гг., произведенный национальный доход возрастал в

среднем на 6,5%; продукция промышленности — на 8,6; продукция сельского

хозяйства— на 2,3).

Эффект этой реформы был недолгим, и темпы экономического роста в следующем

пя­тилетии заметно снизились. Они составили в 1971—1975 гг. по на­циональному

доходу — 5,7; продукции промышленности — 7,4; продукции сельского хозяйства —

0,8% в год.

В июле 1979 г. было принято совместное постановление ЦК КПСС и Совета

Министров СССР об улучшении планирования и совершенствовании экономического

механизма для повышения эффективности производства и качества работы. Его

можно понимать как новую попытку реформ, хотя и менее реши­тельную и важную,

чем в 1965 г. Главные цели этого постановле­ния заключались в усилении

ответственности всех звеньев управ­ления, повышении эффективности

капиталовложений путем предоставления государственным предприятиям большей

финан­совой самостоятельности, усиления материального стимулирова­ния для

выполнения плана посредством более тесной увязки оплаты с результатами труда,

увеличения доли прибыли, остаю­щейся в распоряжении предприятий,

использования значительной ее части в качестве поощрительных фондов, замены

множества обя­зательных плановых показателей тремя — производительностью

труда, качеством продукции и степенью выполнения плановых поставок.

Характерно, что, ощущая полную неэффективность и бесперс­пективность

плановой, командной, распределительной экономи­ки, руководители бывшего

Советского Союза не ставили прямо во­прос об отказе от планирования, о

необходимости ориентации про­изводства на спрос. Они затрагивали вопрос лишь о

частичном, дозированном и под неусыпным их контролем введении некото­рых

элементов рыночной экономики в плановую. Именно тогда развернулась интересная

дискуссия между “рыночниками” и “антирыночниками” в условиях социалистической

экономики. Об от­казе от социализма практически никто и не помышлял.

В первой половине 80-х годов были введены новые правила в практику

хозяйственного развития. Они включали:

— усиление банковского контроля над финансами;

— более реалистичную процентную ставку;

— акцент на использование банковского кредита вместо бюд­жетных субсидий;

— расширение прав местных органов власти в использовании земли, трудовых

ресурсов, в производстве потребительских това­ров, в защите окружающей среды,

в проведении строительных ра­бот и т. д.

Однако реального перехода к рынку не было. Отраслевые ми­нистерства и Госплан

продолжали держать предприятия в жест­ких руках административного подчинения

и директивных плано­вых заданий. Экономика работала не на реальный

платежеспособ­ный спрос, а на заданные “сверху” показатели, и поэтому

ежегодно производилось огромное количество ненужной продукции, кото­рая

частично уничтожалась.

В конце 70-х — начале 80-х годов у России была возможность пойти по пути

Китая и, начав с сельского хозяйства, даже в рамках социалистической системы,

проводить крупные и более комплексные рыночные реформы. Тогда политическая

си­туация в стране, порядок и дисциплина были намного лучше, чем в 90-х

годах. Но престарелые советские руководители не были столь дальновидными, как

китайские, и выбрали путь мелких и частич­ных попыток реформ, которые не

смогли изменить традиционный экономический механизм, так как не затрагивали

базовых принципов административно-командной системы. Китайские руководители

такие принципы затронули, но строго отгородили реформационные процессы

конкретными районами и отраслями при сохране­нии командно-распределительной

тоталитарной системы.

К тому же экономическое содержание этих реформ в бывшем СССР носило не

столько половинчатый, сколько косметический характер. Видимость преобладала

над сущностью. Более того, весь аппарат административно-командной системы был

сохранен, а он сопротивлялся даже слабым попыткам что-либо изменить в

команд­но-распределительной экономике.

Тем не менее, известный советский дипломат О. Трояновский в своих

воспоминаниях высоко оценивает деятельность А. Н. Косы­гина, под руководством

которого предпринимались попытки ре­формирования советской экономики в 1965 и

1979 гг. Он пишет: “Если бы Косыгин, а не Брежнев стал первым человеком в

госу­дарстве, то страна могла бы пойти по пути реформ, причем реформ

продуманных и хорошо обоснованных”.

Но наиболее важные экономические реформы в бывшем Советском Союзе имели место во

второй половине 80-х годов при М. С. Горбачеве. Хотя они проводились все в тех

же рамках “рыночного социализма”, и все же по сравнению со всеми предыдущими

попытками были наи­более продвинутыми и далеко идущими. Однако

горбачевский пе­риод отличается, прежде всего, не экономическими, а

политичес­кими реформами, которые рассматривались как база для первых.

