Революция 1917 года глазами современников - (реферат)

“Авксентьев, председатель Совета Республики, который зашел ко мне сегодня, уверял меня, что, хотя большевикам удалось сверг-нуть правительство благодаря преступному отсутствию пре-дусмотрительности у последнего, но они продержатся несколько дней. На состоявшемся вчера ночью заседании Всероссийского Съезда Советов большевики оказались совершенно изолированны-ми, так как все прочие социалистические группы осудили их ме-тоды и отказались принимать какое бы то ни было дальнейшее участие в заседаниях Съезда. Совет Крестьянских Депутатов также высказался против большевиков” (131).

Аргументы, выдвинутые оппозицией, были сформулированы Л. Мар-товым на втором Съезде Советов: ”Прежде всего надо обеспечить мирное разрешение кризиса. На улицах Петрограда льется кровь. Необходимо приостановить военные действия с обеих сторон. Мир-ное разрешение кризиса может быть достигнуто созданием власти, которая была бы признана всей демократией. Съезд не мо-жет оставаться равнодушным к развертывающейся гражданской войне, результатом которой может быть грозная вспышка контрре-волюции” (132).

Даже недавние союзники - левые эсеры - не избежали реп-рессий. После июльского 1918г. восстания партия левых эсеров ощутили на себе действие большевистской карательной машины. Сидя в тюрьме в ожидании казни, одна из лидеров левых эсеров М. Спиридонова написала “Открытое письмо Центральному Комитету партии большевиков”. Читая этот документ, отлично понимаешь при-чины выступления левых эсеров. В письме звучат обвине-ния, обоснованность которых сегодня очевидна. Их должно при-вести в качестве результата революции, тем более что левые эсеры тоже участвовали в управлении страной (входили в ВЦИК, СНК).

М. А. Спиридонова : ” Никогда еще в самом разложившемся парла-менте, в продажной бульварной прессе и прочих махровых учреж-дениях буржуазного строя не доходила травля противника до та-кой непринужденности, до какой дошла ваша травля, исходящая от социалистов-интернационалистов, по отношению к вашим близ-ким товарищам и соратникам....

.... Разгром нашей партии (левых эсеров - К. Д. ) -это разгром советской революции. Вся дальнейшая история этих месяцев го-ворит об этом. А вы так и не поняли этого. Вы отупели до то-го, что всякие волнения в массах объясняете только агитацией или подстрекательством.

Вы перестали быть социалистами в анализе явлений, совер-шенно уподобясь царскому правительству, которое тоже всюду искало агитаторов и их деятельностью объясняло все волне-ния.

.... Как могли вы, кричавшие о Керенском, с его смертной казнью на фронте, здесь, в тылу, убивать без суда и следствия лучших сынов революции? ....... Этой крови вам не смыть, не от-чиститься от нее даже во имя самых высоких лозунгов”. А вот что писал о революционных лозунгах И. Бунин: ”.... все револю-ции, все их “лозунги” однообразны до пошлости: один из главных - режь попов, режь господ! Так писал, например, еще Рылеев:

Первый нож - на бояр, на вельмож, Второй нож - на попов, на святош! ” (133). М. Спиридонова приводит примеры насилия большевиков над крестьянами. Вот один из них: ”Идет уездный съезд. Председа-тель, большевик, предлагает резолюцию. Крестьянин просит сло-ва.

    Зачем?
    Не согласен я.
    С чем не согласен?

А вот, говоришь, комитетам бедноты вся власть, не сог-ласен: вся власть Советам, и резолюция твоя неправильная. Нельзя ее голосовать. Как...... Да ведь это правительственной партии.

Что ж, что правительственной”.

Председатель вынимает револьвер, убивает наповал кресть-янина, и заседание продолжается. Голосование было единог-ласное”.

Русский офицер Г. Литвиненко в апреле 1919 года написал пись-мо знакомому из Омска, где сообщал ему об отношении крестьян к солдатам белой армии и значении крестьянской поддержки для всего белого движения : ”.... в этой войне белых с красными мы, белые, имеем одно преимущество - на нашей стороне со-чувствие подавляющего большинства населения и, в част-ности, всего или почти всего крестьянства. В этом нет никакого преувеличения и это сочувствие настолько могущественный наш союзник, что без него мы давно были бы разбиты. Я сам свиде-тель, как наш Барнаульский полк превратился из большевистски настроенного в ярого врага красных; это превращение происходи-ло на моих глазах, когда полк шел походным порядком по дерев-ням.

.... Если бы Вы знали, как все эти мобилизованные крестьяне Красной Армии мечтают о переходе к нам и как в то же время они боятся, что попадут из огня да в полымя. А между тем стоило бы нашей армии проявить хотя бы половину той мудрости, какой требует этот государственной важности вопрос, и к нам потекли бы толпы пленных, и Красная Армия бы растаяла в один месяц... .. Мы роем себе могилу, настроение крестьян и отношение к нам меняется. И в тот момент, когда они скажут: ”все равно, что красные, что белые” - мы погибнем” (134). М. Спиридонова: ”.... Лозунги “кулацких” восстаний (как вы их на зываете) не вандейские. Они революционны, социалистичны. Как смеете вы кроваво подавлять эти восстания вместо удовлетворе ния законных требований трудящихся? Вы убиваете крестьян и рабочих за их требования перевыборов советов, за их защиту себя от ужасающего, небывалого при царях произвола ваших застенков-чрезвычаек, за защиту себя от произвола большеви ков-назначенцев, от обид и насилий реквизиционных отрядов, ЗА ВСЯКОЕ ПРОЯВЛЕНИЕ СПРАВЕДЛИВОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО НЕДОВОЛЬСТВА. И не вина масс, что их требования схожи с нашими лозунга-ми. Все то, чему мы учили народ десятки лет и чему он крова-вым опытом, кажется, научился - НЕ БЫТЬ РАБОМ И ЗАЩИЩАТЬ СЕ-БЯ, - вы как будто хотите искоренить из его души истязаниями и расстрелами”.

.... Октябрьская революция, в которой мы(левые эсеры-К. Д. ) шли с вами вместе, должна была кончиться победой, так как основа-ния и лозунги ее объективно и субъективно необходимы в нашей исторической действительности, и они были дружно поддержаны всеми трудящимися массами.

