РУБРИКИ |
Революция 1917 года глазами современников - (реферат) |
РЕКЛАМА |
|
Революция 1917 года глазами современников - (реферат)p>Большевики хотели построить новое, справедливое общество, но в его основу было положено, или пролито, слишком много кро-ви, чтобы это общество было справедливым. В 1922 году Е. Замя-тин сочинил маленькую сказку, которая подтверждает мои сло-ва. Вот она в сокращенном варианте: ”Порешил Иван церковь богу поставить. Да такую, чтоб небу жарко, чертям тошно стало, чтобы на весь мир про иванову церковь слава пошла”. Чтобы денег добыть, пришлось Ивану купца с кучером убить. “Ну, что поделаешь: для Бога ведь. Закопал Иван обоих, за упокой души помянул, а сам в город каменщиков нанимать, столяров, богомазов, золотильщиков. И на том самом месте, где купец с кучером закопаны, вывел Иван церковь - выше Ивана Великого. Кресты в облаках, маковки синие с звездами, колокола малиновые: всем церквам церковь”. Приехал сам архиерей службу служить.“И только это службу начали, глядь архиерей пальцем Ивану вот так вот от чего, - говорит, - у тебя тут дух нехороший? .. ” . ”Мертвой человечиной пахнет, ну просто стоять невмочь. И из церкви народ - диаконы тишком, а попы задом.... ”. “Поглядел архиерей на Ивана - насквозь, до самого дна и ни слова не сказал, вышел. И остался Иван сам - один в своей церкви. Все ушли - не стерпели мертвого духа” (194). Безусловно, ”красные” выиграли и восстание, и гражданскую войну, и многочисленные войны с внутренними и внешними врагами. Но они проиграли РЕВОЛЮЦИЮ, и ее цель достигнута не была. Эпиграфом к следующей части работы могут служить известные слова Чаадаева, приведенные публицистом и общественным деятелем А. С. Изгоевым: ”Невольно вспоминаются знаменитые слова Чаадаева: ”Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок. Наставление, которое мы призваны преподать, конечно, не будет потеряно; но кто может сказать, когда мы обретем себя среди человечества и сколько бед суждено нам испытать, прежде чем исполнится наше предназначение”. Поистине в этих словах, написанных 90 лет тому назад, слышится какое-то пророчество” (195). Слова Чаадаева находят отклик у религиозного философа и общественного деятеля С. Франка: ”.... Россия произвела такой грандиозный и ужасный по своим последствиям эксперимент всеобщего распространения и непосредственного практического приложения социализма к жизни, который не только для нас, но, вероятно, и для всей Европы обнаружил все зло, всю внутреннюю нравственную порочность этого движения” (196). “Портрет” русской революции был бы неполон без свидетельств интеллигенции, то есть той части общества, которая концентрирует в себе его духовный потенциал. Реакция интеллигенции на революцию была освещена в многочисленных публикациях последних лет. Общий вывод, сделанный мной по их прочтении, таков: большинство интеллигенции негативно отнеслось к революции. Поэтесса З. Гиппиус: ”.... к чести русской интеллигенции надо ска-зать, что громадная ее часть, подавляющее большинство, состоит именно из “склонившихся”, из тех, кто с великим страданием, со стиснутыми зубами несут чугунный крест жизни. Эти виноваты лишь в том, что они не герои, т. е. герои, но не активные. Они нейдут активно на немедленную смерть, свою и близких; но нести чугунный крест - тоже своего рода геройство, хотя и пассивное” (197). Русские интеллигенты с восторгом встретили февральскую революцию, когда перестало существовать самодержавие. Об этом просвещенная Россия мечтала весь 19 век, видя регрессивную роль, исполняемую царствующим домом. Временное правительство, несмотря на свои недостатки, рассматривалось как легитимное, чего не скажешь о СНК, захватившем власть незаконным путем. Свершилась революция, о которой интеллигенция писала как об освободительном акте русского народа. Но результат революции, ее последствия привели к непризнанию интеллигенцией нового государства. С. Л. Франк: ”Интеллигенция, в момент осуществления высших своих надежд, в момент наступления чаемого в течение более полувека “царства божия” - именно наступления революции и торжества ее идеалов, - вдруг поняла, что бог-спаситель ее заветной веры есть ужасное, всеистребляющее чудовище или мертвый истукан, способный вдохновлять лишь безумных и лишь на безумные и убийственные дела” (198). Перейдем к конкретным оценкам. Представители интеллигенции не принимали участия в вооруженном восстании, поэтому для его описания воспользуемся записями американских публицистов Д. Рида и А. Вильямса. Но прежде - их мнение о Ленине. А. Вильямс: ”Вера в массы не мешала ему, однако, лично браться за любую проблему, которая вставала перед