Диплом: Метафора и метонимия в английском рекламном тексте и журнальном, газетном заголовке

Диплом: Метафора и метонимия в английском рекламном тексте и журнальном, газетном заголовке

Оглавление

Введение 3

Глава 1. Роль метафоры и метонимии в понимании литературного текста_ 6

1.1. Концепции метафоры общелингвистического характера 6

1.3. Значение и классификация метафор в стилистической теории_ 24

1.4. Специфика употребления метонимии в литературном тексте_ 35

Глава 2. Метафора и метонимия в английских рекламных текстах_ 41

Заключение 56

Список использованной литературы_ 58

Введение

По признанию многих исследователей, сейчас в лингвистике отмечается пересмотр

позиций по вопросам соотношения языка и мышления, языкового отражения

действительности.

В последние тридцать лет происходит подъем интереса к метафоре - понятию,

существующему уже более двух тысяч лет. Явление метафоры и метонимии

привлекает пристальное внимание исследователей неслучайно. Это объясняется,

прежде всего, общим интересом к изучению текста в широком смысле этого

термина (изучение всех функциональных стилистических разновидностей

литературного языка, в том числе рекламного текста, разговорного стиля,

изучение языка художественной литературы), стремление дать лингвистическое

обоснование и толкование различным стилистическим приемам, которые создают

экспрессивность текста. Привлекают исследователей и проблемы, связанные с

экспрессивностью языка и речи (их возможности и потенциал) в наиболее широком

и популярном текстовом пространстве — рекламе. При современном подходе к

анализу метафора и метонимия изучаются и рассматриваются не изолированно, а в

рекламном контексте, так как именно в условиях рекламного контекста

происходит насыщение слов смысловыми изучениями.

Язык — основная форма фиксаций наших знаний о мире, равно как и источник

изучения этих знаний, признана тесная связь между семантикой слова и

когнитивными процессами восприятия, что обусловлено закреплением в слове,

служащем сигналом отражаемых в мышлении элементов объективного мира,

результатов познавательной и производительной деятельности человека.

Поскольку язык — средство представления знаний, то можно поставить вопрос о

роли метафоры в процессе формирования, представления и систематизации

результатов деятельности человека.

Метафоричность рекламы является одной из возможностей создания экспрессии,

ибо она, как правило, связана с семантическими сдвигами, что приводит к

дополнительной экспрессивной насыщенности текста в целом. Но это лишь одна из

проблем, которая делает изучение данного явления актуальным. В связи с этим

особое значение приобретает работа с образцами рекламных текстов, специальный

анализ которых поможет оценить их художественную ценность, выразительность не

на произвольном, интуитивном уровне, а на основе осознанного восприятия

языковых средств выразительности.

Необходимо отметить, что метафоры и метонимии в рекламе в основном возникают

в результате сочетаемости. Метафора и метонимии для авторов рекламы — это

инструменты, с помощью которых он строит композицию рекламы, передает ее

смысл.

Метафора и метонимия в рекламе сама по своей природе осознается только

общественной личностью, ибо она имеет социально - общественный характер, она

сближает людей и является незаменимым средством в написании рекламы.

Раскрытие метафорического потенциала рекламных текстов через ее позволит

полностью осознать тематическую особенность рекламы, а также определить

коллосальную значимость метафор при создании текста рекламы.

Сочетаемость слов нередко нарушают авторы рекламных текстов в поисках

неожиданных образов экспрессии, оригинальных метафор. Чаще всего нарушение

закона сочетаемости служит средством для создания тропов, употребленных в

переносном значении.

Целью данной дипломной работы является изучение употребления метафор и

метонимий в англоязычных рекламных текстах.

В соответствии с целью исследования предполагается выполнение следующих задач:

1) определить роль метафоризации в создании и понимании литературного текста.

2) рассмотреть концепции метафоры общелингвистического характера;

3) определить значение и классификацию метафор и метонимий в стилистической

теории.

4) изучить характер метафор и метонимий англоязычном рекламном тексте.

5) выявить случаи употребления метафор и метонимий в англоязычных рекламных

текстах

6) проанализировать контекстуальную значимость метафор.

В рамках данной дипломной работы будет предпринята попытка доказать мнение,

что «троп служит появлению в привычном слове нового «голоса», и даже в

рекламном тексте, изначально нацеленном на привлечение потребителей и

извлечение дополнительной прибыли. Метафора и метонимия расширяет в рекламе

пределы применения слова.

В ходе исследования были использованы следующие методы: метод

контекстологического анализа и метод анализа словарных единиц.

В работе представлены точки зрения таких лингвистов, как И.В. Арнольд, Н.Д.

Арутюнова, М.М. Бахтин, М. Блэк, В.В. Виноградов, М.В. Никитин, В.Н. Вовк,

И.В. Толочин, Г.Н. Скляревская, А. Ричардс.

Дипломная работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка

использованной литературы.

Глава 1. Роль метафоры и метонимии в понимании литературного текста

В современных трудах по метафоре можно выделить три основных взгляда на её

лингвистическую природу:

•метафора как способ существования значения слова,

•метафора как явление синтаксической семантики,

•метафора как способ передачи смысла в коммуникативном акте.

В первом случае метафора рассматривается как лексикологическое явление. Такой

подход является наиболее традиционным, поскольку наиболее тесно связан с

представлением о языке как относительно автономной от речевой деятельности и

стабильной системе. Соответственно, представители данного подхода считают,

что метафора реализуется в структуре языкового значения слова.