Это была действительно революция трудящихся масс, и со-ветская власть буквально покоилась в недрах ее. Она была не-рушима, И НИЧТО, никакие заговоры и восстания не могли ее по-колебать.

.... Поистине, у нас началось новое рождение человечества, в силе и свободе. И ТРУДЯЩИЕСЯ БУДУТ И ХОТЯТ ТЕРПЕТЬ ВСЕ МУКИ БРЮХА, ОТСТАИВАЯ ПРАВДУ, ДОЖИДАЯ ДО ЕЕ ЗАСИЯНИЯ. Перед нами открылись беспредельные возможности, свет которых не могли обтускнить ни вспышки красного террора, исходящие от самих трудящихся, ни темные стороны их погромных проявлений. И, ко нечно, в этот пафос освобождения, в этот энтузиазм нашей ре волюционной эпохи, нельзя было вносить ваш догматизм, дикта торский централизм, недоверие к творчеству масс, фанатичную узкую партийность, САМОВЛЮБЛЕННОЕ ОТМЕЖЕВАНИЕ ОТ ВСЕГО МОЗГА СТРАНЫ, нельзя было вносить вместо любви и уважения к массам только демагогию и, главное, нельзя было вносить в это вели-кое и граничащее с чудом движение психологию эмигрантов, а не творцов нового мира”.

А эти слова М. Спиридоновой можно привести в качестве резуль-тата революции: ”......ваша политика объективно оказалась ка-ким-то сплошным надувательством трудящихся.

Вместо социализированной промышленности - государственный капитализм и капиталистическая государственность; принуди-тельно эксплуатационный строй остается, с небольшой разницей насчет распределения прибыли - с небольшой, так как ваше мно-гочисленное чиновничество в этом строю сожрет больше кучки буржуазии.

Вместо утвержденной при всеобщем ликовании 3-м съездом Со-ветов рабочих и крестьян социализации земли вы устроили сабо-таж ее и сейчас, развязав себе руки разрывом с нами, Левыми Социалистами-Революционерами, тайно и явно, обманом и насили-ем подсовываете крестьянству национализацию земли - то же государственное собственничество, что и в промышленности”. И далее: ”Своим циничным отношением к власти советов, своими белогвардейскими разгонами съездов и советов и безнаказанным произволом назначенцев-большевиков вы поставили себя в лагерь мятежников против советской власти, единственных по силе в России. Власть советов - это при всей своей хаотичности БОЛЬ-ШАЯ И ЛУЧШАЯ ВЫБОРНОСТЬ, чем вся “учредилка”, Думы и Земства.

......Подмена интересов трудящихся интересами тех, кто сог-ласен голосовать за вашу партию, создание какого-то римского плебса, ведет, конечно, к разложению живых творческих сил ре-волюции. Массы-то все видят, все понимают, лучше нас видят, и никогда еще все общественные силы не были так истощены, ни-когда не господствовал в такой степени мещанский эгоизм, са-моспасение, дух корыстной наживы, спекуляции, обходы законов, ограждающих личность и задерживающих эксплуатацию одного че-ловека другим, как сейчас, при вашем партийном сек-тантстве.

.... Понятие классовой борьбы, этой философско-исторической доктрины, вы подменили не только марксистским понятием только борьбы двух экономических категорий, а подменили понятием борьбы просто волчьей.

Рабочие идут на крестьян, чтобы не умереть с голоду, отни-мая у них последние куски хлеба......

.... Именем рабочего класса творятся неслыханные мерзости над теми же рабочими и крестьянами, матросами и запуганным обыва-телем, так как НАСТОЯЩИЕ-ТО враги рабочего класса “чрезвы-чайке” попадаются очень РЕДКО. Ваши контрреволюционные заго-воры, кому бы они могли быть страшны, ЕСЛИ БЫ ВЫ САМИ ТАК ЖУТКО НЕ ПОРОДНИЛИСЬ С КОНТРРЕВОЛЮЦИЕЙ? ”.

Думается, здесь уместно привести близкие вышеприведенным слова философа, профессора петербургского университета С. А. Аскольдова: ”.... все, что до революции ставилось в вину ста-рому режиму в области всякого рода правонарушений, - обыски, аресты, казни, убийства, - все это в кошмарной пропорции начало практиковаться при самодержавии демагогов пролетариата под аккомпанемент самодовольного “так и надо”.

М. Спиридонова продолжает: ”.... Она (революция-К. Д. ) еще не умерла, но она уже НЕ ВАША, НЕ ВАМИ ТВОРИМА. Вы теперь только ее гасители” (135). Не все социалисты были так пессемистичны относительно перспектив большевизации России, как М. Спиридонова. Мнение К. Каутского тому примером: ”Трудности, встающие на их ( боль-шевиков -К. Д. ) пути колоссальны, и если удасться их преодо-леть, то перед нами совершиться нечто неслыханное: наступит новая эпоха в истории человечества” (136). А вот мнение русского философа и публициста Н. Бердяева о новой России: ”Она не будет такой, какой представляют ее себе деятели и идеологи революции. Она не будет цельной по своему духовному облику. В ней будут резко разделены и противоположны христианские и ан-тихристианские начала. Антихристианские духи революции родят свое темное царство. Но и христианский дух должен явить свою силу. Сила этого духа может действовать в меньшинстве, если большинство отпадет от него” (137).

В результате развития революции “вширь” захват власти про-изошел во многих городах России, причем в некоторых, например, в Екатеринославе, - без вооруженного восстания: ”Заняв большой особняк князя Урусова, Революционный штаб, состоявший из двух рабочих петроградской партии.... и одного рабочего брянского завода.... сразу взялся за реквизиции, аресты и расстрелы” (138).

Ниже З. Ю. Арбатов пишет, что после “революции” “Власть ушла от всяких забот о кормлении населения и, жестоко и отчаянно расстреливая крестьян, обстреливая деревни оружейным огнем, а нередко и сжигая деревни до основания, выколачивала продо-вольственный налог для прокормления чекистов, членов комму-нистической партии и армии” (139). Доказательства этого - в документах. Из акта расследования по делам о злодеяниях боль-шевиков в станицах Лабинского отдела.... : ”Урожай 1918 года большевики вооруженной силой заставили снять казаков-хозяев, а собранное зерно и солому поделили между своим населением. Ра-ботали постоянно под угрозой расстрела; в ст. Вознесенской без всякой причины работавшие в поле казаки были подвергнуты расстрелу из пулеметов” (140). Такие акты составлялись белыми после отступления большевиков, “по горячим следам”. З. Гиппи-ус: ”Надо помнить, что у комиссаров есть все: и дрова, и свет, и еда. И _всего много, так как их самих - мало . ” (141). Октябрьская революция действительно расколола Русское об

щество на “наших” и “не наших”. Непримиримое отношение белых к большевикам нашло отражение в листовке-воззвании штаба бе лой армии к “красным офицерам и солдатам! ”, озаглавленном: ”.... за что вы боретесь и за что мы подняли оружие?