ним, и вскрывать те, что были глубоко запрятаны” (199). То, что Ленин лично решал многие вопросы говорит о том, что у новой власти не было отлаженного механизма исполнения решений. Сама масса не могла самостоятельно решать государственные вопросы вследствие необразованности. Да и новые руководители государства не имели опыта в этой области. Все, что делалось, - делалось впервые, ошибки и перегибы в государственной политике были неизбежны. А вот мнение о “вождях” А. С. Изгоева: ”Эти люди имели, наконец, мужество осуществить свои идеи в жизни. Они показали социализм в осуществлении. Иным он быть не мог. Иных результатов ждать от него нельзя. Урок получился страшный, но, быть может, иного пути к нашему выздоровлению не было” (200). Поэтесса З. Н. Гиппиус: ”.... Россией сейчас распоряжается ничтожная кучка людей, к которой вся остальная часть населения, в громадном большинстве, относится отрицательно и даже враждебно. Получается истинная картина чужеземного завоевания. Латышские, башкирские и китайские полки (самые надежные) дорисовывают эту картину. Из латышей и монголов составлена личная охрана большевиков: китайцы расстреливают арестованных (заключенных)... .. Чем не монгольское иго? ” (201). “.... происходит, приблизительно, то, что было после битвы при Калке: татаре положили на русских доски, сели на доски - и пируют” (202). Из приведенных отрывков видно: Гиппиус считает, что большевики - это не Россия. Это захватчики, типа монголов, опирающиеся на иностранную вооруженную силу. Думается, что фигуру Ленина как вождя Октябрьской революции будет интересно сопоставить с личностью другого вождя революции, только Февральской, Керенского. О последнем писал философ, профессор Петроградского университета С. А. Аскольдов: ”.... в Керенском, этой центральной фигуре начала русской революции, выразилась вся идейная скудость и духовная беспочвенность того слоя общества, который был носителем гуманистического начала. Этот герой, так легко пленявший русское общество и народ первые три месяца революции пустой революционной фразеологией, скоро должен был почувствовать, что влияние, оказанное гуманистической идеологией на народное сознание, было лишь негативным, т. е. освобождающим, но ничего не созидающим. Гипноз красивых слов скоро миновал. И испытанные, и заслуженные деятели пали под натиском их же долголетними усилиями освобожденного народа, не думавшего уже ни о прошлом, ни о будущем, а об одном только текущем моменте настоящего” (203). Весьма неприглядным предстает перед нами Керенский в описании Аскольдова, тем более, что в своей статье Аскольдов ставит его в один ряд с Распутиным - “героем” первой русской революции. З. Н. Гиппиус - о Зиновьеве и Троцком: ”Любопытно видеть, как “следует” по стогнам града “начальник Северной Коммуны”. Человек он жирный, белотелый, курчавый. На фотографиях, в газете, выходит необыкновенно похожим на пышную, старую тетку. Зимой и летом он без шапки. Когда едет в своем автомобиле открытом, - то возвышается на коленях у двух красноармейцев. Это его личная охрана. Он без нее - никуда, он трус первой руки. Впрочем, все они трусы. Троцкий держится за семью замками, а когда идет, то охранники его буквально теснят в кольце, давят кольцом” (204). Любопытно прочесть мысли о героях революции у русского философа и публициста Н. Бердяева: ”После бесовства русской революции святость русской революционной интеллигенции не представляется уже столь канонически бесспорной. Духовного возрождения России нужно искать во внутреннем изобличении этой революционной лжесвятости и в освобождении от ее обаяния. Революционная святость не есть настоящая святость, это - ложная святость, обманчивая видимость святости, подмена. Внешние гонения, воздвигнутые старой властью против революционеров, внешние страдания, которые им пришлось претерпеть, очень способствовали этой обманчивой видимости святости. Но никогда в революционной святости не происходило истинного преобразования человеческой природы, второго духовного рождения, победы над внутренним злом и грехом.... Человеческая природа хотела достигнуть.... новой, высшей жизни чисто внешними, материальными средствами. Но человек, фанатизированный ложной идеей, способен выносить внешние лишения, нужду и страдания, он может быть аскетом не потому, что силой своего духа преодолевает свою грешную и рабскую природу, а потому, что одержимость одной идеей и одной целью вытесняет для него все богатство и многообразие бытия.... ” (205). Революционеры не только не изменили других, но и сами остались такими, какими были созданы - обычными, обуреваемыми страстями людьми. Им не удалось изменить