Горбачев серьезно подорвал советскую тоталитарную систему, всеобъемлющую

власть одной партии — КПСС, официальную го­сударственную идеологию —

марксизм-ленинизм, выдававшуюся официальной пропагандой за науку всех наук,

сделал решающие шаги в направлении развития гласности, подлинной демократии,

дал возможность специалистам показать всю порочность и беспер­спективность

сохранения централизованной планово-распредели­тельной экономической системы.

Что касается экономических реформ Горбачева, то здесь необ­ходимо отметить

следующие элементы.

В феврале 1986 г. XXVII съезд КПСС призвал к перестройке всей системы

управления в сфере экономики.

Элементами этой реформы являлись:

— сосредоточение Госплана СССР на стратегических целях и задачах

экономического развития;

— трансформация государственных предприятий и ассоциаций в гибкие, само

финансирующиеся организации на базе так называ­емого полного хозрасчета;

— упор в управлении на экономические рычаги и стимулы;

— перестройка систем снабжения, ценообразования, финансов и кредита.

Съезд поддержал развитие кооперативной и частной собственности в стране.

В ноябре 1986 г. был принят Закон об индивидуальной (част­ной) деятельности.

В нем отмечались 29 форм индивидуально-тру­довой деятельности, среди которых

наконец-то нашлось место и для частных предприятий. В июне 1987 г. принят

Закон о государ­ственном предприятии (ассоциации). В 25-ти статьях Закона

изложе­ны права и обязанности государственных предприятий. Главное — их

финансовая самостоятельность, ответственность за производство, реализацию

своей продукции и использование полученного дохода. Специально подчеркивалась

роль конкуренции, необхо­димость банкротств несостоятельных предприятий,

подчиненность указаниям государственного плана. Взаимоотношения между

государственными предприятиями и министерствами определялись в этом Законе по

следующим направлениям: ориен­тация на показатели государственного плана

(теперь уже необя­зательные), государственные заказы, стабильные долгосрочные

нормативы и лимиты (коэффициенты капитало- и материалоемкости и т. д.).

Помимо этого предприятия должны были заключать между собой договоры в целях

лучшего выполнения планов и об­мена произведенной сверх плана продукцией.

В июне 1988 г. был принят Закон о кооперативах. Он опреде­лил экономические,

социальные, организационные и правовые условия функционирования кооперативов.

По Закону кооперати­вы — независимые организации граждан, объединившиеся для

осу­ществления экономической и других видов совместной деятель­ности на базе

принадлежащей им или арендуемой у государства собственности. В соответствии с

Законом кооперативы являются экономически независимыми, самоуправляющимися и

само финан­сирующимися организациями. Для их создания требуется всего лишь

согласие местного органа власти.

В том же году был принят Закон о государственном предприя­тии, в соответствии

с которым предприятия получили значитель­ную свободу и права в распоряжении

своими доходами, поисках поставщиков сырья и покупателей возросшей части

своей продук­ции. Концепция “полного” хозрасчета в условиях рыночного

со­циализма получила, наконец, свое наиболее широкое воплощение, что не было

сделано в 1965 и 1979 гг.

Эти законодательные акты серьезно подорвали централизован­ную плановую

систему, но и не стали реальным шагом на пути к рынку. Реалии оказались

далекими от намерений. Предприятия, получив самостоятельность, все свои

доходы обратили на прирост заработной платы, а не на инвестиции. В результате

экономичес­кое положение в стране не улучшалось, спад производства

про­должался, инфляция получила дополнительный импульс, дестаби­лизация

общественной жизни и экономики усилилась. Партийная номенклатура раскололась

на две части: одна требовала возврата к старой дисциплине, жесткому

централизованному планирова­нию, другая выступала за продолжение реформ на

более радикальной основе. В начале 1990 г. было принято решение о проведении

реформы партии и конституционной реформы, но практически в этом направлении

ничего не было сделано.

В 1989—1990 гг. была введена программа регулируемой рыноч­ной экономики

Рыжкова—Абалкина, ориентированная на созда­ние “социалистического” рынка в

рамках “социалистического выбора” при сохранении командно-административного

государ­ственного вмешательства в экономику в условиях централизован­ного

планирования.

Основные черты программы регулируемой рыночной эконо­мики:

— разнообразие форм собственности, их равенство перед зако­ном, поощрение

конкуренции между ними;

— использование рынка как главного инструмента координа­ции деятельности

производителей, развитие не только рынка то­варов и услуг, но и рынков труда

и капитала;

— макроэкономическое регулирование народного хозяйства по­средством

экономических рычагов и стимулов, индикативного пла­нирования;

— оплата труда строго в соответствии с реальными результа­тами.