    Вы боретесь за комиссародержавие
    Мы боремся за Учредительное Собрание
    Вы боретесь за интернационал
    Мы восстанавливаем Национальное Единство
    Вы насаждаете коммуны
    Мы отстаиваем право собственности
    Вы разрушаете церкви и уничтожаете православную религию
    Мы восстанавливаем поруганную религию и полуразрушенные
    храмы

Вы втянуты в бесконечную войну со всем миром Мы несем мир земле русской” (142). Аналогичные листовки печатались с той и с другой сторо-ны, дабы разложить противника. Конечно, обе армии не доскональ-но следовали целям, изложенным в своих воззваниях.

Сила у большевиков была представлена Красной армией, о которой писал публицист и общественный деятель А. С. Изгоев: ”Произнося фразы о красной армии, они (большевики - К. Д. ) на самом деле создавали только полицейские отряды против “внутренних вра-гов” и для добывания у крестьян хлеба” (143). А вот что писал о большевистской армии И. Бунин: ”.... миллионная армия про-фессиональных убийц, палачей из самых страшных выродков, психо-патов, садистов.... ” (144). Революция коснулась всех сторон жизни людей, в том числе и духовной. Здесь большевикам вменяется в вину особенно много преступлений - церковь была их идеологическим соперником, при-чем более древним и привычным. А. С. Изгоев: ”Социализм боролся с религией, национализмом, патриотизмом как явлениями реакцион-ными, служащими препятствием на пути человечества ко всеобщему счастью. Но люди, которых социализм освободил от религии, оказа-лись даже не людьми, а кровожадными, хищными зверями, опасными для всякого человеческого общежития. Лишенные связи с Богом так, как они Его раньше понимали, эти люди отупели и морально и умственно. Они почувствовали себя покинутыми пловцами в безб-режном море, лишенными всякой опоры, объятыми вечным страхом окончательной гибели... .. С крушением веры в Бога у массы лю-дей порвались и всякие социальные связи с ближними, исчез не-зыблемый критерий отношения к ним, т. е. исчезла основа нравственности” (145).

Свой взгляд на религию при большевиках имел поэт О. Ман-дельштам: ”Культура стала _церковью ...Произошло отделение церк-ви-культуры от государства”. То есть, Мандельштам считает, что всю “старую” культуру впитала в себя церковь, которая стала вообще олицетворением всего старого.

На смену религиозной пришла атеистическая нравственность со своими идеалами, догматами, пророками и пр. Новую нравствен-ность сразу впитали активные участники революции, но ведь их было не более 8 процентов населения. Остальным пришлось при-нимать новшество “со скрипом”. Наиболее рьяные приверженцы старой веры были насильно обращаемы в новую посредством тю-рем, каторжных работ и пр. Последствия революции сказались даже на языке, о чем писал

филолог В. Иванов: ”Язык наш свят: его кощунственно оскопляют богомерзким бесивом - неимоверными, бессмысленными, безликими словообразованиями, почти лишь звучаниями, стоящими на границе членораздельной речи, понятными только как перекличка сообщни ков.... Язык наш богат: уже давно хотят его обеднить, свести к насущному, полезному, механически-целесообразному; уже давно его забывают и растеривают - и на добрую половину позабывали и порастеряли. Язык наш свободен: его оскопляют и укрощают; чуже земною муштрой ломают его природную осанку, уродуют поступь. Величав и ширококрыл язык наш: как старательно подстригают ему крылья, как шарахаются в сторону от каждого вольного взмаха его памятливых крыл! ” (146). З. Н. Гиппиус - о том же: ”Мы так давно живем среди потока слов (официальных) - “раздавить”, ”залить кровью”, ”заколотить в могилу” и т. д. и т. п. ,что каждодневное повторение непечатной ругани этой - уже не действует, кажется старческим шамканьем” (147).

Правовые последствия революции рассматривает публицист и общественный деятель А. С. Изгоев: ”Отринув право в полити-ке, большевики упразднили его и в повседневной жизни, разрушив суды, заменив положительный закон “революционным сознанием” и т. д. Вместо ожидаемого царства справедливости в жизни воцари-лись обыкновенный “буржуазный” разбой и господство грубой фи-зической силы. Вооруженные люди отымали имущество у невоору-женных и слабых, делая это то в одиночку, то толпой. К этому и свелась вся “социальная революция”, лишенная какого бы то ни было идеализма... .. На словах обещая рай, социалисты на деле дали самую обыкновенную деспотию... .. В жизни нашей.... стали применяться самые жестокие виды смертной казни и позорящих наказаний, расправ без суда и разбирательства.

.... Социализм в области права оказался возвращением к бесп-равию” (148). И. А. Бунин в дневнике приводит отрывок из газеты “Русское слово”, в котором говорится, что тамбовские мужики села Пок-ровского составили следующее уложение о наказаниях за преступления: ”Если кто кого ударит, то потерпевший должен уда-рить обидчика 10 раз.

Если кто кого ударит с поранением или со сломом кости, то обидчика лишить жизни.

Если кто совершит кражу или.... примет краденое, то лишить жизни. Если кто совершит поджог и будет обнаружен, то лишить того жизни” (149). Перефразируя Изгоева, социализм в области права оказался возращением к временам Русской Правды.

Изгоев продолжает: ”Социализм в области политической жизни дал картину самого отвратительного деспотизма с исключитель-ными законами, неравенством граждан, повседневными насилия-ми, отсутствием каких бы то ни было свобод, с истязаниями в тюрьмах и участках, с массовыми и единичными расстрелами безо-ружных. Единственное различие между самой черной реакцией и красным социализмом сводится к тому, что у первой дела сог-ласуются со словами, с реакционными учениями, тогда как у соци-ализма звериная жестокость и несправедливость сопровождаются сентиментальными излияниями во славу свободы, равенства и братства” (150). А вот что пишет Изгоев об экономических последствиях революции: ”Альфой и омегой нового социалисти-ческого порядка большевики объявили “рабочий контроль”: ”про-летариат сам берет дело в свои руки”.

