Защита прав человека в период вооруженных конфликтов

Защита прав человека в период вооруженных конфликтов

распределением помощи, но и делают все зависящее от них для того, чтобы

помочь военнопленным при возникновении трудностей в отношениях с властями.

Следует также подчеркнуть, что военнопленные имеют неограниченное право

обращаться к представителям Державы-Покровительницы либо через свое

доверенное лицо, либо непосредственно, если они считают это необходимым для

того, чтобы обратить их внимание к тем моментам режима плена, в отношении

которых у них имеются жалобы (ст. 78).

Второе. Конвенцией предусматривается, что военнопленные должны

подчиняться законам, уставам и приказам, действующим в вооруженных силах

держащей в плену Державы (ст. 82). Власти этой Державы могут применить

судебные и дисциплинарные меры наказания в отношении военнопленного. Но при

решении данного вопроса они должны проявлять максимальную снисходительность

и по возможности прибегать к дисциплинарным мерам, а не к судебному

преследованию. Так, например, в III Конвенции содержится несколько

положений, касающихся побега и попыток к бегству. Общепризнанно, что данный

поступок не противоречит мужества, чести и любви к отечеству

военнослужащего, поэтому в случае неудавшегося побега к нему применяются

только дисциплинарные меры (даже в случае рецидива). Дисциплинарные

взыскания могут быть наложены только начальником лагеря или офицером,

назначенным им, и ни в коем случае не военнопленным. В статье 89

перечисляются виды дисциплинарных взысканий, но далее указывается, что они

не должны быть бесчеловечными, жестокими или опасными для здоровья

военнопленных, и продолжительность одного наказания никогда не должна

превышать 30 дней. Что касается мер наказания, назначенных судом, то

военнопленного, в силу ст. 84, за исключением строго оговоренных случаев

могут судить только военные суды. Важно заметить, что военнопленные

пользуются покровительством данной Конвенции даже в случае осуждения.

Запрещаются коллективные наказания за индивидуальные проступки, телесные

наказания, заключение в помещения, лишенные дневного света, и вообще какие

бы то ни было виды пыток или проявления жестокости. По смыслу ст. 100 III

Конвенции за совершение преступлений, карающихся смертной казнью в

вооруженных силах держащей в плену Державы, военнопленному в принципе может

быть вынесен смертный приговор. Однако в соответствии со ст. 76 и ст. 77

Дополнительного протокола I смертный приговор не должен выноситься

беременным женщинам и матерям малолетних детей, зависящих от них, а также

пленным, совершившим преступление в возрасте до 18 лет. Если такой приговор

вынесен, он не приводится в исполнение. Кроме того, в ст. 107 III Конвенции

предусмотрено, что Держава-Покровительница может вмешиваться в случае

вынесения смертного приговора. Согласно ст. 101 смертный приговор может

быть приведен в исполнение не ранее, чем через шесть месяцев со дня его

вынесения. При судебном рассмотрении принципы обычного судопроизводства

должны быть соблюдены, то есть военнопленному должны быть обеспечены

основные гарантии, предусмотренные ст. 99 III Конвенции и ст. 75 Протокола

I. Коротко говоря, суд должен выносить приговор, исходя из презумпции

невиновности обвиняемого военнопленного. На всякий вынесенный ему приговор

военнопленный имеет право подать апелляционную или кассационную жалобу и

просить о пересмотре дела. Любое решение суда и приговор должны быть

незамедлительно доведены до сведения Державы-Покровительницы.

Третье. Даже во время военных действий Конвенцией (в ст. 109)

предусматривается непосредственная репатриация раненых и больных, чьи

умственные и физические способности, по всей видимости, сильно снизились

(неизлечимые, тяжелораненые и тяжелобольные, излечившиеся), и

госпитализация в нейтральных странах определенных категорий больных и лиц с

менее тяжелыми ранениями. В типовом соглашении по вопросу о

непосредственной репатриации и госпитализации в нейтральной стране раненых

и больных военнопленных (Приложение I к III Конвенции) перечисляются

многочисленные случаи, в которых можно применить этот принцип. Вопрос о

том, какие военнопленные подлежат репатриации, призваны решать смешанные

медицинские комиссии, назначенные с начала вооруженного конфликта (ст.

112). Однако, стороны конфликта должны отправлять тяжелораненых и больных

военнопленных на родину, независимо от их числа и звания, только тогда,

когда они будут в состоянии вынести транспортировку. Ни один из них не

может быть репатриирован против своего желания во время военных действий.

Все остальные военнопленные должны быть освобождены и репатриированы

“тотчас же по прекращении военных действий” (ст. 118 III Конвенции).

Следует также отметить, что стороны в конфликте по гуманным соображениям

должны стараться репатриировать военнопленных, не дожидаясь окончания

войны, и по возможности на взаимной основе, то есть путем обмена пленными.

Завершая рассмотрение данного вопроса, необходимо подчеркнуть, что пленные,

не имеющие признанного статуса военнопленных, тем не менее всегда имеют

право на основные гарантии, предусмотренные ст. 75 Дополнительного

протокола I.