При втором подходе основное внимание уделяется метафорическому значению,

возникающему при взаимодействии слов в структуре словосочетания и

предложения. Он является наиболее распространённым: для него границы метафоры

более широкие - она рассматривается на уровне синтаксической сочетаемости

слов. Этот подход содержит больше динамизма. Наиболее ярко его позиция

отражена в интеракционистской теории М.Блэка.

Третий подход - самый инновационный, поскольку рассматривает метафору как

механизм формирования смысла высказывания в различных функциональных

разновидностях речи. Для данного подхода метафора - это функционально-

коммуникативное явление, реализующееся в высказывании/тексте.

1.1. Концепции метафоры общелингвистического характера

Эмотивные теории метафоры. Они традиционно исключают метафору из

научно-описательного дискурса. Эти теории отрицают какое бы то ни было

когнитивное содержание метафоры, фокусируясь только на её эмоциональном

характере; рассматривают метафору как отклонение от языковой формы, лишённое

всякого смысла. Такой взгляд на метафору является результатом

логико-позитивистского отношения к смыслу: существование, смысла можно

подтвердить только опытным путём. Таким образом, выражение острый нож имеет

смысл, так как эту "остроту" можно проверить в ходе испытаний, а вот острое

слово уже можно было бы считать совсем бессмысленной комбинацией слов, если бы

не смысловой оттенок, передаваемый исключительно её эмоциональной окраской.

На таких же позициях стоит концепция напряжения (tension), согласно которой

эмоциональное напряжение метафоры порождается аномальностью сочетания её

референтов. Предполагается, что реципиент испытывает желание снять это

напряжение, стараясь разгадать, в чём же состоит сама аномалия. Такая

концепция оставляет метафоре единственную гедонистическую функцию: доставить

удовольствие или развлечь; рассматривает её как чисто риторический приём. Эта

теория объясняет появление "мёртвых" метафор постепенным падением

эмоционального накала по мере повышения частоты их использования. И поскольку

в рамках этой теории метафора предстаёт как нечто фальшивое и ложное в силу

того, что сопоставление её референтов является чуждым, то сразу напрашивается

вывод, что по мере того, как метафора становится более знакомой, её

напряжённость падает, а фальшивость исчезает.

Е. МакКормак так формулирует этот вывод: "...создаётся странное положение

вещей: гипотеза или политическое озарение могут стать истинами... через

многократное употребление метафоры. Благодаря продолжительному нарушению,

напряжение падает, наступает перевес в пользу истины и высказывания

становятся грамматически правильными. Истина и грамматические отклонения

оказываются в зависимости от эмоционального напряжения" (MacCormac 1985: 27).

Несмотря на серьёзные недостатки, обе теории правы в том, что метафора

действительно часто содержит больше заряда, чем неметафорические выражения, и

с увеличением частоты её использования этот заряд теряет свою потенцию.

Действительно, одним из существенных аспектов метафоры является её

способность вызывать у реципиента чувство напряжённости, удивления и

открытия, и любая хорошая теория метафоры должна включать в себя этот аспект.

Теория метафоры как замещения (субститутивный подход). Субститутивный

подход основывается на том, что любое метафорическое выражение используется

вместо эквивалентного буквального выражения и может быть им вполне заменено.

Метафора представляет собой субституцию правильного слова неправильным. Этот

взгляд уходит корнями к определению Аристотеля: метафора даёт вещи имя, на

самом деле принадлежащее чему-то другому.

Когнитивным же содержанием метафоры можно про сто считать её буквальный

эквивалент. При этом на вопрос:"3ачем нужны странные замысловатые

высказывания, когда всё можно сказать прямо?" - теория замещения отвечает

следующим образом. Метафора - это разновидность головоломки, предлагаемой

реципиенту для расшифровки. В таком виде метафора даёт старым выражениям

новую жизнь, одевая их в красивые выражения. М.Блэк следующим образом

формулирует эту мысль: "И снова читатель наслаждается решением задачки или

восторгается мастерством автора наполовину скрывать и наполовину раскрывать

то, что он хотел сказать. А иногда метафоры вызывают шок "приятного сюрприза"

и т.п. Принцип, вытекающий из всего, следующий. Если сомневаешься

относительно какой-то языковой особенности, посмотри, какое удовольствие она

доставляет читателю. Этот принцип хорошо работает в отсутствие любых других

свидетельств" (Black M. 1962: 34).

Теория замещения отводит метафоре статус простого орнаментального средства:

автор предпочитает метафору её буквальному эквиваленту только по причине

стилизации и украшательства. Другой значимости, кроме как делать речь более

вычурной: и привлекательной, метафоре не придаётся.

Сравнительная теория. Традиционная теория замещения большей своей частью

послужила основанием для разработки другой распространённой теории, зачатки

которой можно найти ещё в "Риторике" Аристотеля и в "Риторических наставлениях"

Квинтилиана. С точки зрения этой теории метафора фактически представляет собой

эллиптическую конструкцию, сокращённую форму простого или художественного

сравнения. Так, когда мы называем кого-то "львом", то мы на самом деле говорим,

что этот человек как лев. Мы знаем, что в действительности он не лев, но мы

хотим сравнить его некоторые черты с чертами, присущими львам, однако ленимся

сделать это эксплицитно.