.... Эти слова звучали всегда как начало гибели предприя-тия. Немедленно уничтожалась всякая дисциплина. Власть на фаб-рике и заводе переходила к быстро сменяющимся комитетам, фак-тически ни перед кем и ни за что не ответственным... .. Произ-водительность труда понижалась обратно пропорционально повы-шению заработной платы... .. По марксистскому учению социа-листический переворот будет вызван тем, что производительные силы перерастут формы производства и при новых социалисти-ческих формах получат возможность дальнейшего прогрессивного развития.... Опыт обнаружил всю лживость этих россказней. При “социалистических” порядках наступило чрезвычайное понижение производительности труда. Наши производительные силы при “со-циализме” регрессировали к временам допетровских крепостных фабрик.

.... Желая захватить в свои руки финансовую мощь “буржуазно-го общества”, большевики красногвардейским налетом “национали-зировали” все банки. Реально они приобрели только те несколько жалких миллионов, которые им удалось захватить в сейфах. Зато они разрушили кредит и лишили промышленных предприятий всяких средств. Чтобы сотни тысяч рабочих не остались без заработ-ка, большевикам пришлось открыть для них кассу Государственно-го банка, усиленно пополняемую безудержным печатанием бумажных денег... .. Уничтожение кредита , окончательное расстройство транспорта, “национализация” предприятий и “рабочий контроль” загубили русскую промышленность.

.... Для марксизма и научного социализма.... наивное объясне-ние экономической катастрофы “контрреволюционной агитацией” звучало язвительной эпитафией над гробом банкрота. Как люди действия, большевики вместо всяких “экономических законов” схватились прямо за дубину, ружье и пулемет.... ” (151). У А. С. Изгоева было время хорошенько поразмыслить над сущ-ностью социализма и большевизма как его разновидности: входя в ЦК кадетской партии, он в 1918 - 1922 годах находился на окопных работах, в тюрьме и концлагере. Причиной немилости большевиков к Изгоеву служила его публицистическая работа. На-писанная им летом 1918 года статья “Социализм, культура и большевизм” отражает размышления относительно природы социа-лизма. Изгоев считает, что социалисты не поняли психологи-ческую природу деятельности человека, и их ошибки идут именно от этого.

Писатель Иван Соколов-Микитов приводит пример превращения революционного солдата в мирного землепашца: ”Стоило солда-там, вернувшимся с фронта, сбросить шинель и взяться за соху, - через две-три недели он опять становился мужиком: мать-земля брала свое” (152). “Чудо” превращения объясняется банально просто: всему причиной _земля ...Самая обыкновенная земля - корми-лица крестьян, труд на которой облагораживал и заставлял не думать ни о чем, кроме нее.

Невозможность сломать человеческую природу привела к тому, что красные стали внедрять буржуазные элементы в социа-листическое государство. ”То, что есть творческого в евро-пейском социализме, по существу своему “буржуазно”, основыва-ется на идеях, противоречащих социализму. Огромное, мировое зна-чение деятельности русских большевиков в том, что они проде-монстрировали эту истину всему миру ... .. Они (русские социа-листы - К. Д. ) представляли себе, будто на самом деле “буржуи” мыслят по-буржуазному, а пролетариат особо, по-социалисти-чески. Первое же столкновение с действительностью разрушило все эти научные замки. Рабочие оказались сплошь такими же “буржуями”, как и остальные люди. Побудительные мотивы к труду и к обмену продуктами оказались у них буквально те же са-мые, что и у прочих людей. И когда социалисты, разрушив, вопреки обыкновенным законам буржуазной политической экономии, все по-буждения к труду, задумали заменить их социалистической орга-низацией труда, они не замедлили убедиться, что пролетариат глубоко заражен “мелкобуржуазным ядом” и не желает работать за общий со всеми паек, без индивидуальной выгоды” . Далее Из-гоев отвечает на вопрос: как большевики вышли из этой ситуа-ции: ”Вся экономическая политика русских социалистов сводилась к тому, что все новые и новые.... круги народа объявлялись бур-жуазными, мелкобуржуазными и контрреволюционными. Начали с тор-говцев, перешли к кооператорам, интеллигентам, крестьянам, рабо-чей аристократии и даже к простым рабочим...... .. Все население России, кроме кучки красноармейцев и большевистских властей, оказалось “мелкобуржуазным”, да и “социалистичность” этих последних подвергалась большому сомнению. Скоро выясни-лось, что социалистическая форма хозяйства может быть установ-лена у нас при одном только условии: при обращении огромного большинства народа в такое же рабство, которое, например, егип-тянам дозволило построить их пирамиды ... .. пролетарии оказа-лись людьми, ничем не отличающимися от “буржуев”. “Диктатура пролетариата” имела то же самое течение, как и обыкновенная диктатура обыкновенных групп, захватывающих власть. Такие дик-татуры либо рождают из своей среды Кромвеля и Наполео-на, оформляющих то, что было реального в состоявшемся переме-щении социальных сил, либо гибнут, отдавая страну на произвол хищным и государственно более крепким соседям” (153).

А вот что писал о диктатуре пролетариата правовед И. Пок-ровский: ”Пролетариат”...выделили себя из общего тела народа и занял по отношению ко всему остальному нетерпимое, воинствую-щее положение. Классовая борьба вылилась в самую озлобленную ненависть ко всему, что “не с нами”. Нет народа, а есть только мы, ”пролетарии”; все другие либо вовсе не должны существо-вать, либо должны нам беспрекословно служить. Так обрисовалась знаменитая отныне “диктатура пролетариата”: озлобление и нена-висть составляют ее душу, разрушение - ее стихию, всеобщее рабство - ее результат” (154). Покровский подтверждает мысль Изгоева о примитивном толковании жизни социалистами: ”Материа-листическое понимание истории” претворилось в грубейшее мате-риалистическое понимание жизни. Все высшие проявления челове-ческого духа совесть, честь, потребность в истине, правде и т. д. - исчезли под напором самых элементарных похотей те-ла. ”Экономика” теории превратилась на практике в кошмарный разгул ничем не сдерживаемых звериных инстинктов, в оргию убийств, издевательств и грабежей. Пренебрежение и “идеологи-ческим надстройкам” выросло в чудовищную враждебность ко все-му, что носит на себе печать интеллигентности и культур-ности” (155). Но вернемся к Изгоеву. Основная мысль его статьи предельно ясна: те извращения, которые принял социализм в России, доказывают, что социалистическая теория идеалистична, ложна в корне своем. Социализм в марксовом понятии невозможно построить, но если такая попытка будет предпринята, это будет возвращением к феодальным временам: ”.... сами большевики, учинив такой “прыжок”, фатально очутились не впереди, а где-то наза-ди, на одном из этапов, давно пройденном “буржуазным челове-чеством” , а два или три века тому назад и Российским госу-дарством” (156).