1.4. Защита гражданского населения.

Если взглянуть на историю войн, то можно увидеть, что больше всего от

последствий военных действий страдает гражданское население, а в XX веке

это положение приобрело ужасающую тенденцию. Так, в ходе первой мировой

войны 95% потерь составляли военнослужащие и лишь 5% - гражданские лица. Во

время второй мировой войны картина оказалась совершенно иной: 75% потерь

составили гражданские лица и 25% - военнослужащие. В некоторых современных

вооруженных конфликтах свыше 90% потерь составляют гражданские лица. Можно

с уверенностью сказать, что в ходе третьей мировой войны, которая

закончится ядерной катастрофой, 100% потерь составит гражданское население.

Приведенные цифры со всей очевидностью свидетельствуют о необходимости

защиты отдельных гражданских лиц и гражданского населения в целом от

последствий войны. Излишне говорить о том, что принципы защиты всех

покровительствуемых лиц, изложенные мною выше, характерны и для

гражданского населения. Впервые попытка дать определения “гражданское лицо”

и “гражданское население” была предпринята авторами IV Женевской конвенции

о защите гражданского населения во время войны. Согласно ст. 4 под

покровительство данной Конвенции подпадают лица, которые в какой-либо

момент и каким-либо образом находятся в случае конфликта или оккупации во

власти стороны, находящейся в конфликте, или оккупирующей Державы,

гражданами которой они не являются. Исключение составляют:

а) граждане какого-либо государства, не связанного положениями указанной

конвенции;

б) граждане какого-либо нейтрального государства, находящиеся на территории

одного из воюющих государств, пока государство, гражданами которого они

являются, имеет нормальное дипломатическое представительство при

государстве, во власти которого они находятся;

в) граждане какого-либо совоюющего государства (при том же условии);

г) лица, состоящие под защитой трех других Женевских конвенций: раненые,

больные и лица, потерпевшие кораблекрушение, а также военнопленные.

Дополнительный протокол I выработал более удачную формулировку

понятий гражданского лица и гражданского населения, отразившую суть их

правового положения в период вооруженных конфликтов. П. 1 ст. 50 гласит:

“Гражданским лицом является любое лицо, не принадлежащее ни к одной из

категорий лиц, указанных в ст. 4 III Конвенции и ст. 43 настоящего

Протокола”. Иными словами, гражданское лицо - это любое лицо, не

принадлежащее к категории комбатантов. Важно добавить, что в случае

сомнения относительно того, является ли лицо гражданским, оно считается

таковым. Согласно Протоколу I гражданское население состоит из всех лиц,

являющихся гражданскими лицами. При этом устанавливается, что гражданское

население и отдельные гражданские лица пользуются общей защитой от

опасностей, возникающих в связи с военными операциями. В соответствии с п.

3 ст. 50 вышеупомянутого Протокола присутствие среди гражданского населения

отдельных лиц, не подпадающих под определение гражданских лиц, не лишает

это население его гражданского характера. Отсюда вытекает, что гражданское

население лишается своего статуса и права на защиту, если среди него

находятся военные подразделения и формирования. Что касается гражданских

лиц, то они пользуются защитой, предусмотренной нормами международного

права, “за исключением случаев и на такой период, пока они принимают

непосредственное участие в военных действиях” (п. 3 ст. 51). Современное

международное право, применяемое в период вооруженных конфликтов,

предусматривает предоставление гражданскому населению и отдельным

гражданским лицам как общей, так и специальной защиты от последствий

военных действий. Различие заключается в том, что общая защита

предоставляется всему гражданскому населению и отдельным гражданским лицам

независимо от из пола, возраста, расовой и национальной принадлежности,

политических или религиозных убеждений. Специальная защита предоставляется

отдельным категориям гражданского населения и обусловлена либо их

повышенной уязвимостью в условиях боевых действий (раненые, больные,

женщины, дети и т.д.), либо особенностями профессиональных функций,

выполняемых ими в период вооруженного конфликта (персонал медицинских

формирований и организаций гражданской обороны, журналисты и т.д.).

Специальная защита гражданского населения не входит в сферу моего

исследования. В настоящей работе будут рассмотрены вопросы общей защиты

мирного населения от опасностей, возникающих в связи с военными операциями.

В целях ее осуществления устанавливается, что гражданское население как

таковое, а также отдельные гражданские лица не должны являться объектом

нападения1 . Кроме этого, при всех обстоятельствах запрещаются:

- акты насилия или угрозы насилием, имеющие основной целью терроризировать

гражданское население;

- нападения неизбирательного характера, подробно регламентируемые п. 4 и п.

5 ст. 51 Протокола I;

- нападения на гражданское население или отдельных гражданских лиц в

порядке репрессалий[2];

- использование присутствия или передвижения гражданского населения или

отдельных гражданских лиц для защиты отдельных пунктов или районов от

военных действий, в частности, в попытках защитить военные объекты от

нападения или прикрыть военные действия, содействовать или препятствовать

им.