Этот взгляд на метафору более тонкий, чем теория простого замещения, так как

он предполагает, что метафора сравнивает две вещи с тем, чтобы найти сходство

между ними, а не только замещает один термин на другой. Таким образом

метафора становится эллиптическим сравнением, в котором опускаются элементы

типа "подобно" и "как".

Сравнительный подход предполагает, что смысл любого метафорического выражения

всё-таки может быть выражен буквальным эквивалентом, поскольку буквальное

выражение представляет собой одну из форм эксплицитного сравнения. Так, когда

мы говорим "этот человек - лев", мы в действительности говорим "этот человек

как лев", что означает, что мы берём все характеристики данного человека и

все характеристики льва, сравнивая их с тем, чтобы выявить подобные. Эти

подобные характеристики становятся основанием метафоры. Таким образом

сравнительная теория опирается на некоторое предсузцествующее подобие

характеристик, присущих двух подобным Предметам. Эти подобные черты

впоследствии эксплицируются при сравнении всех характеристик субъектов

метафоры. Поскольку сравнение может быть и буквальным, метафорическому

определению предписывается и стилистическая функция.

Первая же из проблем, которая возникает в связи с теорией замещения - это то,

что смысл метафорического выражения никогда полностью не покрывается

буквальным перефразированием. Дж. Сёрль замечает, что даже в случаях с самыми

простыми метафорами перефразирование неадекватно,, что при этом что-то

теряется к было бы хорошо объяснить причины неудовлетворённости, которую мы

испытываем при перефразировании даже самых невыразительных метафор. Более же

сложные примеры заставляют почувствовать неадекватность случаю более остро

(Searle J. 1993: 97).

Известный пример самого Сёрля "Sally is a block of ice",в частности означает,

что Салли слишком неэмоциональна и нечувствительна, но в действительности эта

метафора несёт в себе гораздо больше, что Салли "тает" при определённых

обстоятельствах, возможно, когда кто-то обращается с ней слишком "тепло", или

у. Салли может быть "ледяной взгляд", или она может быть твёрдой и холодной и

т.д. и т.п. Таким образом метафоры генеративны (Way E. C. 1991: 36).

Действительно, невозможно передать в одной или даже нескольких буквальных

фразах всю хитрую путину рефлективных перебросок и рефлективных мостиков и

затем ноэм, порождаемых метафорой.

Сёрль также указывает на то, что отличает свойство метафоры и свойство

буквального сравнения. Прежде всего метафорическое утверждение может быть

истинно, даже если соответствующее буквальные выражения о сходстве ложны.

Например, метафора "Richard is a gorilla", согласно сравнительному подходу

говорит о том, что Ричард и гориллы подобны в плане своей свирепости,

отвратительности, агрессивности и т.п. Однако, если дальнейшее изучение

покажет, что гориллы в действительности робкие, ранимые, миролюбивые существа

(как это и есть на самом деле), тогда такое утверждение о подобии будет

ложным. Вместе с тем метафора всё же останется истинной, потому что, как

указывает Сёрль, она даёт информацию о Ричарде, а не о гориллах. Буквальное

же сравнение относится как к Ричарду, так и к гориллам, и поэтому будет

истинным только в том случае, если все субъекты действительно обладают

указанными свойствами. Метафора, таким образом, не может быть эквивалентна по

смыслу буквальному сравнению в силу того, что в них заложены разные параметры

истины.

Сравнительный подход также не объясняет ассимметрию метафор. Подобие - это

симметричное понятие. Если А подобно Б, то и Б подобно А. Однако большинство

метафор не демонстрирует такую симметрию. Например, метафора "хирурги -

мясники" (surgeons are butchers) никак не инвертируется в"мясники - хирурги".

Сёрль также критикует постулат о том, что всегда существуют два объекта для

сравнения. Так, метафора " Sally is a block of ice " не означает, что

действительно существует определённая ледяная глыба, с которой сравнивается

Салли, Практически Салли можно сравнить с чем-то не существующим вовсе,

например, с драконом. Сёрль подчёркивает, что метафора «Sally is a dragon» не

подразумевает существование дракона, но при этом обязательно подразумевается

сравнительный подход в целом. Сёрль заключает: "С самого начала теория

сравнения запуталась относительно референциального характера метафорических

выражений (Searle J. 1993: 101).

Однако, несмотря на то что драконы не существуют, существует множество

представлений, связанных с ними. Вероятно, согласно теории сравнения,

сравниваются эти вымышленные черты, то есть, даже если нет двух объектов, то

есть два представления с массой их характеристик.

Некоторые авторы (Tourageau R. & Sternberg R. 1982: 203-204) указывали на

то, что сравнительный подход не может объяснить метафоры, в которых основной

субъект абсолютно неизвестен. Примером служило следующее предложение: (Donald

Leavis is the George Wallace of nothern Ireland), в котором Donald Leavis – это

заново созданное художественное имя, и с ним не связано никаких черт, которые

бы имели сходство с чертами другого упоминаемого субъекта. И всё же эту

метафору можно понять.

Своё объяснение этому предлагает теория переноса: самое замечательные и

отличительные черты известного второстепенного субъекта (Wallace) прямо

переносятся на неизвестный основной субъект (Leavis). Теория переноса

объясняет и метафорическую асимметрию, но путается относительно основного

постулата теории сравнения: того, что метафора есть только утверждение

подобия в эллиптической форме.