даже собственную природу, и опять же потому, что они были обычные люди. Рассуждения Бердяева о вождях русской революции полностью подтверждаются Аскольдовым: ”Их действиями руководила лишь жажда власти и желание во что бы то ни стало сейчас же осуществить свои замыслы, нисколько не заботясь об их прочности в будущем” (206). Эта цитата наводит на рассуждения о том, хотели большевики блага России или нет. Раньше это воспринималось как нечто само собой разумеющееся; сейчас это утверждение многими оспаривается. Приведем еще раз высказывание английского посла Дж. Бьюкенена: ”Для большевика не было ни родины, ни патриотизма, и Россия была лишь пешкой в той игре, которую играл Ленин” (207). Таким образом, согласно Дж. Бьюкене-ну, для большевиков с их интернациональной идеологией не существовало понятия “Россия”. Они хотели блага, но блага для всего мира, абстрактного счастья для всех. Романтизм этой идеи был бы привлекателен, если бы не способы, которыми она достигалась. В отношении большевиков здесь уместна поговорка: ”Благими намерениями вымощена дорога в ад”, хотя Аскольдов считает, что не ад втянул в себя большевиков, но они сами - порождение ада, и в особенности - их вожди: ”.... не надо быть пророком, чтобы понять, что соблазн антихристова движения подойдет к человечеству не в обличье злого волка, а именно в обличье человека, одушевленного благороднейшими идеалами и умеющего проводить их в жизнь в заманчивых и этически безупречных формах. Но существо его останется то же самое - создание общественных форм на основе подчинения человеку, как богу... .. Индивидуальное лицо антихриста лишь воплотит и олицетворит в себе все вожделения забывшего и отвергнувшего Бога человечества, как бы вручившего ему все свои родовые полномочия и форму власти” (208). Речь идет о третьем “герое” революции, после Распутина и Керенского, - Ленине. Именно его Аскольдов считает истинным “зверем”, которому, однако, не удастся низвергнуть мир в пропасть: ”Слишком очевидно, что человечество не подошло еще к последним граням и тяжело больная Россия выздоровеет, хотя бы и приблизив своей болезнью и себя, и все человечество к настоящей смерти” (209). “.... Лениным - вихрь и гроза Причислены к ангельским ликам” (210). Князь Вяземский, имея ввиду дворянское происхождение Ленина: “В Европе сапожник, чтоб барином стать, У нас революцию делает знать - В сапожники, что ль, захотела? ” (211). С Д. Ридом и его коллегами в Зимнем дворце после его “взятия” произошел такой случай: солдаты заподозрили их в воровстве и шпионстве. Они их окружили и, несмотря на мандаты, хотели было с ними расправиться, когда американцы обратились к члену ВРК, глядевшему “очень беспомощно” и признавшему сначала по-французски: ”Плохо дело”. Его речь к солдатам говорит отнюдь не о железной дисциплине: ”Товарищи, товарищи! - воскликнул он. Я комиссар Военно-Революционного комитета. Ведь мне вы верите? . Так вот, я вам говорю, что эти мандаты подписаны теми же именами, что и мой собственный! ” (212). Происшедшее в комментарии не нуждается, это было преддверием грядущего произвола. Из встреч с большевиками, впечатлений от увиденного в Пет-рограде американцы составили представление о подготовке к восстанию, которое выразил А. Вильямс: ”Революция не могла бы произойти так организованно и, я бы даже сказал, с такой обманчивой обыденностью, если бы ей не предшествовала колоссальная подготовительная работа и тщательное продумывание дальнейших деталей” (213). Думается, что Вильямс, как и Троцкий, преуменьшает элемент стихийности в восстании. К тому же Вильямс не мог видеть “колоссальную подготовительную работу”, о ней он узнал из бесед с большевиками; Вильямс пишет о том, что не видел. Американские журналисты, занимая нейтральную позицию, имели возможность наблюдать события “с двух берегов” сразу. Днем 25 октября они находились в Зимнем дворце, других государственных учреждениях, вечером и ночью - у большевиков. О защитниках Временного правительства у журналистов составилось неблагоприятное впечатление: ”В этот момент где-то неподалеку началась перестрелка. Все люди, какие были на площади (перед Зимним-К. Д. ), бросились врассыпную. Многие ложились на землю ничком. Извозчики, стоявшие на углах, поскакали во все стороны. Поднялась страшная суматоха. Солдаты бегали взад и вперед, хватались за ружья и кричали: ”Идут! Идут! ”. Но через несколько минут все снова успокоилось” (215). Мнение иностранцев совпадает с другими свидетельствами о защитниках Зимнего, не оказавших сопротивления нападавшим. Результат восстания американские журналисты смогли оценить, присутствуя на 2 Съезде Советов. А. Вильямс: ”Солдаты бросились обниматься. Зал дрожал от вырвавшихся наружу чувств. Теперь Петроград бесповоротно в их руках. Делегаты съезда выходили из зала, весело толкая друг друга, покачиваясь от усталости под тяжестью винтовок, опьяненные счастьем, сознанием своей силы и романтики этой ночи” (216). Для солдат эта ночь была действительно романтичной, а вот что испытывала остальная Россия - об этом писали философ Ф. Степун и писатель, поэт И. Бунин. Ф. Степун: ”.... монархическая Россия была не только заживо сожжена на кострах обезумевшей революции, но и с проклятиями прахом развеяна на все четыре стороны.... ” (217). И. Бунин: ”Я был не из тех, кто был ею застигнут врасплох, для кого ее размеры и зверства были неожиданностью, но все же действительность превзошла все мои ожидания: во что вскоре превратилась русская революция, не поймет никто, ее не видевший. Зрелище это было сплошным ужасом для всякого, кто не утратил образа и подобия Божия.... .... одна из самых отличительных черт революций - бешеная жажда игры, лицедейства, позы, балагана. В человеке просыпается обезьяна” (218). Сравнение большевиков с животными у контрреволюционеров встречается довольно часто, например, у Е. Г. Полонской: Это сравнение происходит от увиденных жестокостей, которыми изобиловало то время. Причем животные в сравнении с людьми явно выигрывают, так как у них нет наслаждения от убийства или издевательства. Как видим, Бунин и Степун испытывали совершенно другие чувства, нежели солдаты-победители. Образованные люди, Бунин и Степун видели отсутствие привычной им культуры у новых хозяев жизни. Построение социализма требовало иного образования, чем в дореволюционной России. Да и большинство “старых” ценностей было большевиками не понято, что позволило таким людям, как А. С. Изгоев, публицист и общественный деятель, писать: ”Огромные культурные ценности - наука и искусство - суть ценности “буржуазного мира”. Опыт русских большевиков засвидетельствовал, что эти ценности не могут существовать в “социалистическом государстве”. Там для них нет воздуха” (220). Русский писатель А. М. Ремизов в 1917 году написал “Слово о погибели русской земли”, напоминающее известное “Слово о полку Игореве”. Даже в коротком отрывке, приводимом мною, явственно слышится плач по Руси: ”Широка раздольная Русь, родина моя, принявшая много нужды, много страсти, вспомянуть невозможно, вижу тебя, оставляешь свет жизни, в огне поверженная. Были будни, труд и страда, а бывал и праздник с долгой всенощной, с обеднями, а потом с хороводом громким, с шумом, с качелями. Был застенок, был и подвиг: в жертву приносили себя ради счастья народного. Где нынче подвиг? Где жертва? З. Гиппиус, как и Ремизов, воспринимала революцию эмоционально: ”Я следила, как умирал старый дворец, на краткое время воскресший для новой жизни, - я видела, как умирал город.... Да, целый город Петербург, созданный Петром и воспетый Пушкиным, милый, строгий и страшный город - он умирал.... Последняя запись моя это уже скорбная запись агонии”. И далее: ”Если не видеть и не присматриваться к отдельным точкам в стихийном потоке революции, можно перестать все понимать. И чем меньше этих точек, отдельных личностей, - тем бессмысленнее, страшнее и скучнее становится историческое движение. Вот почему запись моя, продолжаясь, все более изменялась, пока не превратилась, к концу 19-го года, в отрывочные, внешние, чисто фактические заметки. С воцарением большевиков - стал исчезать человек как единица. Не только исчез он с моего горизонта, из моих глаз; он вообще начал уничтожаться, принципиально и фактически... .. Жизнь все суживалась, суживалась, все стыла, каменела - даже самое время точно каменело. Все короче становились мои записи. Что делать? _Нет людей, нет событий . ”. “Если большевики падут лишь “в конце концов” - то, пожалуй, под свалившимся окажется “пустое место”. Поздравим тогда Европу. Впрочем, будет ли тогда кого поздравлять - в “конце-то концов” (222). З. Гиппиус записывала в дневник не столько события, сколько свои ощущения времени и людей: “.... густой, совсем особенный по тяжести, воздух...” (223). “.... глубокая, темная яма, называемая Петербургом...” (224). “Ощущение лжи вокруг - ощущение чист физическое... .. Как будто с дыханием в рот вливается какая-то холодная и липкая струя. Я чувствую не только ее липкость, но и особый запах, ни с чем не сравнимый” (225). “Ощущение тьмы и ямы. Тихого умопомешательства... .. Странное состояние.... механика смерти” (226). Такое мог написать только человек, чувствующий рядом с собой смерть. Недаром Петербург назван “могилой”. “О, этот воздух, смутой пьяный, На черной площади