Безусловно, запрещается использовать голод среди гражданского

населения в качестве метода ведения войны (ст. 54). Любое нарушение этих

запрещений, говорится в заключительном положении ст. 51, не освобождает

стороны, находящиеся в конфликте, от их правовых обязательств по отношению

к гражданскому населению и гражданским лицам, в том числе от обязательства

принимать меры предосторожности, предусмотренные в ст. 57 Протокола I. В

ней указываются следующие меры предосторожности, которые должны приниматься

воюющими сторонами при планировании или осуществлении нападения:

а) делать все практически возможное, чтобы удостовериться в том, что

объекты нападения не являются ни гражданским лицами, ни гражданскими

объектами и не подлежат особой защите;

б) принимать все практически возможные меры предосторожности при выборе

средств и методов нападения с тем, чтобы избежать случайных потерь среди

гражданского населения, ранения гражданских лиц, во всяком случае свести их

к минимуму;

в) отменять или приостанавливать нападение, если становится очевидным, что

оно, как можно ожидать, вызовет случайные потери среди гражданского

населения, ранения гражданских лиц и нанесет случайный ущерб гражданским

объектам;

г) делать эффективное заблаговременное предупреждение о нападениях, которые

могут затронуть гражданское население, за исключением тех случаев, когда

обстоятельства этого не позволяют.

Режим военной оккупации. Режим военной оккупации определяется нормами

Положения о законах и обычаях сухопутной войны, являющегося приложением к

IV Гаагской конвенции 1907 года, IV Женевской конвенции 1949 года, а также

нормами Дополнительного протокола I 1977 года. Под военной оккупацией

понимается временное занятие вооруженными силами одного государства

территории другого государства (или ее части) и установление власти военной

администрации на оккупированной территории. Согласно ст. 42 Положения о

законах и обычаях сухопутной войны, территория признается оккупированной,

если она действительно находится во власти неприятельской армии. Однако

власть оккупанта над населением не является неограниченной. Так, в

соответствии со ст. 23 и 44 Положения власти оккупирующей державы не должны

принуждать гражданское население принимать участие в военных действиях,

направленных против их страны, или давать сведения об ее армии или других

средствах обороны (кроме того, население оккупированной территории нельзя

принудить служить в вооруженных силах оккупанта; воспрещается пропаганда

добровольного вступления в его армию - ст. 51 IV Женевской конвенции).

Согласно ст. 46 Положения, “честь и права семейные, жизнь отдельных лиц и

частная собственность, равно как и религиозные убеждения должны быть

уважаемы”1. IV Женевская конвенция 1949 года существенно расширила круг

обязанностей властей оккупирующей державы в отношении гражданского

населения в целях предотвращения массовых и грубых нарушений прав человека

в условиях вооруженного конфликта. В части, посвященной оккупированным

территориям, сформулирован важный принцип: покровительствуемые лица,

находящиеся на оккупированной территории, не могут “ни в коем случае и

никаким образом” быть лишены преимуществ, предоставляемых Конвенцией, ни в

силу изменений в установлениях, действующих на данной территории, ни в силу

соглашения, заключенного между местными властями и оккупирующей державой,

ни в силу аннексии (принудительного присоединения) всей или части

оккупированной территории (ст. 47). К числу мер, запрещенных особо,

относятся насильственные перемещения как отдельных покровительствуемых лиц,

так и групп населения, а также депортация (принудительная высылка)

населения с оккупированных территорий в любую другую страну. В то же время

разрешается эвакуация данного оккупированного района, “если этого требует

безопасность населения или особо веские соображения военного характера”

(ст. 49). Защита основных прав гражданского населения и отдельных

гражданских лиц от произвола властей оккупирующей державы обеспечивается в

IV Женевской конвенции 1949 года путем нормативного закрепления

соответствующих обязательств государств как субъектов международного

права1. Наконец, хочется отметить, что военная оккупация по своей сути

является формой иностранного господства. Но и в этом случае международное

гуманитарное право, касающееся покровительствуемых лиц на оккупированной

территории, обладает одним несравненным достоинством: оно ограничивает

беспредельную власть оккупирующей державы, действия которой оказываются под

международным контролем. IV Женевская конвенция является как бы

конституцией или “билем о правах”, хотя и ограниченным, который вступает в

действие в момент, когда иностранная армия захватывает и оккупирует

территорию,- и притом без каких-либо усилий со стороны оккупанта или

оккупируемой стороны. Эта “конституция” защищает население от неправомерных

действий оккупирующей державы. Тем самым международное гуманитарное право

вносит существенный вклад в дело защиты достоинства человека в чрезвычайных

обстоятельствах2 .