Более того, просто выбор самых примечательных черт не объясняет сам перенос

свойств, ибо контекст решает то, какие черты принадлежат к выдающимся (Camac M.

& Glucksberg S. 1984: 443-445). Так, то, что Дж. Уоллес парализован и имеет

проблемы в супружеской жизни очень интересно, но это не переносится на

основного субъекта. В данном случае самые замечательные черты определяются

областью политики.

Пожалуй, главная проблема теории сравнения заключается в том, что для

объяснения метафоры она использует буквальное сходство, не раскрывая того,

как это сходство определяется. Ведь любые два объекта могут быть подобны по-

разному, и этих вариантов подобия огромное множество. Однако: метафора, как и

буквальное сравнение, выбирает только определённые отношения. Каким же

образом? Сёрль говорит по этому поводу: "Подобие само по себе ничего не

значит: любые два предмета так или иначе подобны. Сказать, что метафорическое

выражение "S есть Р" подразумевает буквально "S есть как Р", значит не

сказать ничего и сделать шаг назад. Проблема понимания буквальных подобий при

условии, что само подобие никак не определено, есть лишь часть проблемы

понимания метафоры. Откуда нам знать, например, что высказывание "Джульетта -

солнце" не означает "Джульетта большей частью газообразна" или "Джульетта

находится на расстоянии 90 млн. от Земли"? Ведь эти свойства Солнца очень

важны и хорошо известны (Searle J. 1993: 10).

Всё вышесказанное позволяет заключить, что сравнительная теория метафоры

должна раскрыть сущность своего основного компонента - подобия и ответить на

вопрос: что же означает для свойств быть подобными.

Следующая теория метафоры имеет прямо противоположную базу, основываясь на

несходстве. Её называют теорией конфликта, и была она впервые введена

под этим именем в 1958. году в книге М. Биердсли "Эстетика". Хотя в последствии

сам автор переименовал своё детище (verbal-opposition theory), основные идеи

остались неизменными. Биердсли начинает свой анализ с утверждения, что

существует множество разных способов, благодаря которым продуцент дискурса

может говорить одно и иметь в виду другое, то есть речь идёт дискурсе, который

"больше по значению, чем его текст, вытесняя первичный смысл ради вторичного"

(Beardsley 1958: 138).

Биердсли называет этот тип дискурса самоопровергающим (self-controverting).

Первичный смысл "вытесняется" различными способами, например, высказыванием

чего-то слишком очевидного или слишком смехотворно-нелепого (если он

выиграет, я съем свою шляпу), иногда путём простого повторения. Ирония, шутки

или рассказы - всё это случаи, когда реципиент понимает, что продуцент,

возможно, и не хочет говорить о том, о чём говорит, и потому начинает поиски

второго уровня смысла.

Метафора, согласно Биердсли, самый главный пример "самоопровергающего"

дискурса; кроме того, определённая разновидность логического противоречия

наблюдается и между субъектами метафоры. Логическое противоречие может быть

прямое и косвенное: прямое, например, в выражении "метафизические улицы"

(поскольку улицы физические по определению) и косвенное в выражении "этот

человек - лиса" логически невозможно быть одновременно и тем и другим)

(Beardsley 1958: 141).

В случае противоречивости высказывания реципиент в поисках вторичного уровня

смысла всегда возвращается к коннотациям субъектов, или к их характеристикам.

Так, например, "волк" помимо прочих имеет коннотации свирепости и

выносливости. Когда же "прямое" чтение не даёт результатов из-за своей

1ротиворечивости, коннотация определяющего термина '"метафизический" и "лиса"

в вышеприведённых примерах) применяются к главному субъекту ("улица» и

"человек").

Метафору Биердсли определяет следующим образом: "Я полагаю, что всегда, когда

атрибуция косвенным образом противоречива и определяющий субъект имеет

коннотации, которые могут быть приписаны главному члену, такая атрибуция есть

метафорическая атрибуция, или метафора" (Beardsley 1958: 141).

К сожалению, понятие "коннотации" дано у Биердсли слишком расплывчато и

поддаётся слишком широкому толкованию. Впоследствии сам автор пытался это

исправить в своей статье 'Метафорический поворот" (The Metaphorical Twist). В

этой работе обсуждаются два множества свойств, присущих главному субъекту:

те, которые являются определяющими или центральными, и те, которые считаются

маргинальными и называются коннотациями. Первые свойства служат необходимым

условием для правильного употребления данного субъекта в определённом смысле,

а вторые свойства относятся к случайным (Beardsley 1958: 106) . Тогда

метафору можно объяснить как сдвиг от центрального к маргинальному значению,

который отличается логическими противоборством центральных значений

субъектов, задействованных в высказывании. Таким образом, "сдвиг в значении

инициируется внутренним напряжением или противостоянием в самой метафоре".

Подобный взгляд на коннотацию как признак, обусловливающий метафорическое

использование слов, представлен и в грудах Московской семантической школы

(Никитин 1979: 94, Апресян 1992). Изначально же учение об ассоциативных

связях представлений как основы метафоры восходит ещё к трудам Вильгельма

Вундта.