Из приведенных цитат следует, что последствия революции бы-ли одинаково плачевны как для языка, так и для экономики России. Противники большевиков считали революцию шагом назад буквально во всем, и они были правы: потенциал нового строя еще не начал работать. Пока же было только разрушение старого и борьба с ним.

И вся эта ужасная веха в истории России началась 25 октяб-ря.... Хотя.... много ли осталось после революции от России? Полковник С. А. Коренев: ”.... проходит всего одна ночь, и Россия становится Совдепией” (157). Этим коротким предложением русский офицер попал в “десятку”. На месте старой России воз-никло новое государство, стремившееся уничтожить и испошлить самую память о ней. Как выразился Л. Троцкий о старой России: ”Бывшая империя царей” (158). Два поколения русских жили в ненависти к дореволюционной России - таким был итог большевистской пропаганды. Сейчас стало очевидным, что было с Россией в 1917-м, и то, читая воспоминания об этом - мороз по коже. А что чувствовали те, кто остался в России и кто, не обла-дая пролетарским происхождением и будучи неспособным себя за-щитить, был обречен на смерть? Один из таких людей, чиновник министерства финансов С. К. Бельгард, оставил нам дневник, в ко-тором записывал свои наблюдения и мысли о жизни в Петрогра-де. Вот выдержки из этого дневника: ”По городу блуждают немец-кие офицеры, снабженные разрешениями большевистского прави-тельства. Попадаются на улицах и немецкие солдаты. Нет никаких сомнений, что все восстание организовано немцами и на немецкие деньги.... и при благосклонном участии черносотенцев.

.... 28 ноября. Прошло время для партийной борьбы, наша рево-люция приобрела стихийную силу, которую политикой не остано-вишь.

.... 8 декабря. Четыре месяца продолжается на Руси анархия. Не довольно ли? Отчего над Петроградом не летают германские це-пеллины? Отчего наши союзники не прислали сюда карательных от-рядов? Доколе будет продолжаться углубление революции?

.... На улицу вечером пренеприятно выходить: всюду темно-та, слышны выстрелы. Да и дома сидеть невесело: из-за забастовки дворников нет никакой охраны и всякий может войти во двор и влезть в квартиру.

.... Начались по вечерам ограбления и раздевания буржуев... .. Я выхожу в стареньком красногвардейском пальто и оставляю часы и кольца дома... .. 12 декабря. Вся наша теперешняя жизнь - сплошное ожида-ние. Мы ждем мира, покоя и порядка” (159). Очень хорошо написа-ла об этом З. Гиппиус: ”.... была у нас не жизнь, а воистину “жи-тие” (160).

Ни мира, ни покоя большевики Бельгарду не дали. Он получил лишь новый порядок, насаждаемый оружием, порядок, в который не вписывались подобные ему люди. Россию захлестнул примити-визм; все достижения культуры и образования были забыты. По сути, русских отрезали от целой эпохи в жизни их страны. Аналогичные Бельгарду чувства испытывал Петр Струве: ”В настоящий момент, когда мы живем под властью советской бюрок-ратии и под пятой красной гвардии, мы начинаем понимать, чем были и какую культурную роль выполняли бюрократия и полиция низвергнутой монархии. То, что у Гоголя и Щедрина было шар-жем, воплотилось в ужасающую действительность русской револю-ционной демократии” (161). Струве, боровшемуся с царизмом с 1888г. ,его недостатки показались ничтожными после увиденного большевистского террора: все познается в сравнении. То же мы видим у русского писателя А. М. Ремизова: ”Хочу неволи вместо свободы, хочу рабства вместо братства, хочу уз вместо наси-лия” (162). Неверным было бы полагать, что террор исходил только от красных. То же самое было и у белых, ведших со своими против-никами непримиримую войну. Истребляли и грабили и та, и другая стороны. Другое дело - в масштабах злодеяний. Здесь большеви-кам действительно равных нет. Они продолжили борьбу с врагами уже после окончания гражданской войны, и борьбе этой не было конца. А пока журналист З. Ю. Арбатов - о результате “недели бедноты”, проведенной большевиками в Харькове: ”Город был ог-раблен так, как не грабили его ни пьяные казаки генерала Ирма-нова, ни дикие чеченцы пьяного Слащева”. Грабили целую неде-лю. Арбатов приводит слова председателя харьковского губиспол-кома Василия Аверина: ”Мы.... должны сейчас пройти по квартирам мелкой, средней и высшей буржуазии и организованно ограбить у нее все излишки, которые позволяют буржуазии, не служа и не ра-ботая у советской власти, нормально питаться и ждать из Киева поляков, а из Крыма Врангеля.... Мы должны ограбить у буржуазии те народные миллиарды, которые хитрая буржуазия превратила в шелковое белье, меха, ковры, золото, мебель, картины и посуду.... Мы должны все это у буржуазии отобрать и раздать пролетариям и заставить буржуазию за паек пойти на работу к советской власти” (163).

Струве останавливается на природе красного террора, и его рассуждения, на мой взгляд, чрезвычайно глубоки: ”Отвлечен-ное социологическое начало классовой борьбы, брошенное в русские массы, было ими воспринято, с одной стороны, чисто пси-хологически, как вражда к “буржуям”, к “господам”, к “интелли-генции”, к “кадетам”, “юнкарям”, к дамам в “шляпах” и к т. п. категориям, не имеющим никакого производственно - экономи-ческого смысла: с другой стороны, оно как директива социально - психологических действий было воспринято чисто погромно-меха-нически, как лозунг истребления, заушения и ограбления “буржу-ев”. Поэтому организующее значение классовой борьбы в русской революции было и продолжает быть ничтожно; ее разрушительное значение было и продолжает быть безмерно. Те две основные идеи новейшего социального движения: идея социализма и идея классо-вой борьбы - в русское развитие вошли не как организующие, со-зидательные силы строительства, а только как разлагающие, раз-рушительные силы ниспровержения” (164).