Второй съезд народных депутатов СССР принял эту програм­му в конце 1989 г. Ее

практическая реализация предусматривала две стадии: в 1990—1992 гг.

ликвидировать бюджетный дефицит, несбалансированность потребительского рынка,

провести налого­вую реформу и реформу ценообразования; в 1993—1995 гг.

создать рынок в условиях сохранения государственного плана, изменить

структуру собственности.

Хотя программа Рыжкова—Абалкина была более радикальной, чем реформаторские

попытки в 1987 и 1988 гг., тем не менее она тоже исходила из желания

улучшить, перестроить социализм; её представители не понимали, что социализм

в принципе пе­рестраивать бессмысленно, так как он органически вместе с

лежащей в его основе идеологией не вписывается в рамки эффективной рыночной

экономики.

По оценке Европейской экономической комиссии ООН (ЕЭК), реформы Горбачева

стали пятой по счету попыткой в послевоен­ные годы реформировать советскую

экономическую систему, и она в очередной раз провалилась. У Горбачева тоже

была историчес­кая возможность осуществить постепенный переход к рынку:

сна­чала по-китайски, т. е. по пути создания двухсекторной экономики с

постепенным вытеснением государственного сектора за счет динамично

развивающегося частного, а затем по пути использо­вания внешних кредитов в

целях смягчения социальных послед­ствий реальных рыночных и системных

преобразований в стране.

Однако оба предложения, дававшиеся разными специалиста­ми, были

проигнорированы: Горбачев, проводя важные демокра­тические преобразования и

политическую перестройку, практи­чески не осуществлял никакой серьезной

экономической рефор­мы и, более того, принципиально выступал против

приватизации государственной собственности.

Самой ранней программой реформ для М. С. Горба­чева была программа,

предложенная в 1987 г. Н. П. Шмелевым в его известной работе “Авансы и

долги”. Автор предложил начать реформы с сельского хозяйства, с насыщения

потребительского рынка, с реального развития частной инициативы в мелком и

сред­нем бизнесе, занять на Западе 10—15 млрд. долл. на эти цели. Это был

мягкий, щадящий вариант реформы, но и его не приняли. Не была поддержана и

знаменитая рыночная программа “500 дней” С. Шаталина и Г. Явлинского. К концу

свое­го пребывания у власти Горбачев практически покинул стан де­мократов и

стал поддерживать консерваторов, испугавшись корен­ных институциональных

преобразований в стране.

Проводя перестройку, Горбачев и не мыслил ее как возврат к капитализму. Его

“новое мышление” витало вокруг совершенство­вания социализма, более полного

использования его преимуществ, активизации человеческого факто­ра которое

ничего реального не дало. Это была серьезная политическая и историческая

ограниченность, которая вскоре и определила его судьбу.

Более того, горбачевская перестройка, давшая важные плоды в деле расшатывания

тоталитарной советской системы, в проведе­нии необходимых политических

преобразований, в сфере эконо­мики оказалась связанной с грубыми, порой

непростительными просчетами, такими как:

—резкое увеличение бюджетного дефицита, денежной эмис­сии, приведшие к

ускорению инфляции;

—непродуманная антиалкогольная кампания, осуществленная типично

административными методами и обусловившая резкое сокращение доходов бюджета;

—кампания “ускорения” экономического развития на базе НТП, повлекшая за собой

ущерб потребительскому потенциалу населения в результате искусственного

нагнетания инвестиций в машиностроение;

—резкое сокращение золотого запаса страны;

—чрезмерное ограничение кооперативной и индивидуально-трудовой деятельности;

—повышение закупочных цен на сельхозпродукцию при фик­сировании розничных цен

на продовольствие, что привело к уве­личению дотаций и стало одной из причин

роста бюджетного дефицита;

—распространение хозрасчета на отдельные территории, в ре­зультате чего

последние перестали платить налоги в общегосудар­ственную казну;

—всеобщий переход на бартер и ограничения на вывоз това­ров с отдельных

территорий;

—резкое увеличение задолженности страны Западу.

Отрицательно повлияли на экономику страны в горбачевские времена такие

факторы, как падение мировых цен на нефть, чер­нобыльская катастрофа,

землетрясение в Армении, забастовки шахтеров, этнические конфликты и

национальный сепаратизм.

Но главное заключалось в том, что социалистическая экономи­ка к этому времени

себя уже полностью изжила, доказав свою аб­солютную неэффективность в

результате отсутствия реальной мотивации трудовой активности, огромного

перерасхода всех ви­дов ресурсов в производстве. Парадокс в том, что

марксизм, счи­тая в теории развитие производительных сил мотором

обществен­ного прогресса, на практике привел к их расточению, крайне

неэффективному использованию, перенакоплению всех видов ре­сурсов. Лень и

имитация работы стали нормой советской трудо­вой “этики”. Замедление темпов

роста, начавшееся еще в конце 50-х годов и перешедшее с середины 70-х годов в

спад производ­ства, т. е. в реальный экономический кризис, который был лишь

усилен горбачевской перестройкой, — закономерный результат исторического

процесса в нашей стране.