Теория аномалии представляет собой обобщение нескольких более поздних

версий только что рассмотренной теории конфликта. Все они придерживаются того

взгляда, что конфликты и аномалии изначально присущи метафоре и определяют её

идентификацию и понимание. При этом сама природа аномалии по-разному

определяется разными приверженцами этого взгляда, но все едины в том, что это -

нечто вроде ошибки семантической категории. Семантические категории описывают

общие виды объектов в мире, а конфликт происходит тогда, когда объект или его

свойства приписываются его антиподу. Например, есть одушевлённые и

неодушевлённые объекты, и эти метафоры нарушают законы этих семантических

категорий, приписывая свойства одушевлённого объекта неодушевлённому.

Защитники "аномальной" теории полагают, что такое нарушение правил

семантической категории обеспечивает возможность идентифицировать

метафорические выражения как небуквальные; относительно же самой

интерпретации таких выражений их пути расходятся.

Главная проблема теории конфликта в её утверждении, что метафорический

конфликт заложен в значении самих слов, независимо от их контекста и

намерений автора. Другими словами, это чисто формалистическая теория.

Метафора может быть идентифицирована и понята без учёта каких бы то ни было

экстралингвистических факторов; она свойственна "самой структуре значения"

(Beardsley 1958: 111). Однако, многие метафоры, взятые в изоляции, не

вызывают никаких противоречий и не нарушают никаких семантических категорий.

К таковым, например, относится метафора "No man is an island», отрицающая,

что люди и острова одно и то же, или метафора "The old rock is brittle with

age", которая становится метафорой только в отношении к старому брюзгливому

профессору геологии (Way 1991: 43).

Другая проблема, с которой сталкивается теория Биердсли, заключается в том,

как определить, какие свойства для данного концепта являются необходимыми, а

какие случайными. Более того, чрезвычайно сложной задачей является

определение коннотаций субъекта и. даже если они определены, остаётся

проблемой решить, какие из них следует использовать в разных метафорических

интерпретациях.

Одним из главных отличий между подходом самого Биердсли и более поздних

версий теории аномалии является то, что они уже рассматривают контекст для

идентификации аномальных утверждений. Так, Ортони отмечает, что для

определения того, является ли предложение контекстуально аномальным,

возможно, необходимо ввести комбинацию из контекста и речевых максим Грайса

(Grice 1975: 41-58). Однако, хотя контекстуальные аномалии допускают большую

гибкость в идентификации метафоры, "аномальный подход" всё-таки сталкивается

с трудностями в тех случаях, когда предложение имеет два или больше значения:

одно буквальное и другое метафорическое, но оба вписываются в контекст, как,

например, бывает в случае такого приёма, как игра слов.

Тем не менее, несмотря на все проблемы, и теория конфликта и теория аномалии

внесли большой вклад в общий семантический анализ метафоры. Её важные аспекты

касаются роли вторичных значений или коннотаций, идеи семантических категорий

и их конфликта. Однако основополагающий постулат обеих теорий - в том, что

буквальный язык есть нечто более фундаментальное, чем язык метафорический;

что буквальная интерпретация всегда идёт первой и только после её неудачи

следует интерпретация метафорическая. Конечно, согласно такому мнению,

метафора всегда будет считаться лишь ошибкой и семантической или

контекстуальной аномалией, а метафорическое значение будет всегда вторичным

по отношению к значению буквальному.

Концепция метафоры как взаимодействия. Макс Блэк впервые представил свою

теорию взаимодействия в 1955 году в статье "Метафора" (впоследствии

перепечатанной в его книге "Модели и метафора" в 1962 году) и позже дополнил её

в статье "Ещё о метафоре"( Black 1993: 19-42). Блэк делит метафору на две

части: буквальный основной субъект (то, что Ричардс назвал термином tenor) и

метафорический вспомогательный субъект (соответственно, vehicle). Как основной,

так и вспомогательный субъекты имеют свои концептуальные системы (у Блэка

"system of commonplaces"), представляющий собой набор свойств и ассоциативных

импликаций по своей сути не похожих на вспомогательные значения и ассоциации

Биердсли.

Таким образом, у Блэка метафора перешагнула через уровень слов и перешла к

связанной с ними совокупности общепринятых знаний и представлений. Метафора

представляет собой взаимодействие двух концептуальных систем в целях

применения к основному субъекту свойств и ассоциативных импликаций её

вспомогательного субъекта. Тогда основной субъект как бы просматривается

через "фильтр" свойств вспомогательной системы таким образом, что

вспомогательный субъект "отбирает, выделяет, скрывает и организует

характерные черты основного субъекта" (Black 1993: 29).

Блэк рассматривает метафорический процесс как взгляд "на ночное небо через

сильно закопчённое стекло, на котором лишь определённые линии остались

чистыми" (Black 1993: 41): видны будут только те звёзды, которые выстроятся

по сети прозрачных линий, то есть звёздный узор будет определяться структурой

стекла. Метафора, таким образом, подобна закопчённому стеклу, а

концептуальная система вспомогательного субъекта - это сетка чистых линий,

сквозь которую рассматривается основной субъект.

Более того, взаимодействие между субъектами метафоры может также

взаимообразно вызывать пусть меньшие, но всё-таки какие-то изменения и во

вспомогательном субъекте. Блэк полагает, что понимание метафоры даёт в

результате действительный сдвиг в значении: импликации и взаимосвязь

концептов могут действительно изменяться в результате понимания метафоры.