Кремля! ” (230). Исследователь русской литературы Б. М. Эйхенбаум в дневнике от 8 августа 1918 г. : ”Будущее - неизвестно, ощущения настоящего нет, потому что _нечего . ощущать. Точно старость подошла - совсем так” (231). Революция повлияла и на праздники, бывшие в России. Их вовсе отменили. По словам Надежды Тэффи “Только школьники поплакали, но им обещали рождение ленинской жены, троцкого сына и смерть Карла Маркса - они и успокоились” (232). Пожалуй, наиболее лаконично о результате революции написал Д. Рид: ”Ленин и петроградские рабочие решили - быть восстанию, петроградский Совет низверг Временное правительство и поставил Съезд Советов перед фактом государственного переворота. Теперь нужно было завоевать на свою сторону всю огромную Россию, а потом и весь мир” (233). А приводимые ниже слова З. Гиппиус говорят об отсутствии у русской революции вообще каких-либо результатов : ”Мне хотелось бы предложить рабочим всех стран следующее. Пусть каждая страна выберет двух уполномоченных, двух лиц, честности которых она бы верила.... И пусть они поедут инкогнито ......в Россию. Кроме честности, нужно, конечно, мужество и бесстрашие, ибо такое дело - подвиг. Но не хочу я верить, что на целый народ в Европе не хватит двух подвижников! И пусть они, вернувшись (если вернутся), скажут ”всем, всем, всем”: есть ли в России революция? Есть ли диктатура пролетариата . ?Есть ли сам пролетариат? Есть ли “рабоче-крестьянское” правительство? Есть ли хоть что-нибудь похожее на проведение в жизнь принципов “социализма”? Есть ли Совет, т. е. существует ли в учреждениях, называемых Советами, хоть тень выборного начала? В громадном нет, которым ответят на все эти вопросы _честные социалисты, вскроется и коренной, абсурдный смысл происходящего” (234). Вопрос о причинах победы большевиков и причинах поражения контрреволюционеров логически завершает данную работу. О причинах победы большевиков писали и контрреволюционеры. Приведу лишь два мнения по этому поводу. Ф. Степун: ”.... они одержали полную победу над русской жизнью умелой эксплуатацией народной стихии.... ” (235). Б. Соколов, депутат Учредительного Собрания: ”.... победа большевиков меньше всего проистекала от их силы, меньше всего от того, что за ними пошло большинство страны. Их сила, сама по себе ничтожная и заключающаяся в их необычайной активности, вышла победительницей из этой борьбы единственно благодаря пассивности русской интеллигенции, в частности, демократической интеллигенции, благодаря тому, что активному Ничтожеству было противопоставлено пассивное Величие” (236). Здесь уместен вопрос: в чем была сила “демократической интеллигенции”? Что она могла противопоставить большевикам, кроме “Величия”? Однако мысли об активности большевиков и об “умелой эксплуатации народной стихии”, думается, верны. Причины поражения Временного правительства также нашли от-ражение в работах контрреволюционных авторов. Приведем отрывки из некоторых произведений. Писатель Н. Брешко-Брешковский: ”Слабая, бездарная власть по-теряла голову. Не будь она бездарной и слабой, она легко пода-вила бы мятеж, подавила бы только с помощью полиции и юнке-ров” (237). Это мнение перекликается с тем, что писал Н. Суха-нов: при желании и отваге подавление мятежа было реально даже теми небольшими силами, что находились в распоряжении прави-тельства. П. Краснов: ”Ни один солдат не встал за Временное прави-тельство. Мы были одиноки и преданы всеми” (238). А. Деникин: ”Власть падала из слабых рук Временного прави-тельства, и во всей стране не оказалось, кроме большевиков, ни одной действенной организации, которая могла бы предъявить свои права на тяжкое наследие во всеоружии реальной силы. Этим фактом в октябре 1917г. был произнесен приговор стране, народу и революции” (239). А. Демьянов: ”Они (правительство-К. Д. ) не обладали надлежа-щим духом сопротивляемости, были людьми не волевыми, и как последствие всего этого, были очень скоро побеждены, ибо борьба была неравная” (240). Вышеприведенные мнения сходятся в одном: отвечая на воп-рос: кто виноват? - они в качестве виновника называют само Временное правительство, допустившее открытую подготовку пере-ворота. Вопрос о виновниках является риторическим - у правительст-ва _были . возможности расправиться с большевиками, но эти воз-можности остались нереализованными. Причины падения Временного правительства английский посол Дж. Бьюкенен рассматривал одновременно с причиной паде-ния самодержавия: ”И Император, и Керенский намеренно закрывали глаза на угрожавшие им опасности, и оба допустили, чтобы поло-жение вышло из-под контроля, прежде чем приняли какие бы то ни было