Сталинская модель хозяйствования, создан­ная в бывшем Советском Союзе, могла

давать частичный эффект лишь на короткие отрезки времени, но в долгосрочной

перспекти­ве, на постоянной основе она была абсолютно неэффек­тивной. Эта

модель изолировала Советский Союз от мирового рынка, от НТП, она сделала

почти всю производимую им продукцию некачественной и неконкурентоспособной,

изуродовала всю структуру “социалистичес­кого производства”. В конечном

счете, она себя исчерпала и про­валилась.

Однако М. Горбачев не понял того, что разрушение советской тоталитарной

общественной системы должно быть неразрывно связано с целенаправленной сменой

сталинской модели хозяйство­вания. В первые годы своего правления он ввел по

образцу своих предшественников, ратовавших за преимущественный рост

про­изводства средств производства, программу “ускорения” на базе

стимулирования роста машиностроения. Лишь потом жизнь за­ставила его сделать

некоторые шаги в сторону рынка. Но до самых своих последних дней в качестве

руководителя СССР он был про­тив частной собственности, против ликвидации

централизованного планирования, против земельной реформы.

Командно-распределительная, административная, централизованно плановая

экономика СССР пустила в стране глубокие корни. Были созданы гигантские

промышленные и сель­скохозяйственные предприятия-монополисты, такие

экономичес­кие гиганты, которые вписываются не в рынок, а только в

нату­ральное хозяйство, в само обеспечивающееся производство. Не было

нормальной производственной инфраструктуры, так как вложе­ния в нее не

приносили ускорения темпов, не существовало ни частных банков, ни кредита. В

течение многих десятилетий запре­щалось частное предпринимательство, все

брало на себя го­сударство, которое не могло справиться с непосильными ему

зада­чами и решало их по-своему: не экономически, а казарменно и

бюрократически. Рубль не был конвертабельным, почти вся тор­говля

осуществлялась по административным, а не рыночным це­нам, владение твердой

валютой запрещалось.

Все это говорит о том, что переход к рынку в России будет не­избежно долгим и

болезненным. Отход от рынка потребовал не­скольких поколений, полный переход

к нему займет не меньше времени. Естественно, что отход от плановой системы

неизбежно ввергает страну в состояние хаоса, болезненной трансформации. Но

этот переходный период необходимо пройти, чтобы встать на путь

цивилизованного развития, с которого страна сошла на дос­таточно

продолжительный срок.

Перестройка, объявленная и практически начатая М. Горбаче­вым, была

подготовлена осознанием либерально-демократической частью партийной элиты

СССР неэффективности и в конечном счете исторической обреченности “реального

социализма”, создан­ного в СССР, и его экономики. Оппозиционные настроения в

кру­гах этой элиты стали довольно широко, хотя и негласно распро­страняться в

стране еще со времен брежневского застоя и доволь­но определенно выражаться в

годы правления Ю. Андропова. Не случайно в это время на самом верху

политической власти в стра­не рассматривались варианты самых мрачных

прогнозов, вплоть до развала общественной системы и распада страны. По

существу, приход М. Горбачева с его перестройкой в какой-то мере был

подготовлен Ю. Андроповым.

В узком смысле экономические реформы начались в России, лишь в 1992 г. под

руководством Б. Ельцина и Е. Гайдара. Именно эти реформы следует считать

реальными, призванными создать не отдельные элементы рынка в чуждой ему

среде, а подлинный ры­нок товаров и услуг, рынок капитала и рабочей силы с

присущим ему механизмом конкуренции, а также естественную замену

тота­литарной общественной системы цивилизованной, демократичес­кой,

рыночной.

Однако и ельцинско-гайдаровские экономические реформы также были связаны с

серией крупных ошибок и просчетов. Это и кризис платежей, не комплексность и

непоследовательность в про­ведении реформ, слабая поддержка зарождающегося

предприни­мательства и многое другое. Но самое главное, с чем был связан

рассматриваемый период реформ, это, конечно, политическое про­тивостояние

законодательной и исполнительной ветвей власти, которое не дало возможности

реализовать истинные замыслы ре­форматоров, а также слабость управленческих

институтов.

И, тем не менее, если экономические реформы при Горбачеве не проводились, а

точнее, были псевдореформами, то ельцинские реформы стали фактом,

реальностью. Они изменили социально-экономический строй в России, осуществили

институциональную трансформацию всего общества, хотя этот процесс еще далек

от своего завершения.