Примеров большевистского террора в работе приводилось достаточно, но хочется привести содержание нескольких подлин-ных документов. Это акты “расследования по делам о злодеяниях большевиков в 1919 году в г. Новочеркасске и др. местах Донской области.

.... Политику террора проводили в жизнь созданные большеви-ками в Новочеркасске учреждения Совет пяти и железнодорожный военно-революционный трибунал. Совет пяти заменил собою городскую милицию, избранную насе-лением уже во время революции, и исполнял, кроме того, функции суда. Этот Совет, руководствуясь.... ”революционной совестью”, .... выносил постановления об арестах и расстрелах жителей и сам же приводил в исполнение свои приговоры... .. Суд революционной совести превратился в сплошной са-мосуд толпы или отдельных матросских и красноармейских банд по самым различным поводам и предлогам”.

А вот что было в Ростове-на - Дону: ”Войска большевистской .... республики заняли город.... и тотчас красноармейцы приступи-ли к поискам оружия и “кадетов”, как они называли своих боевых и политических противников, к обыскам и арестам”. В Таганроге “.... преступный элемент города поголовно примкнул к большевикам” и принял участие в их восстании в ян-варе 1918 года (165).

В записях Бельгарда от 8 декабря читается вопрос: надолго ли это? Когда же кончится революция? В послеоктябрьские дни этот вопрос “висел в воздухе”. Его задавали многие, и далеко не все склонялись к мысли об окончательной победе большевиков. К числу сомневающихся относился А. Демьянов: ”Торжество большеви-ков было, однако, не полным. Никто их торжеству всерьез не ве-рил, да и сами большевики не были уверены, что властью они зав-ладели по-настоящему. Это сказывалось между прочим в том, что на ту отрасль правления, которая выражалась в государственной деятельности министерств, они в первое время почти совсем не обращали внимания. Прошло достаточно времени, пока, например, в министерстве юстиции не явился большевистский комиссар, а зая-вившись, вновь не стушевался. То же было и в других ми-нистерствах” (166).

Гораздо решительнее большевики действовали в отношении прессы: ”.... в течение этого дня (25 октября-К. Д. ) была прикры-та вся столичная буржуазная пресса......Больше ни в чем новая власть пока не проявлялась. Но этот дебют ее произвел, с непри-вычки, сильное впечатление. Подобных массовых расправ с печатью никогда не практиковалось царизмом....

Разгром буржуазной печати, будучи полной практической бессмыслицей, сильно повредил большевикам. Он отпугнул, отшатнул и возмутил, заставил насторожиться решительно все нейтральные и колеблющиеся элементы, каких было немало. Вот как начинает править новая власть! Больше пока ничего нет, но погром и бессмысленное насилие уже есть. Оплевание ценностей револю-ции, втаптывание в грязь принципов демократической грамоты - уже налицо.... ” (167). В автобиографии М. Волошина встречаем такие слова: ”.... там, где начинается свобода печати, свобода мысли кончается” (168). Видимо, большевики мыслили аналогично. Здесь к месту привести рассуждения публициста и общественного деятеля А. С. Изгоева: ”.... мудрое правительство знает, что и при-менение силы имеет свои пределы, что тут излишество так же вредно, как и недостаток. Дурное правительство всегда пускает в ход больше насилия, чем это необходимо. Когда правительству приходится вносить свой меч в мелкие бытовые ячейки челове-ческой жизни, такое правительство дурно и недолговечно. Оно бе-рет на себя явно непосильную задачу, так как для осуществления своей цели оно должно из пяти граждан превратить троих в на-чальника, шпиона и вооруженного полицейского против двух остальных. Дурным было правительство старого строя, но больше-вистское оказалось с этой точки зрения еще худшим” (169). Рассуждения Изгоева о “мудром” правительстве в отношении большевиков - заблуждение. Все учение о социализме пропитано духом жесткого классового противостояния, в котором побеждает тот, кто будет более решительным и менее разборчивым в выборе средств борьбы. Насилие - неотъемлемая часть теории социализ-ма, но именно здесь крылась слабость его, будущая причина гибе-ли, казалось, незыблемого режима.

Думается, точнее всех ситуацию выразил А. Ф. Керенский: борь-ба “.... в 1917 году закончилась видимым торжеством красной ре-акции, но.... далеко еще не завершилась” (170). Сам Керенский при отъезде из Мурманска на французском корабле был настроен на продолжение борьбы с большевизмом: ”Я был делегирован той частью России, которая отказалась признать сепаратный мир с Германией. Моя задача заключалась в том, чтобы добиться немед-ленной военной помощи союзников для того, чтобы _восстановить _русский фронт и тем обеспечить России место в будущих мирных _переговорах . ” (171).

Новой России предстояло многие годы бороться с внутренними

и внешними врагами. Эта борьба истощила ее, не дав победы, кото рая была ей не нужна: без состояния постоянной напряженности новое государство не могло существовать. Ему нужна была вой на, которая сплачивала нацию и укрепляла строй. З. Н. Гиппи ус: ”Большевистская власть в России - порождение, детище вой ны. И пока она будет - будет война. Гражданская? Как бы не так! Просто себе война, только двойная еще, и внешняя, и внутрен няя. И последняя в своей омерзительной форме террора, т. е. убийства вооруженными - безоружных и беззащитных” (172). И далее: ”Принудительная война, которую ведет наша кучка захват чиков, еще тем противнее обыкновенной, что представляет из себя “дурную бесконечность” и развращает данное поколение в корне создает из мужика “вечного” армейца, праздного авантю-риста. Кто не воюет или пока не воюет, торгует (и ворует, конеч-но). _Не работает никто ...Воистину “торгово-продажная” республи-ка, - защищаемая одурелыми солдатами - рабами” (173).

Разделение старого и нового прошло и по основной ячейке общества - семье. “Девочка-подросток рассказывает товарищам и подругам в комсомольском клубе.... :”Мы (с родителями - К. Д. ) так на две половины и живем. Старые по-своему, мы по-своему. У них школы, да лампады, да душеспасительные книги. У нас портрет Ленина, “Красные всходы”, “Безбожник” (174). Отрицание, всегда свойственное молодым, нашло поддержку у большевизма, и оказа-лось чрезвычайно благодарным для него. Новое поколение выбра-ло “новую” жизнь, и строило ее с воодушевлением.