меры для своей собственной защиты... .. Он (Керенский-К. Д. )выжидал и мешкал. Когда же наконец он настроился действовать, то оказалось, что большевики обеспечили себе поддержку гарнизона, и что не им, а ему предстоит быть раздавленным... .. Он думал больше о спасении революции, чем о спасении своей Родины, и кончил тем, что дал погибнуть и той, и другой. Но хотя в качестве главы правительства, наделенного всей полнотой власти, которую он так печально использовал, он должен нести главную ответственность за выдачу России больше-викам, другие партийные вожди также не могут быть оправда-ны. Умеренные социалисты, кадеты и другие несоциалистические группы, - все они внесли свою долю в дело окончательной ка-тастрофы, ибо в течение кризиса, взывавшего к их тесному сот-рудничеству, они не сумели оставить свои партийные разногласия и со всею искренностью работать сообща ради спасения Роди-ны” (241). А вот что пишет об этом сам А. Керенский: ”В то время как большевики слева действовали с напряженной энергией, а больше-вики справа всячески содействовали их скорейшему триумфу, в политических кругах, искренне преданных революции и связанных в своей судьбе с судьбой Временного правительства, господство-вала какая-то непонятная уверенность, что “все образуется”, что нет никаких оснований особенно тревожиться и прибегать к ге-роическим мерам спасения.... (242)... .. Упадок духа и малодушие, овладевшее верхами революцион-ных кругов; полное всеобщее почти непонимание всего рокового смысла развивающихся событий; отсутствие у одних сознания не-разрывной связи судьбы самой Февральской революции с судьбой в ее недрах рожденной власти; тайные опасения у других, как бы слишком скорый провал большевиков не послужил к торжеству “реакции”; надежда у третьих руками большевиков покончить с ненавистной демократией; наконец, целый вихрь личных интриг и вожделений, - все эти процессы разложения на верхах революци-онной общественности свели на нет все тогдашние попытки пре-дотвратить крах, который, впрочем, был , быть может, неизбежен” (243). Ниже Керенский возражает П. Краснову, расходясь с ним от-носительно того, кто же защищал законную власть и была ли за-щита вообще: ”Героическое восстание юнкеров 29-го в Петербур-ге, уличные бои в Москве, Саратове, Харькове и т. д. ,сражения между верными революции и восставшими войсковыми частями на фронте - все это достаточно свидетельствует, что мы были не совсем одиноки в нашей последней борьбе за честь, достоинство и само существование нашей родины” (244). Керенский пишет о “всеобщем” непонимании происходящего, но с ним не согласен русский философ и публицист Н. Бердяев: ”С Россией произошла страшная катастрофа. Она ниспала в темную бездну. И многим начинает казаться, что единая и великая Россия была лишь призраком, что не было в ней подлинной реаль-ности. Нелегко улавливается связь нашего настоящего с нашим прошлым... .. При поверхностном взгляде кажется, что в России произошел небывалый по радикализму переворот. Но более углуб-ленное и проникновенное познание должно открыть в России ре-волюционный образ старой России, духов, давно уже обнаруженных в творчестве наших великих писателей, бесов, давно уже владею-щих русскими людьми. .... На поверхности все кажется новым в русской революции - новые выражения лиц, новые жесты, новые костюмы, новые формулы господствуют над жизнью; те, которые были внизу, возносятся на самую вершину, а те, которые были на вершине, упали вниз; власт-вуют те, которые были гонимы, и гонимы те, которые властвова-ли; рабы стали безгранично свободными, а свободные духом под-вергаются насилию. Но попробуйте проникнуть за поверхностные покровы революционной России в глубину. Там узнаете вы старую Россию, встретите старые, знакомые лица. Бессмертные образы Хлестакова, Петра Верховенского и Смердякова на каждом шагу встречаются в революционной России и играют в ней немалую роль, они подобрались к самым вершинам власти” (245). То, что хотел передать Бердяев, очень просто: ”новая” Россия не пришла откуда-то извне, она _всегда . жила в старой России, но в зароды-шевом состоянии. Революция развила “новую” Россию, которая, про-будившись, росла до тех пор, пока не уничтожила все, что было связано со “старой” Россией. Новые явления в России были _ор-_ганичны ... Если юнкера и солдаты смогли организовать сопротивление новой власти, то интеллигенция, отвергающая насилие, была обре-чена на роль свидетеля русской революции. Вот что писал про-фессор Московского университета Ю. Готье в дневнике от 28 ию-ля 1918г. :”Мы не способны снести совершающегося переворота - он слишком труден, как трудно зараженному