Однако радикальный период экономических реформ продол­жался около полугода.

Затем он был сменен периодом застоя ре­форм, периодом шатаний и оставался

практически на одном мес­те. И только в 1997 г., казалось, пришло время

возвращаться вновь к радикальной экономической реформе, однако в августе 1998

г. произошла катастрофа: Россия на время отказалась выплачивать свой внешний

долг, разрушила итак плохо ранее сложившуюся финансово-банковскую систему,

провела фактическую девальва­цию рубля. Законность и экономическая

целесообразность этой акции сегодня не только изучаются, но и расследуются в

нашем обществе.

К вопросу о теории

Экономические реформы, проводимые во всех пост коммунис­тических странах, не

имеют и не могут иметь надежную теорети­ческую базу. Теоретическая база

ковалась для перехода от рыноч­ной экономики к нерыночной, от капитализма к

социализму. Это был хорошо известный нам марксизм-ленинизм — идеологичес­кий

стержень тоталитарного общества, великий миф, околдовав­ший значительную часть

человечества на протяжении более 100 лет. Но почему-то никто не догадался

сочинить теорию обрат­ного перехода от нерыночной экономи­ки к рыночной, от

социализма к капитализму.

В капиталистических странах с нормальной рыночной эконо­микой нет нужды в

теоретизированиях по поводу трансформации неэффективного нерыночного хозяйства,

в эффективное рыночное. Считается, что эффективность и сама рано или по­здно

придет на смену неэффективности, демократия победит то­талитаризм(Хайек и

Мизес). Тем не менее, есть две теории, на которые обыч­но опираются реформаторы

во всех пост социалистических стра­нах: кейнсианство и монетаризм. В

соответствии именно с ними и складывается практика эволюционного или

радикального прове­дения экономических реформ.

Эволюционисты (или “постепенники”), выступают за длитель­ный и осторожный

путь к рынку с сохранением многих старых структур и механизмов, присущих

тоталитарному обществу, соци­алистической системе. Опираясь на кейнсианскую

концепцию, они требуют серьезного государственного вмешательства в экономику

(в наших условиях — административного и прямого), возврата к отраслевым

министерствам, к системе государственных заказов и закупок, субсидий и

льготных кредитов для внеэкономи­ческой поддержки неэффективных предприятий и

целых секторов в экономике, к государственному установлению цен и заработных

плат на фиксированном уровне, всячески тормозя начав­шийся процесс

приватизации. Отсюда исходят и предложения о возврате к “рыночному

социализму”, о создании двухсекторной экономики — рыночной и государственной,

о протекционизме, об использовании китайского опыта и т. д.

Радикалы, опираясь на монетаризм, не отрицают необходимо­сти серьезного

государственного вмешательства в экономику. Но они имеют в виду экономическое

регулирование, т. е. такое вме­шательство государства в экономику, которое

должно проходить не напрямую, а через интересы экономических субъектов, через

экономические рычаги и стимулы в целях достижения высокой эффективности

производства и жизненного уровня населения. А главное, это вмешательство

должно быть направлено, прежде всего, на поощрение предпринимательства,

частного самоокупаемого сектора, многоукладности экономики и конкуренции.

Радикалы (монетаристы и либералы) выступают за быс­трые и решительные не

только рыночные, но и системные, инсти­туциональные преобразования, как

экономики, так и всего обще­ства России, за ломку многих государственных

структур отжившей командно-распределительной системы и замену их структурами

рыночной, а точнее, капиталистической системы.

В последние полтора десятилетия позиции монетаристов серь­езно укрепились в

мире после известных провалов кейнсианских методов регулирования на практике.

Все западные демократии проповедуют свободу конкуренции и разных форм

собственности с упором на частную и избегают прежних прямых методов

госу­дарственного регулирования экономики. Коренной тезис либералов-

монетаристов — освобождение, либерализация цен, т. е. со­здание в экономике

своего рода естественной сигнальной систе­мы, дающей производителю и

потребителю сигналы на то, что производить и что покупать, куда направлять

ресурсы по крите­рию эффективности производства и потребления. Рынок же может

создать такую сигнальную систему только в условиях сво­боды ценообразования.

Экономическая стабилизация и рациональ­ное поведение людей, по мнению

родоначальника этой школы М. Фридмана, невозможно без господствующей роли

свободных рыночных цен в экономике.

Наконец, монетаристы говорят о жестком регулировании де­нежной массы, о

решительном снижении, а то и ликвидации бюд­жетного дефицита — важнейшей

причине инфляции в стране. Отсюда исходят предложения о первичной роли

финансовой стаби­лизации по отношению к антикризисной политике. И при этом —

жесткое государственное регулирование денежной массы, денеж­ной эмиссии,

государственных кредитов и субсидий.