Н. Бердяев: ”Новый антропологический тип вышел из войны, ко-торая и дала большевистские кадры. Это тип столь же милитари-зованный, как и тип фашистский” (175).

А тогда, в послеоктябрьские дни, многие размышляли: что впе-реди у России? Мнение уже упоминавшегося С. К. Бельгарда, дума-ется, выражает мысли оппозиции о перспективе революции: ”18 но-ября. Гадали о том, что нас ожидает. Я лично смотрю очень мрачно. Впереди еще много несчастий: 1. Катастрофическое повальное бегство солдат из окопов, все разрушающее и уничтожающее на своем пути и распространяющее еще большую анархию по всей стране, кроме разве Области Войска Донского, где казаки окажут сопротивление. 2. Голод всеобщий, но в особенности в Петрограде. Россия разде-лится на Север и Юг, и Юг не даст хлеба для дальнейшего “уг-лубления” революции на Севере. 3. Жестокая безработица. Масса солдат явится в города, так как в деревне им делать нечего, много заводов принуждено будет зак-рыться.... В результате - банды озлобленных, голодных и неудов-летворенных пресловутой свободой товарищей. 4. В виде апофеоза - всеобщие жидовские погромы....

В этом апофеозе выльется вся безграничная злоба, которая во всех накопилась, без различия сословия и партий, и после бу-ри, наконец, наступит успокоение страстей... .. Отдельные части России будут “самоопределяться” донеже это им самим не омер-зеет и потом они снова сольются в русском море, возглавленном монархией” (176).

Чуть позже, 2 апреля 1918г. ,Бельгард продолжил свою

мысль: ”.... большевистское настроение охватило всех, весь на род-богоносец, и против него политически бороться нель зя. Единственный выход - время; надо терпеливо ждать, когда большевизм сам собою утихнет, во что-нибудь эволюциониру ется, и, наконец, разум, а не политическая партия, начнет управ-лять людьми” (177). “Рецепт” Бельгарда настолько верен, насколько может быть верна выжидательная тактика вообще. Очевидно, что в тех услови-ях бороться с большевизмом было бесполезно, хотя число актив-ных участников революции и не превышало 8% от числа всего населения России. Малочисленность и разрозненность сил конт-рреволюции оставляли ей только выжидательную тактику. Время показало ее оправданность. Мнение З. Гиппиус, сумевшей уехать из России в 1920 году, от-личается от мнения С. Бельгарда: ”Первая перемена произойдет лишь вслед за единственным событием, которого ждет вся Россия, - свержением большевиков. Когда?

Не знаю времени и сроков. Боюсь слов. Боюсь предсказаний, но

душа моя все-таки на этот страшный вопрос “когда? ” - отвеча-ет: скоро” (178). Гиппиус преувеличила возможности противников большевиков. Внутренних “врагов” они нейтрализовали, с осталь-ным миром заключили мирные договоры. Осталась только внутри-партийная борьба за власть, которая саму себя свергать не со-биралась. 74 года - сравнительно небольшой срок; это всего лишь жизнь одного поколения. В этом смысле правление больше-виков было действительно недолгим. Революционеры, в отличие от своих противников, воспринимали революцию более оптимистично. Их записи, дошедшие до нас, были сделаны не по “горячим следам” большевики строили “новый мир”, им было не до дневников. А по прошествии времени в памяти остается больше хорошего, тем более, что оно (хорошее) имело такое славное продолжение.

Дышало оптимизмом и первое обращение ВРК “К гражданам России”, написанное Лениным утром 25 октября: ”Временное прави-тельство низложено. Государственная власть перешла в руки Во-енно-Революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона.

Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение де-мократического мира, отмена помещичьей собственности на зем-лю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства, _это дело обеспечено . ” (179).

Картину порядка после переворота рисует и Д. Фурма-нов, председатель Совета Иваново-Вознесенска: ”В городе полное спокойствие. Чувствуется, что власть в крепких и надежных руках солдат и рабочих” (180).

Л. Д. Троцкий, вспоминая ход 2 Съезда Советов, отметил немало-важный момент, когда масса начала входить во вкус переворо-та: ”Когда я доложил о совершившейся ночью смене власти, воца-рилось на несколько секунд напряженное молчание. Потом пришли аплодисменты, но не бурные, а раздумчивые. Зал переживал и выжи-дал. Готовясь к борьбе, рабочий класс был охвачен неописуемым энтузиазмом. Когда же мы шагнули через порог власти, нерассуж-дающий энтузиазм сменился тревожным раздумьем. И в этом ска-зался правильный исторический инстинкт. Ведь впереди еще может быть величайшее сопротивление старого мира, борьба, голод, хо-лод, разрушение, кровь и смерть. Осилим ли? - мысленно спраши-вали себя многие. Отсюда минута тревожного раздумья. Осилим, -ответили все. Новые опасности маячили в далекой перспективе. А сейчас было чувство великой победы, и это чувство пело в кро-ви” (181). “Чувство великой победы” пело не у всех, присутствовавших сегодня на съезде. Авантюризм и противозаконность совершенного были очевидны, а чувство безнаказанности пришло немного поз-же. Толпу сдерживал страх, она, по привычке, боялась расплаты за совершенное преступление.

Троцкий не может отвечать за всю толпу, но переносит на нее свои собственные чувства.

Не поддаваясь лирике, результат революции можно описать достаточно сухо, как, например, это сделал журналист Е. Ефре-мов: ”Временного правительства больше не существовало. Власть перешла в руки рабочих и крестьян” (182). Телеграмма, переданная в Центробалт Дыбенко, также была ко

роткой и лаконичной: ”Правительство Керенского свергнуто. Пет ропавловская крепость в наших руках. Зимний занят. ”Аврора” ве дет себя геройски... .. Ленин избран главой правительст ва” (183). Восторженный тон находим и в воспоминаниях Н. И. Подвойского: ”В то время как в Зимнем дворце закончилось владычество буржуазии, низвергнутой вооруженным народом, в Смольном Ленин открывал первую страницу нарождающегося нового мира” (184). Как бы то ни было, это был действительно важный момент в русской истории; такие, как Подвойский, понимали это.