организму перенести сразу две острых болезни” (246). Ю. Готье под первой “бо-лезнью” имеет в виду, видимо, Февральскую революцию, которую он, как и Октябрьскую, считает “острой”. У интеллигенции было два выхода: или за паек служить советской власти, или умирать от голода. Был еще и третий выход - уехать из России. Не всем удалось сделать это, а те, кто оказались за границей, были обре-чены на вечную тоску по покинутой родине. Писатель И. С. Шмелев уехал с женой в Германию, но спокойствия не испытал: ”Мы с Олей разбиты душой и мыкаемся бесцельно.... Мертвой душе свобода не нужна” (247). Писатель А. М. Ремизов: ”И теперь - сегодня удиви-тельный день, прямо весна! сейчас, в жесточайших днях, когда дни не идут, а рвутся с мясом, когда человек плечо к плечу прет на человека - еда поедом! - ополоумели вы, что ли? - когда на земле стало тесно, бедно, безрадостно - жалобы все глушат и ме-ра мира не радость, а _как-нибудь . !.... ” (248). Голодный и за-мерзший человек не воспринимает весну, он перестал радоваться всему, кроме еды и топлива: ”Только один фронт - холод” (249). Человек жив лишь благодаря инстинкту самосохранения, который вытеснил все прочие чувства. Поэтесса З. Гиппиус - о жителях “революционного” Петрограда: ”Что осталось - ушло в под-полье. Но в такое глубокое, такое темное подполье, что уже ни звука оттуда не доносилось на поверхность. На петербургских улицах, в петербургских домах в последнее время царила пугаю-щая тишина, молчание рабов, доведенных в рабстве разъединен-ности до совершенства” (250). Состояние жителей Петрограда передают прекрасные стихи Е. Г. Полонской: “Полынь-звезда взошла над нашим градом, О, милый ветер, не шуми, не сетуй, Ты сыну моему мешаешь спать” (251). Не вся интеллигенция чувствовала себя плохо при новом ре-жиме. М. Волошин: ”Ни война, ни революция не испугали меня и ни в чем не разочаровали: я их ожидал давно и в формах, еще более жестоких. Напротив: я почувствовал себя очень приспособленным к условиям революционного быта и действия. Принципы коммунисти-ческой экономики как нельзя лучше отвечали моему отвращению к заработной плате и к купле-продаже”. Волошин был исключением из общей массы интеллигентов. Большинство их в вопросе “зара-ботной платы” придерживалось “буржуазных” взглядов (252). Профессор Петербургского университета, философ С. А. Аскольдов рассматривает духовные результаты револю-ции: ”Эта революция, совершившаяся по принципу классовой враж-ды, будила одни лишь инстинкты ненависти, захвата и мести. В ней восстал во весь рост не просто зверь, а именно злой зверь, жив-ший в народной душе......Да, под флагом социальной революции в русском народе возобладало над всем другим злое звериное на-чало” (253). И, ниже: ”Вообще не в разбушевавшихся звериных инстинктах главное зло так называемого “большевистского”пере-ворота и овладения Россией, а в той лжи и в том обмане, в том потоке фальшивых лозунгов и фраз, которыми наводнили сознание народа... .. Ложь и обман, сознательно проводимые и сознательно приемлемые, уродуют и искажают душу, дают роковой уклон самым корням душевной жизни и, являясь более глубоким слоем зла, де-лаются уже долговечными факторами будущих беззаконий” (254). Аналогичные мысли встречаем и у русского философа и публи-циста Н. Бердяева: ”Изолгание бытия правит революцией. Все приз-рачно. Призрачны все партии, призрачны все власти, призрачны все герои революции. Нигде нельзя нащупать твердого бытия, нигде нельзя увидеть ясного человеческого лика. Эта призрачность, эта неонтологичность родилась от лживости” (255). А вот что писал филолог В. Иванов: ”Глупые сказки о “пролетариях” и “буржу-ях”, которыми прикрывались.... преступления и злодейства, сочине-ны для детей. Сплошь и рядом убийцы и грабители были самыми подлинными “буржуями”, хотя и величали себя большевиками, соци-алистами и коммунистами. Огромное большинство их жертв.... не имели ничего общего с “миллионерами” и “эксплуататорами” чу-жого труда, а были лишь талантливыми тружениками, добывавшими средства к жизни работой своих рук и своего мозга” (256). З. Гиппиус: ”Надо отметить главную характерную черту в Совде-пии: есть факт, над каждым фактом есть вывеска, и каждая вывеска - абсолютная ложь по отношению к факту” (257). Она же: ”Да, на-до повалить основные абсурды. Разоблачить сплошную, сумасшед-шую, основную ложь. Основа, устой, почва, а также главное, беспрерывно действующее оружие большевистского правления - ложь” (258). Вину за пробуждение “зверя” Аскольдов возлагает на революци-онную интеллигенцию, которая своей демагогией освободила народ от чувства страха перед властью и богом. Далее Аскольдов