Деление ученых и политиков на кейнсианцев и монетаристов, на радикалов и

эволюционистов-постепенников имеет место не только в России и других пост

коммунистических странах, но и в странах Запада, где в последнее время

появилось много специали­стов по трансформации социализма в капитализм.

Наиболее ра­дикальную позицию на Западе занимают МВФ, американский эко­номист

Д. Сакс и шведский экономист А. Ослунд. Это сторонники шоковой терапии, которая

заложена и в “стандартный метод” МВФ, примененный на практике во многих

развивающихся стра­нах, попавших в критические ситуации. Суть этого подхода:

либе­рализация цен, ликвидация так называемого денежного навеса и переход к

структуре цен мирового рынка; либерализация внеш­ней торговли, обеспечение хотя

бы частичной конвертируемости валюты; дерегулирование экономики; отмена

субсидий, резкое со­кращение бюджетного дефицита; жесткая кредитно-денежная

политика; быстрая приватизация.

Сегодня западные эволюционисты-постепенники также пред­ставлены именитыми

учеными. Это К. Ласки (Австрия), А. Ноув (Великобритания), Д. Берлинер (США)

и многие другие, критику­ющие концепции и практику МВФ. Они выступают против

либе­рализации цен и быстрой приватизации. Они считают, что создан­ные при

коммунистическом тоталитарном режиме институты име­ют значительную ценность и

могут не только сосуществовать с новыми рыночными институтами, но и

постепенно врастать в них. Они полагают, что нужно иметь время не только для

рождения нового, но и для трансформации старого. К такой точке зрения

склоняются многие западные кейнсианцы и социал-демократы, сторонники

“рыночного социализма”, институционалисты и эво­люционисты.

Однако это все больше в теории. Что же касается практики, то здесь ведущую

роль играет живой опыт восточноевропейских стран и Китая, раньше нас начавших

переход к рынку. Выбор модели реформы реально зависит от экономической и

политической си­туации в стране, от степени ее готовности к переходу к

рыночной системе.

Обычно рекомендации МВФ склонны принять те стра­ны, где уже существует

высокая инфляция, грозит большой эко­номический кризис или даже развал

экономики. Если страна более или менее благополучна, то она выбирает

градуалистский путь реформации. Но и в том и в другом случае необходима

твердая политическая воля, четкая и сильная политика, широкая обще­ственная

поддержка проводимых реформ. Если этого нет, то лю­бая модель реформ обречена

на провал.

Совершенно четко по двум разным моделям реформирования своей экономики и

общества пошли Польша и Венгрия. Обе стра­ны добились реальных положительных

результатов, так как пра­вильно учли свою специфику. Что касается Китая, то он,

в отли­чие от Польши, Венгрии и Чехословакии, сохранил прежний то­талитарный

коммунистический режим, Коммунистическую партию и все структуры

командно-распределительной системы, но в рамках “рыночного социализма” серьезно

расширил рыночные отношения и стимулы, дав простор экономическому росту на базе

вовлечения огромного аграрного сектора в товарно-денежные от­ношения и развития

полутора десятков свободных экономических зон с широким участием иностранного

капитала.

Несмотря на постепенную трансформацию своей экономики, Китай скрупулезно

следует рекомендациям МВФ, проводя поли­тику макроэкономической стабилизации,

сбалансирования бюд­жета и недопущения инфляционных процессов.

В 1978 г., когда в Китае начались экономические реформы, ос­новная часть

населения работала в коммунах, т. е. в коллективном и не получавшем дотаций

сельском хозяйстве, а на госпредприя­тиях работало менее 20% населения. Кроме

того, экономика Ки­тая не была столь сверхцентрализована и монополизирована,

как экономика бывшего СССР, там не было и такого количества круп­ных

промышленных предприятий. Поэтому китайские опыт и мо­дель реформирования для

России вряд ли подходят.

Как оценить экономические реформы в России, и какая модель этих реформ лучше

соответствует ее экономической, политичес­кой и социальной сути?

На практике Россия проводит свои экономические реформы не строго в

соответствии с какой-либо одной точкой зрения или шко­лой, а по-разному,

сочетая радикализм и эволюционизм и платя при этом огромную цену.

Ход российских экономических реформ не умещается в узкие рамки той или иной

теории. Он объясняется не одной, а многими теориями, да и то лишь частично.