Подводя итог рассмотрению очерченного мной круга вопросов, связанных

с защитой жертв вооруженных конфликтов, следует кратко остановиться на

одном важном моменте. Даже самый совершенный свод правил не мог бы

предвидеть всех возможных ситуаций. Чем детальнее перечень, тем больше

опасность что-либо в нем упустить. В совершенно непредсказуемых

обстоятельствах, когда нельзя привести ни одного, пусть даже самого общего

правила Конвенции, все же существует положение, на которое можно сослаться.

Появившееся еще в 1899 году в Гаагской Конвенции о законах и обычаях

сухопутной войны оно широко известно как “Оговорка Мартенса” (по имени ее

основного автора). Текст этой оговорки является своего рода заключением

обзора правил, посвященных защите жертв вооруженных конфликтов:

“В случаях, не предусмотренных настоящим Протоколом или другими

международными соглашениями, гражданские лица и комбатанты остаются под

защитой и действием принципов международного права, проистекающих из

установившихся обычаев, из принципов гуманности и из требований

общественного сознания” (п. 2 ст. 1 Дополнительного протокола I).

2. Защита прав человека в условиях вооруженных конфликтов

немеждународного характера.

Международное гуманитарное право признает две категории вооруженных

конфликтов. В самом общем виде различительным признаком служит здесь

государственная граница: война между двумя и большим числом государств

считается международным вооруженным конфликтом, а вооруженные столкновения,

происходящие в пределах территории одного государства, - немеждународными

(внутренними) вооруженными конфликтами (обычно их называют гражданскими

войнами). Исключением является ситуация, когда народ восстает против

колониального господства, осуществляя свое право на самоопределение - с

принятием Дополнительного протокола I национально-освободительные войны

стали считаться международными вооруженными конфликтами. Изучая нормы

гуманитарного права, относящиеся к конфликтам этих двух типов, невольно

обращаешь внимание на несопоставимость числа статей: Женевские конвенции

1949 года вместе с Дополнительными протоколами к ним 1977 года содержат

только 30 положений по вооруженным конфликтам немеждународного характера и

почти 500 статей по международным войнам. Однако не подлежит сомнению, что

с гуманитарной точки зрения проблемы одни и те же, стреляют ли через

границы или в пределах государственных границ. А объяснение громадной

разницы в количестве положений кроется в понятии “государственный

суверенитет”. Опыт показывает, что государства, как правило, всегда готовы

составлять подробнейшие нормы, регулирующие отношения между ними даже во

время войн. Фактически в их интересах иметь точные правила, если они хотят

улучшить защиту своих граждан от произвола других государств. Но как только

речь заходит о гражданских войнах, сразу же говорят: “Нет, это наши

внутренние дела!” Международное сообщество не должно вмешиваться, а

международное право должно молчать. Именно поэтому принятие общей статьи 3

Женевских конвенций было поистине революционным событием, означавшим первый

прорыв позиций государственного суверенитета1 . Примерно в это же время

международное право в области прав человека стало приобретать все большее

значение, так как защита прав человека есть не что иное, как

систематическое вмешательство во внутренние дела государств посредством

соглашений международного права. Концепция защиты прав человека,

применяемой во время вооруженных конфликтов немеждународного характера,

получила благодаря этому дальнейшую поддержку. Но даже после принятия в

1977 году Протокола II сдерживающие факторы гуманного порядка во время

гражданских войн играют весьма скромную роль по сравнению с ролью права,

применяемого в период войн между государствами. Эти значительные

расхождения заставляют подробнее остановиться на проблемах защиты прав

человека в условиях вооруженных конфликтов немеждународного характера.

Понятие вооруженного конфликта немеждународного характера, а также

характеризующие его критерии закреплены в Дополнительном протоколе II (ст.

1)1 , согласно которому под таким конфликтом понимаются все вооруженные

конфликты, не подпадающие под действие статьи 1 Протокола I, происходящие

на территории одного государства “между его вооруженными силами или другими

организованными вооруженными группами, которые, находясь под ответственным

командованием, осуществляют такой контроль над частью его территории,

который позволяет им осуществлять непрерывные и согласованные военные

действия и применять настоящий Протокол”2 . Следовательно, вооруженному

конфликту немеждународного характера присущи:

- наличие организованных военных действий между противоборствующими силами

(этот критерий вытекает из общей для всех Женевских конвенций 1949 года

статьи 3);

- участие во враждебных действиях “вооруженных сил” (в это понятие

включаются и полицейские части); повстанческие силы должны отвечать

требованиям понятия “вооруженные силы”;

- достаточно массовый и устойчивый характер вооруженных выступлений;

отдельные случаи нарушения внутреннего порядка, возникновение обстановки

внутренней напряженности (например, беспорядки, отдельные акты насилия) не

относятся к категории вооруженного конфликта немеждународного характера;

- определенный уровень организованности повстанцев, которые должны иметь

органы, ответственные за их поведение;

- повстанцы должны контролировать часть территории государства, что

позволяло бы им организовывать и вести военные действия3 . Наряду с

вышеуказанными, в международно-правовой литературе называются и другие

критерии (временной, пространственный и т.д.), характеризующие внутренний

вооруженный конфликт, главным из которых является наличие “политической

цели борьбы”4.