Как бы ни относились к большевикам их противники, многие из контрреволюционеров прекрасно понимали масштабы грядущей большевизации России и бесперспективность собственных усилий по восстановлению существовавшего ранее порядка. Временное правительство ускорило большевизацию своей верностью союзни-кам в войне с Германией, тем самым подписав себе приговор. К октябрю 1917-го Россия была готова к смене власти; происшедший переворот не вызвал удивления - Временное правительство шло к нему в течение восьми месяцев.

В этой связи показательно свидетельство М. В. Фрунзе, в то время председателя Шуйского уездного совета: ”Известие (о восстании в Петрограде - К. Д. ) было восторженно встречено ши-рокими массами.... Не помню ни одного случая протеста или не-довольства со стороны каких бы то ни было групп. Все против-ники переворота из числа интеллигенции и городского мещанства не могли бы слова сказать против при том настроении, какое имело место в народе... .. новая власть была принята как нечто совершенно очевид-ное и неизбежное” (185).

Как писалось выше, большевиков отличало наличие четкой цели и знание путей ее достижения. Подтверждением этому служат сле-дующие слова Л. Д. Троцкого: ”С 25 октября во главе России стал Ленин, самая большая фигура русской политической истории. Его окружал штат сотрудников, которые, по признанию злейших вра-гов, знали, чего хотели, и умели бороться за свои цели” (186). И снова мы возвращаемся к сравнению октября с февралем. Это дает нам возможность не только проследить развитие русской революции, но и узнать реакцию общества на эти события. Ниже приводятся отрывки из писем, написанных в конце февраля 1917. Жена врача-большевика Перимова Е. И. ,в письме к дочери из Москвы: ”.... У нас прекрасно, идут шествия по улицам, но доб-рые, без ругани и происшествий. Сегодня физиономия города при-нимает обычный вид: пошли трамваи, люди принялись за работу... .. Трудно описать вам все, что происходит кругом, надо быть в городе почувствовать дыхание свободы, которое оживляет всех, подымает настроение.... ” Т. Луначарская - О. Перимовой, из Москвы: ”.... как интересно и

хорошо стало жить после революции! Решительно все зашевели лось, все организуется, люди стараются устроить жизнь по-новому и по-хорошему, не нудят, не спят, мечутся целые дни, собира ются, хлопочут... ... .чувствуется такая страстная энер гия, что.... хочется верить, что ничего, кроме хорошего, из этого оживления выйти не может” (187). А вот как описывал молодой дворянин В. Челищев свои сборы на демонстрацию: ”Я счастлив, со-бираюсь - где бы красную ленту достать? Красной ленты нет.... идея! Беру белую тряпку, разрезаю руку, тряпка красна.... ”. И далее в городе: ”Снег тает, город улыбается красными флага-ми, всюду открытые лица, _все святые . ,нет ни преступников, ни из-возчиков, ни солдат, ни городовых, ни мясников, все-все - братья.... все люди.... только люди.... ” (188).

Теоретик партии эсеров В. М. Чернов, приехав в Петроград после падения царизма, был, как и все социалисты, охвачен рево-люционной “лихорадкой”: ”Как хочется верить, как охотно вери-лось в полноту и неистребимость всего происшедшего.... ” (189).

А вот что писал один из руководителей эсеров В. М. Зензинов об увиденном 26 февраля: ”.... меня опять поразила эта уже под-меченная мною черта - незнакомые люди, случайно встретившиеся на минуту, с таким братским доверием относились один к друго-му, так охотно открывали друг другу сердца, что было очевид-ным: все в эту минуту переживали одно и то же - высокий, небы-валый, ни с чем не сравнимый духовный праздник! .. ” (190).

Сравнением двух переворотов занимался и Л. Д. Троцкий: ”Исто-рически дополняя друг друга на протяжении восьми месяцев, два петроградских переворота контрастностью своих черт как бы за-ранее предназначены для того, чтобы помочь лучше понять приро-ду восстания вообще.

Февральское восстание именуют стихийным... .. в феврале ник-то заранее не намечал путей переворота; никто не голосовал по заводам и казармам вопроса о революции; никто сверху не призы-вал к восстанию. Накоплявшееся в течение годов возмущение прорвалось наружу, в значительной мере неожиданно для самой массы. Совсем иначе дело обстояло в октябре. В течение восьми месяцев массы жили напряженной политической жизнью. Они не только творили события, но и учились понимать их связь; после каждого действия они критически взвешивали его результаты. Со-ветский парламентаризм стал повседневной механикой полити-ческой жизни народа. Если голосованием решались вопросы о стачке, об уличной манифестации, о выводе полка на фронт, могли ли массы отказаться от самостоятельного решения вопроса о восстании? ” (191). Вызывает недоумение лишь утверждение Троц-кого о самостоятельном решении массами “вопроса о восста-нии”. Восстание было подготовлено и проведено большевика-ми; массы же поддерживали их и участвовали в нем. Троцкий пере-оценивает роль масс, чтобы показать контраст февраля и октяб-ря, при этом октябрьский переворот предстает в более выгодном свете.

Далее Троцкий пишет о роли солдат в переворотах: ”Накануне свержения монархии гарнизон представлял для обеих сторон ве-ликое неизвестное. Сами солдаты еще не знали, как они будут ре-агировать на восстание рабочих. Только всеобщая стачка могла создать необходимую арену для массовых столкновений рабочих с солдатами, для проверки солдат в действии, для перехода солдат на сторону рабочих.

.... Накануне свержения Временного правительства подавляющее большинство гарнизона стояло открыто на стороне рабочих” (192). В целом обе стороны революционеры и контрреволюцио-неры - считали октябрьский переворот наступлением нового вре-мени в истории России. Только одни называли это время “славной страницей русской истории”, а другие - “кровавым хаосом”. Однобоко рассмотрев исторический опыт революций, большевики пренебрегли им. ”Народы и правительства никогда ничему не нау-чились из истории”. Это Гегель. Время доказало бессмысленность большевистской попытки переделать человеческую приро-ду. Общественный деятель и публицист А. С. Изгоев - о власти большевиков: ”Она не могла быть ни сильной, ни организованной потому, что во всех своих построениях опиралась на ложное представление о человеческой природе” (193). Даже если боль-шевики в своих действиях руководствовались благими намерения-ми, ими, как говорится, ”вымощена дорога в ад”.

Страницы: 1, 2, 3, 4