Поэтому заранее, ис­ходить из какой-либо одной теории, как это делали раньше

при подходе к той или иной реформе, это неплодотворный подход. Теория— это

обобщение практики, а практика должна быть праг­матичной и ориентироваться

исключительно на здравый смысл, экономический и социальный интерес. Таким

образом теория в свою очередь, должна претерпевать изменения под воздействием

последующей практики. И если теория не меняется, она отрывается от жизни и

исторически отвергается как несостоя­тельная для изменившихся условий.

Примеров тому много, и марксизм-ленинизм является одним из них.

Конкретный выбор окончательного варианта реформы в реша­ющей степени зависит

от социально-экономического положения страны, исторических и национальных

предпосылок. В России к тому же этот выбор происходил на фоне распада

Советского Со­юза, развала СЭВ, растущей дезинтеграции самой России, паде­ния

КПСС. Не будь путча в августе 1991 г., давшего толчок к раз­валу СССР и КПСС,

вряд ли гайдаровский вариант был бы возмо­жен. Процесс реформ резко

интенсифицировался именно под влиянием неудавшегося путча и ухода со сцены

консервативного правительства В. Павлова при президентстве М. Горбачева.

Одна­ко радикализм экономической реформы Е. Гайдара просущество­вал недолго,

менее чем через полгода он сменился эволюциониз­мом под влиянием мощных

консервативных сил и настроений в обществе.

Как уже отмечалось, теория не может и не должна быть исходным пунктом

экономической реформы, той или иной ее модели. Но это не значит, что у реформ

вообще нет ниче­го исходного, одна лишь текущая прагматика и трезвый расчет.

В условиях России так вообще не бывает. Марксизм-ленинизм, тра­диция

большевистских подходов незримо присутствуют в головах даже самых молодых

реформаторов.

При подходе к экономическим реформам, выбору той или иной их модели важно

ответить на следующие 3 вопроса:

1). Каково отношение к “реальному социализму”, уже про­явившему себя на

протяжении не столь малого времени в бывшем СССР и странах Восточной Европы?

2). Каково отношение к опасности реванша, возвращения, даже частичного, в

социалистическое прошлое?

3). Когда было лучше в нашей стране?

Переход от командной экономики к рыночной в нашей стране оказался делом очень

трудным. И не потому, что большинство россиян считают “реальный социализм”

верхом совершенства, а потому, что более чем за 70-летний период в стра­не

сложилась огромная инерция мышления, поведения, образовал­ся определенный тип

человека с определенным характером и об­разом мышления (иждивенчество,

безынициативность, постоян­ное ожидание указаний “сверху”,

несамостоятельность, слепой патриотизм, заидеологизированность). Эта инерция

и отсут­ствие разветвленной рыночной инфраструктуры, а также состоя­ние

неустроенности и подавленности общества при резком спаде производства и

жизненного уровня населения в переходный пе­риод сильно мешают переходу к

рынку.

Программа правительства Е. Гайдара

Ельцинско-гайдаровские реформы, проводимые с начала 1992 г., впервые стали

реальными рыночными реформами на практике. Взятому курсу на радикальные

экономи­ческие реформы противоречила вся предыдущая история безуспешных

попыток введения каких-либо элементов рын­ка, учета реального спроса в рамках

“реального социализма”, си­стемы централизованного планирования.

Главная задача, поставленная перед правительством Гайдара, заключалась в

сломе старой команд­ной системы, создании основ рыночной экономики и реальном

вхождении страны в рынок до неизбежной отставки правительства. Команда

Гайдара вначале была дружной и однородной, состояла из единомышленников. Это

была команда, которая сразу же пре­дупредила общественность, что проводимые

ими реформы будут трудными и болезненными, поэтому их надо проводить

решитель­но и быстро.

Экономический кризис в стране после августовского путча 1991 г. набирал

темпы, после распада СССР еще больше усилился. К началу 1992 г. сложилась

критическая ситуация, когда, по суще­ству, был разрушен потребительский

рынок, возникла угроза фи­нансового краха, неплатежей в госбюджет, а старая

система госу­дарственных цен полностью себя изжила. В результате инфляции

никто не хотел продавать продукцию по искусственно низким го­сударственным

ценам, соотношение между государственными и рыночными ценами установилось на

уровне 1:40—1:50. Деньги ста­ли терять смысл, начался переход к натуральному

обмену между предприятиями. Регионы принимали запретительные меры по вывозу

продукции со своих территорий, возникли таможни. Люди повсеместно стали

использовать бартер. В этих условиях надо было либо вводить карточную

систему, систему жесткого государствен­ного уравнительного распределения

продукции в натуральном виде, либо идти на радикальную экономическую реформу,

связанную в первую очередь с либерализацией финансовой и денежной системы.