Проще говоря, вооруженным конфликтом немеждународного характера

является вооруженное противостояние, имеющее место в пределах территории

государства, между правительством, с одной стороны, и вооруженными

повстанческими группами - с другой1. Лица, входящие в состав таких групп -

назовем ли мы их повстанцами, мятежниками, революционерами, сепаратистами,

террористами или как-нибудь другим именем, - сражаются с целью захвата

власти, или за достижение большей автономии в пределах государства, или за

отделение и создание собственного государства. Причины возникновения

подобных конфликтов разнообразны, однако часто нарушение мира в стране

является следствием несоблюдения прав меньшинств или других прав человека

со стороны диктаторских режимов. Другим случаем может быть полный распад

правительственной власти в стране, в результате которого различные

группировки начинают между собой борьбу за власть. В таком контексте обычно

говорят о силовой конфронтации внутри государства, которая тем не менее

может быть отражением международных конфликтов и напряженности. Здесь же

необходимо подчеркнуть следующую важную особенность. Международное

гуманитарное право, действующее в период внутренних вооруженных конфликтов,

устанавливает, что для его соблюдения оно должно быть принято обеими

сторонами, т.е. правительством и повстанцами. Однако международное право

имеет обязательную силу только для его субъектов, которыми являются главным

образом государства. Поэтому повстанцы, хотя и могут иметь правовой статус

с правами и обязанностями согласно международному праву, но только в том

случае, если они признаны таковыми (что не имело места уже в течение многих

лет). Вместе с тем не подлежит сомнению как с теоретической, так и с

практической точки зрения, что международное гуманитарное право налагает

обязательства на повстанцев2. Вот почему в ст. 3 Женевских конвенций четко

сказано, что применение ее положений не затрагивает юридического статуса

находящихся в конфликте сторон, обязывая их применять как минимум

предусмотренные в этой статье положения. В самом деле, если во внутреннем

вооруженном конфликте противоборствующая правительству сторона претендует

на признание того, что именно она представляет интересы народа; если в ходе

борьбы она сумела установить свою власть на определенной территории страны

и осуществляет ее в отношении определенной части населения, ничто не может

помешать ей официально присоединиться к международным гуманитарным

конвенциям или заявить о своей готовности придерживаться их требований.

Например, Фронт национального освобождения Алжира присоединился к Женевским

конвенциям от имени борющегося алжирского народа еще до провозглашения

алжирского государства1 .

Защита прав человека в условиях вооруженных конфликтов

немеждународного характера обусловлена рядом факторов. Во-первых,

государства безусловно поняли, что необузданное насилие и смертоносное

оружие причиняют во время внутренних конфликтов такие же страдания, как и

во время войн между государствами. Более того, в вооруженных конфликтах, не

носящих международного характера, особенно велико число человеческих жертв

и страданий, поскольку как ни в каких других военных катаклизмах в них

наиболее широко втягивается гражданское население. Шекспир давным-давно

удачно сравнил гражданские войны с самоубийством. Трудно лучше

охарактеризовать сознание, управляющее внутренними вооруженными

конфликтами, чем это сделал император Вителлий. Во время битвы при

Бедриаке, когда кто-то из его приближенных заметил, что непогребенные тела

его политических противников издают мерзкий запах, Вителлий сказал: “Труп

врага всегда хорошо пахнет, - особенно, если это труп соотечественника”2.

Следует также учесть, что такой конфликт не может быть безразличен

международному сообществу еще и потому, что нередко он перерастает в

международный вооруженный конфликт. Страшный пример гражданской войны в

Испании вызвал появление в международном гуманитарном праве первого

положения, специально предназначенного для вооруженных конфликтов

немеждународного характера - статьи 3, общей для всех Женевских конвенций.

Во-вторых, после второй мировой войны колоссальное развитие получила идея

прав человека. Международное право в области защиты прав человека вполне

сознательно и обдуманно “вмешивается” во внутренние дела государств. При

всех различиях между гуманитарным правом, применяемым в период вооруженных

конфликтов немеждународного характера, и правом прав человека3 не следует

забывать, что и то и другое имеют общую цель - обеспечить защиту и уважение

человеческого достоинства при всех обстоятельствах. Поэтому с исторической

точки зрения вполне логично, что всего лишь через год после провозглашения

в 1948 году Организацией Объединенных Наций Всеобщей декларации прав

человека были приняты нормы гуманитарного права, относящиеся к конфликтам,

происходящим внутри государств. Предоставляемая им защита была расширена

через 30 лет в Дополнительном Протоколе II в значительной степени благодаря

Международному пакту о гражданских и политических правах 1966 года. За

государством, конечно, остается право применять силу для восстановления на

своей территории закона и порядка. В международном праве нет ограничений

суверенитета по отношению к внутренним конфликтам, аналогично содержащемуся

в Уставе ООН запрещению прибегать к силе для решения споров между

государствами. Оно лишь ограничивает методы, которыми можно восстанавливать

закон и порядок.