Блэк противопоставляет свой взгляд всем другим в том отношении, что они

пытаются заменить метафору каким-нибудь буквальным перефразированием. Но

главным в метафоре является то, что она представляет собой нечто новое и

ошеломляющее, не подлежащее буквальному перефразированию. "Метафорическое

утверждение - не заместитель для формального сравнения или какого-либо

другого вида буквального выражения; она имеет свои собственные возможности и

результаты" (Black 1993: 37).

Наконец, теория взаимодействия заставляет изменить представления о языке как

некоем двухъярусном образований, в котором одни употребления считаются

однозначно буквальными, а другие метафорическими. Буквальное и небуквальное

могут меняться в зависимости от контекста и эволюции языка. Другими словами,

язык динамичен, и его нельзя заставить покоиться на первоначальном наборе

абсолютно буквальных описаний. Граница между буквальными и метафорическими

выражениями подвижна и находится в зависимости от контекста. "Важно не

провести разграничительную линию между метафорическим и буквальным, а

обрисовать различные механизмы сдвига в значении и их взаимодействие" (Hesse

1980: 117).

Фактически Блэк пытался сделать именно это, но многие вопросы так и остались

без ответа. Попытки объяснить работы механизма сдвига значения и описать

структуру области общего знания, а также взаимодействие этих областей позже

были предприняты прежде всего в когнитивной лингвистике, снявшей многие

проблемы, связанные с разграничением буквального и метафорического. Это в

свою очередь помогло объяснить механизм идентификации метафоры, важность

которых трудно переоценить в том смысле, что сам акт метафоры есть узнавание

(Лотман 1994: 23). Распознавание метафоры невозможно без понимания метафоры,

однако понимание метафоры часто происходит и без её идентификации (Алексеев

1996: 73-85).

Когнитивный подход к изучению метафоры, определивший её статус не только как

тропа, фигуры речи, но фигуры мышления, а также прагматический подход,

объясняющий понимание метафоры правилами пользования языком, послужили

подготовительным этапом для разработки деятельностной теории метафоры, в

рамках которой появляется возможность объяснить не только собственно

информативную, но и эстетическую функцию метафоры в качестве креативности,

нарушающей и изменяющей всякие правила (Eco 1984: 68), выполняемую ею прежде

всего в поэтической художественной речи.

Два основных семантических свойства художественной речи – изобразительность и

иносказательность - определяют особую когнитивную роль метафоры в

художественной речи. Метафоричность – важнейшая черта художественного текста.

В связи с этим, прежде чем перейти метафоре, рассмотрим основные моменты

современного состояния общей теории метафоры.

«Нынешний “теоретический плюрализм”, по выражению одного из исследователей,

во взглядах на метафору» (Gibbs 1992: 90) не является следствием того, что

можно назвать переходным или переломным моментом в развитии лингвистики. Это

связано с постепенным переключением основного внимания исследователей с

изучения языка как стабильной системы с устойчивыми языковыми значениями на

положение языка как творческого процесса порождения смысла в процессе

коммуникации (Толочин 1996).

Именно поворот лингвистических исследований в последние три десятилетия к

проблемам функционирования языка в речи, формирования и передачи смысла в

высказывании открыл новые грани во многих уже давно исследованных явлениях, к

которым принадлежит и метафора. Этому способствовало и «вторжение» в

лингвистическую проблематику психологии и социологии, породивших целый ряд

междисциплинарных направлений исследования речевой деятельности и ее связи с

мышлением и познавательными способностями человека.

Ученые, пишущие о метафоре – Блэк, Баранов, Вовк, признают, что они имеют

дело с образным сравнением (Толочин 1996: 52-58). Так определял метафору и

Аристотель. Однако понимание этого определения может быть различным. Различия

относятся, прежде всего, к трактовке механизма осуществления сравнения.

В современных трудах по метафоре И.В. Толочин выделяет 3 основных взгляда на

ее лингвистическую природу:

- метафора как способ существования значения слова,

- метафора как явление синтаксической семантики,

- метафора как способ передачи смысла в коммуникативном акте (Толочин 19960:

52-58).

В первом случае метафора рассматривается как лексикологическое явление. Такой

подход является наиболее традиционным, поскольку тесно связан с

представлениями о языке как относительно автономной от речевой деятельности и

стабильной системе. Соответственно, представители данного подхода считают,

что метафора реализуется в структуре языкового значения слова.

При втором подходе основное внимание уделяется метафорическому значению,

возникающему при взаимодействии слов в структуре словосочетания и

предложения. Он является наиболее распространенным: для него границы метафоры

более широки - она рассматривается на уровне синтаксической сочетаемости

слов.

Третий подход- самый инновационный, поскольку рассматривает образное

сравнение как механизм формирования смысла высказывания в различных

функциональных разновидностях речи. Для данного подхода – это функционально-

коммуникативное явление, реализующееся в высказывании/ тексте.

Г.Н.Скляревская в своей монографии «Метафора в системе языка», вышедшей в

1993 году, характеризует первый подход исследования. Автор рассматривает

языковую метафору, противопоставляя ее по многим параметрам метафоре

художественной. По Скляревской языковая метафора - это готовый элемент

лексики (Скляревская 1993: 31). Описывая структуру языковой метафоры,

Скляревская Г.Н. включает в сферу своего внимания структуру лексического

значения слов, обладающих метафорической образностью. В процессе анализа

производится сравнение сем у слова, обладающего буквальным значением, и у

слова с метафорическим значением. Метафорическое значение автор определят как

«удвоение денотата и перераспределение сем между денотативной и коннотативной

частями лексического значения» (Скляревская 1993: 40). Образность языковой

метафоры осознается только исследователями, а на уровне восприятия речи она

не идентифицируется. Языковая метафора не может быть воспринята как таковая

рядовыми носителями языка (Скляревская 1993: 30).