Президент и его команда избрали путь ради­кальных экономических реформ,

учитывая инерционность наше­го прошлого. Конечно, можно было пойти более

умеренным пу­тем, указанным в ранее принятой Россией программе “500 дней”, но

был избран более твердый и жесткий курс, предложенный Е. Гайдаром.

В программе “500 дней”, подготовленной в 1990 г. группой со­ветских

экономистов под руководством С. Шаталина и Г. Явлин­ского, говорилось, что

главной целью экономической реформы яв­ляется “экономическая свобода граждан

и создание на этой осно­ве эффективной хозяйственной системы”.

Авторы программы “500 дней” отмечали следующие принци­пы функционирования

новой экономической системы, которая должна быть создана:

—максимальная свобода экономического субъекта (предпри­ятия, предпринимателя);

—полная ответственность экономического субъекта за резуль­таты хозяйственной

деятельности, опирающаяся на юридическое равноправие всех видов

собственности, включая частную;

—конкуренция производителей как важнейший фактор сти­мулирования

хозяйственной активности;

—свободное ценообразование, балансирующее спрос и пред­ложение;

—дополнение товарного рынка рынком рабочей силы и фи­нансовым рынком;

—открытость экономики, ее последовательная интеграция в мировое хозяйство;

—обеспечение высокой степени социальной защищенности граждан;

—отказ всех органов государственной власти от прямого учас­тия в

хозяйственной деятельности.

В соответствии с программой “500 дней” в течение первых 100 дней (программа

чрезвычайных мер) должен быть принят па­кет законов, необходимых для

функционирования рыночной эко­номики; начинается приватизация и

акционирование государственной собственности; проводится жесткая финансово-

денежная по­литика, ведущая к резкому сокращению бюджетного дефицита и

прекращению роста денежной массы; начинается земельная ре­форма; проводится

сокращение военных расходов и инвестиций за счет бюджета; прекращается

выплата всех дотаций и субсидий предприятиям; начинается поэтапная

либерализация розничных цен. В течение следующих 150 дней (101—250-й)

намечалось сня­тие государственного контроля за ценами уже для широкой

товар­ной массы, полная ликвидация бюджетного дефицита, широкое развитие

приватизации, демонополизация и ликвидация устарев­ших административных

структур, индексация доходов с учетом динамики цен.

В течение последующих 150 дней (251—400-й) на базе разви­тия рыночных

отношений и все более полного насыщения рынка намечалось достичь его

стабилизации, еще дальше продвинуть приватизацию и либерализацию цен, ввести

конвертабельность рубля. Наконец, в оставшиеся 100 дней (401—500-й) ожидалось

начало подъема в экономике, развертывания масштабной струк­турной

перестройки.

Из этого краткого напоминания о программе “500 дней” ясно, что она

представляет собой не более чем схему последовательнос­ти действий в рамках

перехода к рынку. Сам переход к рынку за 500 дней осуществить нереально. В

лучшем случае эту программу следует рассматривать в качестве стартера запуска

рыночных пре­образований, но не более того.

Вместе с тем ясно, что программа “500 дней”, как и ельцинско-гайдаровская

программа, находилась в русле радикальных систем­ных преобразований экономики

и общества. Однако в отличие от последней в ней больше внимания уделялось

социальной поддерж­ке населения и меньше внимания — борьбе с инфляцией, а

либе­рализация цен отнесена ко второму этапу вслед за начавшейся

приватизацией и жесткой финансово-денежной политикой, про­водимых в

чрезвычайном порядке. За эти отличия оппозиция по­том будет отчаянно ругать

ельцинско-гайдаровскую программу, в целом более технологичную, но и жесткую.

Это было связано, прежде всего, с тем, что в стране к началу 1992 г.

сложилась острейшая критическая ситуация, когда цены бесконтрольно резко

взметнулись вверх, рынок распался, и полки магазинов оказались пустыми в

буквальном смысле. В 1991 г. стра­на, по существу, находилась в состоянии

экономического коллап­са. Производство сокращалось, бюджетный дефицит

составлял 27% от ВНП, скрытая безработица достигла 35% от численности

рабочей силы, спрос намного превышал предложение, образовал­ся огромный

“денежный навес”, достигавший сотен миллиардов рублей. Одновременно быстро

увеличивался государственный долг (в 1985 г. — 20 млрд. долл., в 1991 г. — 80

млрд.) и снижался золотой запас страны (1500 т в 1985 г. и лишь 80 т в 1991

г.). Никто за эти итоги ответственность на себя не взял. В ноябре—декабре

1991 г. очереди были за всем: за хлебом, мясом, колбасными изделиями, водкой,

овощами... Уже вводились карточки по регионам, в мос­ковских магазинах для

Страницы: 1, 2