Защите прав человека в условиях вооруженных конфликтов

немеждународного характера посвящены следующие нормы международного

гуманитарного права.

- Общая статья 3 четырех Женевских конвенций от 12 августа 1949 года. Эта

важнейшая статья представляет собой свод правил, которые, как было заявлено

Международным Судом в его решении от 27 июня 1986 года по делу Никарагуа

против Соединенных Штатов Америки, являются выражением основных принципов

гуманности1. Поэтому статья 3 имеет обязательный характер не только в

качестве нормы международного договорного права, но и как выражение общих

(неписаных) принципов права. В то же время нормативное содержание ее

ограничено: в ней содержится лишь несколько правил, относящихся к защите

людей от непосредственных военных действий.

- Дополнительный протокол II к Женевским конвенциям, принятый 8 июня 1977

года. Этот короткий, состоящий из 28 статей документ, развивающий сжатые

положения статьи 3, расширяет гуманитарную защиту во время гражданских

войн. Однако статья 3 остается применимой во всей полноте для участников

Женевских конвенций и носит обязательный характер, в особенности для

государств, не ратифицировавших Протокол II. Впервые в истории права,

относящегося к внутренним конфликтам, Протокол II кодифицирует запрет

нападать на гражданское население и применять силу против отдельных

гражданских лиц. Небольшой объем документа объясняется тем, во время

Дипломатической конференции 1974-1977 годов разработанный Международным

Комитетом Красного Креста проект Протокола был отвергнут как неприемлемый.

В течение следующих нескольких дней он был существенно изменен и

представлял собой более слабый по содержанию текст, который и был принят на

основе консенсуса. Но даже, потеряв в нормативном содержании, Протокол II

выиграл в том, что касается его приемлемости для стран “третьего мира”, где

особенно велика вероятность кризисов.

- Обычное право. Наряду с довольно скромным по объему международным

договорным (писаным) правом существуют неписаные правила обычного права,

приобретающие особое значение для ограничения насилия во внутренних

конфликтах. Как было указано выше, все содержание статьи 3 сегодня

необходимо рассматривать как часть обычного права. Кроме того, можно

выделить ряд норм гуманитарного права для областей, не охватываемых статьей

3 и лишь частично охватываемых конкретными положениями Дополнительного

протокола II. В первую очередь, сюда относятся принципы, которые

ограничивают выбор средств и методов военных действий. Однако, как чаще

всего бывает с нормами обычного права, нелегко документально обосновать

применение этих принципов, так как здесь нужно учитывать и тщательно

изучать действия участвующих в конфликте сторон.

- Специальные соглашения между находящимися в конфликте сторонами. Статья 3

Женевских конвенций призывает участвующие в гражданской войне стороны

заключать специальные соглашения о том, чтобы полностью или частично

применять в гражданской войне положения, применимые для международных

вооруженных конфликтов. Примером такого соглашения может быть четко

выраженное или подразумеваемое согласие с тем, что с лицами, участвующими в

военных действиях, будут обращаться гуманно согласно положениям III

Конвенции (о военнопленных).

Важным аспектом всего свода норм, касающихся внутренних вооруженных

конфликтов, является то, что подавляющая часть этих норм имеет

исключительно гуманитарный характер и направленность. Они призваны

обеспечить защиту и уважение всех гражданских лиц, которые не принимают

участия в военных действиях и могут прямо или косвенно пострадать в

результате вооруженного насилия, а также - гуманное обращение с

военнопленными (в том числе с ранеными и больными), которые, хотя и

принимали участие в вооруженном насилии, более не в состоянии продолжать

борьбу. С этой целью в отношении вышеуказанных лиц запрещаются:

“а) посягательства на жизнь и физическую неприкосновенность, в частности,

всякие виды убийства, увечья, жестокое обращение, пытки и истязания;

b) взятие заложников;

с) посягательство на человеческое достоинство, в частности, оскорбительное

и унижающее обращение;

d) осуждение и применение наказания без предварительного судебного решения,

вынесенного надлежащим образом учрежденным судом, при наличии судебных

гарантий, признанных необходимыми цивилизационными нациями” (общая для всех

Женевских конвенций статья 3).

Так, впервые в истории международного права оказался зафиксированным

определенный минимум правовых гарантий для участников вооруженных

конфликтов, не носящих международного характера. Оценивая ст. 3 Женевских

конвенций, следует заметить, что она страдает существенными недостатками;

некоторые весьма важные вопросы решены в ней без достаточной ясности и

потому существует широкий простор для их толкования. Отмечу, что термины

“уважение” и “защита” в тексте статьи не присутствуют (хотя и

подразумеваются), единственное требование - соблюдение гуманного обращения.