Такой подход к трактовке называется узколексикологическим. Предметом

исследования при этом подходе являются отдельные лексемы. Их подробный анализ

дает интересную информацию о структуре языкового значения отдельных словарных

единиц, обладающих изобразительным началом. Однако такой подход не может дать

ответ на вопрос о механизмах формирования смысла в различных видах речи.

Помимо замечания об автоматичности восприятия языковой метафоры и скрытости

ее образного начала от рядового носителя языка, предполагается

противопоставление языковой и художественной метафор (Скляревская 1993: 31-

36) на основании того, что в отличие от языковой метафоры, которую можно

исследовать лингвистическими методами, художественная метафора внесистемная,

индивидуальная и не может быть подвергнута теоретическому осмыслению.

Очевидно, что методология лексикологического подхода недостаточна для

лингвистического исследования. В наиболее полной форме, как, например, в

монографии Г.Н.Скляревской, такой подход подразумевает даже принципиальную

невозможность изучения метафоры в тексте. Примером более «мягкого»

использования лексикологического подхода при анализе метафоры может служить

монография В.Н. Вовк (Вовк 1986).

Существует иная традиция - рассматривать метафору как явление синтаксической

семантики. Наиболее ярко эта позиция отражена в работах Н.Д.Арутюновой,

М.Блэка, А.Ричардса. Данный подход позволяет получить интересные сведения о

влиянии семантической сочетаемости слов на процесс метафоризации. В основе

механизма формирования метафоры сторонники семантико-синтаксического подхода

видят категориальный сдвиг. Метафора «предлагает новое распределение

предметов по категориям и тут же от него отказывается» (Арутюнова 1990). Суть

метафоры – «это транспозиция идентифицирующей (дескриптивной и семантически

диффузной) лексики, предназначенной для указания на предмет речи, в сферу

предикатов, предназначенных для указания на его признаки и свойства»

(Арутюнова 1990). В метафоре устанавливаются «далекие» связи между понятиями.

М.Блэк называет такой подход» «интеракционистким; под этим названием

(interaction theory) в англоязычной литературе известен семантико-

синтаксический подход. Основные положения интеракционисткой теории М.Блэка

близки по взглядам Н.Д.Арутюновой и полностью соответствуют задачам анализа

метафорических словосочетаний или предложений.

Семантико-синтаксический подход дает очень много для понимания природы

метафоричности. Основная ценность этого в том, что раскрывается механизм

формирования метафорического значения на основе категориальной

характеризации, задаваемой самой структурой tenor-vehicle.

Третий подход - функционально-коммуникативный- наиболее актуален для

лингвистических направлений, изучающих различные аспекты теории речи. В

рамках данного подхода метафора рассматривается как элемент текста.

Функционально-коммуникативный подход к метафоре дает методологическую основу

для изучения метафор в реальных текстах и позволяет анализировать специфику

функционирования метафоры в зависимости от коммуникативной направленности

речи. Включение прагматического и когнитивного аспектов в изучении метафоры

открывает возможность для анализа своеобразия функционирования метафоры в

различных функциональных стилях речи, в том числе художественном. Метафора

как компонент смысловой структуры изучена еще далеко не полностью. Многое в

фундаментально-коммуникативной теории существует в виде экспериментально

подверженных гипотез, нуждающихся в дальнейшем изучении.

М.В.Никитин выделяет следующую типологию метафор по характеру признаков

сходства: метафора может быть когнитивной и эмотивно-оценочной; когнитивная,

в свою очередь, - онтологической и синестезической, а онтологическая - прямой

и структурной (Никитин 1997: 37-38).

Онтологическую метафору, прямую и структурную, сближает с синестезической (и

отличает от эмотивно-оценочной) то, что в каждом случае стремятся

опосредованно, на основе какого-то сходства обозначить и описать объект

сравнения (вещь, признак или событие) по собственным признакам этого объекта.

Поэтому эти три вида метафор (онтологическая прямая, онтологическая

структурная, синестезическая метафоры) сводятся в общую категорию метафор, и

им противостоит метафора эмотивно-оценочная, предлагающая переключение из

когнитивного сознания в прагматический.

Приведем примеры: «обезьяна» 1) как вид животного, 2) кривляка (прямая

онтологическая метафора); «бороться» 1) как «бороться на ковре»; 2) как

«бороться со сном» ( онтологическая структурная метафора); «сырой» 1) как

«сырое мясо»; 2) как в «сырое решение»; «мягкий» 1) как «мягкий грунт», 2)

как «мягкий упрек», 3) как «мягкий характер», 4) как «мягкие нравы», 5) как

«мягкая вода» (синестезические метафоры); «собачий» 1) относящийся к собаке,

2) скверный, очень плохой; «светлый» 1) как «светлая комната», 2) хороший,

как «светлое будущее» (эмотивно-оценочные метафоры) и эмотивно-оценочных

коррелятов.