В п. 2 ст. 3 Конвенций предусмотрено, что “беспристрастная гуманитарная

организация, такая, как Международный Комитет Красного Креста, может

предложить свои услуги сторонам, находящимся в конфликте”, - весьма

умеренная формулировка, которая тем не менее в ряде случаев позволила МККК

получить доступ к жертвам внутреннего вооруженного конфликта. Наконец, в

предпоследнем абзаце находящиеся в конфликте стороны призываются к тому,

чтобы “стараться путем специальных соглашений ввести в действие все или

часть остальных положений” Женевских конвенций. Очевидно, что заключение

подобных соглашений будет тем более вероятно, чем более конфликт станет

приобретать черты международного вооруженного конфликта. Но самым

существенным вопросом, который можно толковать с диаметрально

противоположных позиций, является, пожалуй, вопрос о правовом статусе

захватываемых в плен участников внутренних вооруженных конфликтов.

Высказываются самые различные точки зрения по поводу того, являются ли

законными комбатантами в полном смысле этого слова участники внутренних

вооруженных конфликтов, выступающие против правительства. Сторонники того

взгляда, что участники вооруженных конфликтов немеждународного характера не

являются законными комбатантами, утверждают, что в статье 3 нет ничего

того, что не позволило бы применить самое тяжкое наказание к захваченному в

плен участнику внутреннего вооруженного конфликта, и единственное условие

для законности такого наказания - чтобы оно было основано на судебном

приговоре. В докладе Генерального секретаря ООН “Уважение прав человека в

вооруженных конфликтах” от 18 сентября 1970 г. указывается, что статья 3

Женевских конвенций допускает положение, когда партизан, “захваченный в

плен в период внутреннего конфликта, может быть приговорен к смерти за то,

что он отстаивал дело одной из сторон, находящихся в конфликте”1. Учеными-

международниками западных государств высказываются и другие точки зрения

против признания участников внутренних вооруженных конфликтов законно

воюющими. Так, например, одни из них полагают, что общая статья 3

гарантирует гуманное обращение с участниками вооруженных конфликтов

немеждународного характера, но по окончании конфликта правительство может

считать их мятежниками со всеми вытекающими отсюда последствиями. Другие

считают участников внутренних вооруженных конфликтов законными

комбатантами, но лишь в том случае, если такой конфликт перерастает в

международный1. Я придерживаюсь мнения, что статус участников внутренних

вооруженных конфликтов в принципе должен приравниваться к статусу

участников международных вооруженных конфликтов, несмотря на то, что

современное международное договорное право прямо не устанавливает этого.

Поскольку это касается вооруженных конфликтов немеждународного характера,

единственно применимой к ним нормой служит ст. 3 Женевских конвенций

(Дополнительный протокол II обошел стороной вопрос о правовом статусе

участников внутренних вооруженных конфликтов), даже если участники

конфликта контролируют часть территории, выполняют все условия III

Женевской конвенции и признаны в качестве воюющей стороны иностранными

государствами. Все вышеизложенное лишний раз свидетельствует о

несовершенности статьи 3, общей для всех Женевских конвенций.

При рассмотрении вопроса, касающегося текста статьи 3, следует остановиться

еще на одном важном моменте. Дело в том, что объем правовых гарантий,

предоставляемых ею участникам внутренних вооруженных конфликтов, уже объема

прав и гарантий, предоставляемых участникам международных вооруженных

конфликтов. Не случайно в этой статье говорится, что “находящиеся в

конфликте стороны будут стараться путем специальных соглашений ввести в

действие все или часть остальных положений” Женевских конвенций.

Необходимость расширения правовых гарантий для участников внутренних

вооруженных конфликтов и населения стран, где они возникают, совершенно

очевидна. Она диктуется, в частности, тем, что по объему прав и гарантий,

закрепленных в ст. 3 всех Женевских конвенций, статья отстает от норм,

зафиксированных в Международном пакте о гражданских и политических правах

от 19 декабря 1966 года. Так, ст. 4 Пакта предусматривает:

“Во время чрезвычайного положения в государстве, при котором жизнь нации

находится под угрозой и о наличии которого официально объявляется,

участвующие в настоящем Пакте государства могут принимать меры в

отступлении своих обязательств по настоящему Пакту только в такой степени,

в какой это требуется остротой положения, при условии, что такие меры не

являются несовместимыми с их другими обязательствами по международному

праву и не влекут за собой дискриминации исключительно на основе расы,

цвета кожи, пола, языка, религии или социального происхождения”2. Таким

образом, в случае “чрезвычайного положения в государстве, при котором жизнь

нации находится под угрозой”, т.е. и в ситуации возникающего внутри страны

вооруженного конфликта, не носящего международного характера, положения

указанной выше статьи при всех условиях будут действовать, и правительства

не могут отступить от них под предлогом такого конфликта. Напротив, она

прямо рассчитана на применение в случае возникновения ситуации внутреннего

вооруженного конфликта1.