Существенно заметить, что метафоры во многих случаях синкретичны: сходство

или тождество онтологических признаков дополняется сходством на уровне

восприятия или переживания соотносимых денотатов. Тем самым, относя метафору

к одному из типов, мы часто указываем не единственный, а преобладающий тип

сходства - по онтологии сущностей, по сходству сенсорного их восприятия, по

близости эмотивно-оценочного эффекта, нередко сочетающихся воедино в той или

иной пропорции (Никитин 1997).

1.2. Значение и классификация метафор в стилистической теории

Простая метафора выражена одним образом, но не обязательно однословная:

“the eye of heaven” как название солнца - это тоже простая метафора: “Sometimes

too hot the eye of heaven shines” (W.Shakespeare. Sonnet XVIII).

Простая метафора может быть одночленная и двучленная. Метафора, основанная на

преувеличении, называется гиперболической:

All days are nights to see till I see thee,

And nights bright days when dreams do show thee me.

(W.Shakespeare. Sonnet XLIII)

Развернутая, или расширенная, метафора состоит из нескольких

метафорически употребленных слов, создающих единый образ, то есть из ряда

взаимосвязанных и дополняющих друг друга простых метафор, усиливающих

мотивированность образа путем повторного соединения все тех же двух планов и

параллельного их функционирования:

Lord of my love, to whom in vassalage

The merit hath my duty strongly knit,

To thee I send this written embassage,

To witness duty, not to show my wit.

(W.Shakespeare. Sonnet XXVI)

Традиционными метафорами называют метафоры, общепринятые в какой-либо

период или в каком-либо литературном направлении. Так, английские поэты,

описывая внешность красавиц широко пользовались такими традиционными,

постоянными метафорическими эпитетами, как “pearly teeth, coral lips, ivory

neck, hair of golden wire”. В метафорическом эпитете обязательна двуплановость,

указание сходства и несходства, семантическое рассогласование, нарушение

отмеченности. Возможны, например, анимистические метафорические эпитеты, когда

неодушевленному предмету приписывается свойство живого существа: an angry sky,

the howling storm, или антропоморфный метафорический эпитет, приписывающий

человеческие свойства и действия животному или предмету: laughing valleys,

surly sullen bells.

Особый интерес представляет композиционная или сюжетная метафора,

которая может распространяться на весь роман. Композиционная метафора-

метафора, реализующаяся на уровне текста. В качестве композиционной метафоры

можно привести немало произведений современной литературы, в которых темой

является современная жизнь, а образность создается за счет со-и

противопоставления ее с мифологическими сюжетами: роман Дж.Джойса «Улисс»,

роман Дж.Апдайка «Кентавр», и пьеса О’Нила «Траур идет Электре».

Метафора его пользуется в дополнение к обычным языковым механизмам

несемантическими ресурсами. Для создания метафор не существует инструкций,

нет справочников для определения того, что она “означает” или “о чем

сообщает” (Аристотель 1984). Метафора опознается только благодаря присутствию

в ней художественного начала. Она с необходимостью предполагает ту или иную

степень артистизма. Не может быть метафор, лишенных артистизма, как не бывает

шуток, лишенных юмора. Конечно, встречаются безвкусные метафоры, но и в них

есть артистизм, даже если его и не стоило обнаруживать или можно было лучше

выразить.

Д.Дэвидсон утверждает, что метафоры означают только то (или не более того),

что означают входящие в них слова, взятые в своем буквальном значении

(Дэвидсон 1990: 172-193). Поскольку этот тезис идет вразрез с известными

современными точками зрения, то многое из того, что он сказал, несет в себе

критический заряд. Метафора при свободном от всех помех и заблуждений взгляде

на нее становится не менее, а более интересным явлением.

Прежде всего Дэвидсон попытался развеять ошибочное мнение, будто метафора

наряду с буквальным смыслом или значением наделена еще и некоторым другим

смыслом или значением. Это заблуждение свойственно многим. Его можно

встретить в работах литературно-критического направления, у таких авторов,

как, например, Ричардс, Эмпсон и Уинтерс, в работах философов от Аристотеля

до Макса Блэка, психологов — от Фрейда и его предшественников до Скиннера и

его продолжателей и, наконец, у лингвистов, начиная с Платона и вплоть до

Уриэля Вейнрейха и Джорджа Лакоффа.

Мысль о семантической двойственности метафоры принимает разные формы — от

относительно простой у Аристотеля до относительно сложной у М. Блэка. Ее

разделяют и те, кто допускает буквальную парафразу метафоры, и те, которые

отрицают такую возможность. Некоторые авторы особо подчеркивают, что

метафора, в отличие от обычного словоупотребления, дает прозрение,- она

проникает в суть вещей. Но и в этом случае метафора рассматривается как один

из видов коммуникации, который, как и ее более простые формы, передает истину

и ложь о мире, хотя при этом и признается, что метафорическое сообщение

необычно, и смысл его глубже скрыт или искусно завуалирован (Дэвидсон 1990:

172-193).

Взгляд на метафору как на средство передачи идей, пусть даже необычных,

кажется Дэвидсону столь же неверным, как и лежащая в основе этого взгляда

идея о том, что метафора имеет особое значение. Дэвидсон согласен с той

точкой зрения, что метафору нельзя перефразировать, он полагает, что это

происходит не потому, что метафоры добавляют что-нибудь совершенно новое к

буквальному выражению, а потому, что просто нечего перефразировать.

Парафраза, независимо от того, возможна она или нет, относится к тому, что

сказано: мы просто стараемся передать это же самое другими словами. Но, если

Страницы: 1, 2