Заимствуя идеи Международного пакта о гражданских и политических

правах, являющегося основным документом Организации Объединенных Наций,

кодифицирующем права человека, Дополнительный протокол II развивает и

дополняет положения ст. 3 Женевских конвенций. Ст. 1 Протокола четко

указывает на это, а преамбула также ссылается на статью 3, гуманитарные

принципы которой “лежат в основе уважения человеческой личности в случае

вооруженного конфликта, не носящего международный характер”. В качестве

такой же основы в преамбуле называются “международные документы, касающиеся

прав человека”, которые “предоставляют основную защиту человеческой

личности”. Основную цель Протокола II можно определить как “необходимость

обеспечить лучшую защиту жертв” внутренних вооруженных конфликтов.

Очевидно, что достижение полного или совершенного регулирования подобных

конфликтов невозможно, поэтому преамбула завершается упрощенным вариантом

оговорки Мартенса, в котором утверждается, что “в случаях, не

предусмотренных действующими правовыми нормами, человеческая личность

остается под защитой принципов гуманности и требований общественного

сознания”.

Дополнительный протокол II применяется ко всем лицам, затрагиваемым

вооруженным конфликтом немеждународного характера “без какого бы то ни было

неблагоприятного различия, основанного на признаках расы, цвета кожи, пола,

языка, религии и вероисповедания, политических или иных убеждений,

национального или социального происхождения, имущественного положения,

рождения или иного статуса, или на каких-либо других подобных критериях”. К

сожалению, абсолютно ясно, что такое запрещение дискриминации полностью

противоположно той практике, которой придерживаются стороны во многих

внутренних конфликтах. В то же время ни одно лицо, принимающее

непосредственное участие в военных действиях, не может считаться лицом,

“затрагиваемым” внутренним вооруженным конфликтом. По сравнению с

Протоколом I, признающим некоторые категории лиц комбатантами и

предусматривающим меры по их защите от применения к ним некоторых методов и

средств ведения войны, сфера применения Протокола II значительно

ограничена, понятие “комбатант”, впрочем как и понятие “военнопленный”, в

нем не фигурирует. Единственная норма, которая, в отличие от

вышесказанного, предоставляет защиту именно тем, кто принимает участие в

боевых операциях, содержится в заключительной фразе п. 1 ст. 4:

“Запрещается отдавать приказ не оставлять никого в живых”. В остальном все

без исключения положения Протокола II предназначены для защиты тех лиц,

которые не принимают непосредственного участия или прекратили принимать

участие в военных действиях. Это положение подтверждено в ст. 13,

озаглавленной “Защита гражданского населения”, согласно которому

гражданские лица как таковые пользуются защитой, “если и до тех пор, пока

они не принимают непосредственного участия в военных действиях”.

Статья 5 Протокола, представляющая собой настоящий кодекс правил обращения

с людьми, содержащимися в заключении, вместе с тем является ярким

свидетельством того, сколь широк водораздел, образовавшийся между

договорными нормами гуманитарного права, применяемыми соответственно в

международных и во внутренних вооруженных конфликтах. Ни статья 3 Женевских

конвенций, ни Протокол II не устанавливают особого статуса для комбатантов

или военнопленных, а ограничиваются лишь гарантиями гуманного обращения с

любым человеком, сложившим оружие или прекратившим принимать участие в

военных действиях по любой другой причине. Безусловно, с попавшими в плен

повстанцами следует обращаться должным образом при любых обстоятельствах,

но они не являются военнопленными, и ничто не препятствует властям

привлекать захваченных в плен мятежников к ответственности по национальному

уголовному законодательству. Дополнительный протокол II устанавливает ряд

правил относительно уголовных наказаний. В статье 6 сформулированы критерии

“надлежащего судебного разбирательства”, заимствованные, в свою очередь, из

соответствующих соглашений по правам человека. Так, вынесение любого

приговора и приведение в исполнение любого наказания возможно только “на

основе приговора, обеспечивающего основные гарантии независимости и

беспристрастности”; обвиняемому должны быть предоставлены “все необходимые

права и средства защиты”; а совершенное им действие или упущение должно

заведомо являться “уголовным правонарушением по закону во время его

совершения”. П. 4 ст. 6 Протокола запрещает выносить смертный приговор

беременным женщинам, матерям, имеющим малолетних детей, и лицам, не

достигшим 18-летнего возраста в момент совершения правонарушения. В то же

время в рамках указанных судебных гарантий государство, преследующее в

судебном порядке повстанцев, вправе обращаться с ними по всей строгости

закона. Это отличие от правового режима, применяемого во время

международных конфликтов, с его привилегированным статусом комбатантов и

военнопленных, объясняется отказом государств рассматривать мятежников или

повстанцев иначе как “обычных” нарушителей закона1. Наконец, пункт 5

обращается к весьма деликатной проблеме, которая может возникнуть

вследствие внутреннего вооруженного конфликта, и на которой хочется особо

заострить внимание. Завершение военных действий обычно означает, что

вчерашние противники должны вернуться к нормальной совместной жизни, как

более или менее миролюбивые граждане государства, которое до недавнего

Страницы: 1, 2, 3, 4