про-должает свои мысли: ”Неимевший ранее преступает пределы спра-ведливости.... берет более, чем следует, и неправедно мстит. Все зиждется на психологии самоутверждения и, в конце концов, даже польза как норма жизни не осуществляется, зло переливает через ее предел и создает хаос самоутверждающихся воль, то есть ад” . Некоторые мыслители действительно сравнивали приход большевиков с явлением нечистых сил, пришедших неизвестно от-куда, целью которых было разрушение России. Аскольдов, как и многие современники революции, сравнивает события февраля и октября: ”Если политическая революция февра-ля совершилась во имя принципов свободы, равенства и братства, то социальный октябрьский переворот произошел исклю-чительно во имя материальных благ и интернационализма, вся суть которого в данный момент сводилась к освобождению от тя-жестей войны”. Приведенные слова Аскольдова, неприязненно от-несшегося к октябрьским событиям, характерны для контрреволю-ционеров. Далее Аскольдов делает неутешительные выводы о русской ре-волюции вообще: ”Социальная революция на фоне русской действи-тельности, несомненно, не выдержала испытания даже с точки зре-ния пользы. Русскому народу по существу не было никакого дела до социализма и вообще каких-либо теорий; ему нужна была толь-ко земля, власть и связанные с достижением этой власти матери-альные блага, более же всего освобождение от тяжестей вой-ны”. И далее: ”.... государственный переворот октября 1917 года имел в себе очень мало “социального”. Он был противообществен-ным во всех отношениях, ибо, нарушая все основные условия об-щественной жизни - собственность, функции управления, междуна-родные обязательства, суд, все основные права свободы, выбивая из жизненного строя под злобной кличкой “буржуев” все неугод-ные крайним демагогам классы и слои общества, он останавливал жизненные функции государства. Только умственная слепота и ослепление страстями наживы и мести могли помешать тому наро-ду, ради которого будто бы проводились эти неистовые экспери-менты, видеть, что вместе с буржуазией терпели катастрофу и все необходимые при всяком социальном строе общественные органи-зации, а в недалеком будущем подготовлялись неустранимые бедствия и для того самого пролетариата, который лишь временно извлекал выгоды из создавшегося положения. По существу под флагом социализма медленно происходил процесс анархического разложения, лишь отчасти сдерживаемый усилиями, правда, доста-точно энергичной и смелой, но все же не могущей справиться с разбуженными страстями советской власти” (259). Публицист Н. Устрялов в книге “Перелом” делает попытку осмыслить причины поражения контрреволюции более глубо-ко: ”По-видимому, их (причины поражения-К. Д. ) нужно искать в двух плоскостях. Во-первых, события убеждают, что Россия не из-жила еще революции, то есть большевизма, и воистину в победах Советской власти есть что-то фатальное - будто такова воля истории. Во-вторых, противобольшевистское движение.... слишком связало себя с иностранными элементами и поэтому невольно ок-ружило большевизм известным национальным ореолом, по существу чуждым его природе. Причудливая диалектика истории неожиданно выдвинула Советскую власть с ее идеологией Интернационала на роль национального фактора современной русской жизни - в то время как наш (“белый”-К. Д. ) национализм.... поблек на практике вследствие своих хронических альянсов и компромиссов с так называемыми “союзниками” (260). По прошествии десяти лет после революции эмигрантская га-зета “Сегодня” провела небольшой опрос среди участников собы-тий 1917 года, некоторые данные из которого уже приводились выше. Один из вопросов анкеты был сформулирован так: ”Почему большевизм мог просуществовать в России 10 лет? ”. Организато-рам опроса, и не только им, все же не давала покоя мысль: почему порядок, существовавший в России века, рухнул “в одночасье”, а новый режим, принесшей России столько бед, продержался уже 10 лет и не собирается сдавать позиций. Ниже приводятся ответы некоторых респондентов: _Бельгард А. В. . ,сенатор, деятель русских эмигрантских монархи-ческих организаций: “Большевики держатся у власти потому, что русские люди впали в состояние безволия и индефферентизма, а иностранные правительства относятся враждебно к возможности установления сильного русского государства и видят в продол-жении власти большевиков верное средство для ослабления и развала России”. _Врангель П. Н. . :”Главным образом потому, что большевики имели союзниками огромное большинство государств, из коих одни под-держивали большевизм, используя его как оружие для угрозы дру-гим государствам, другие - надеясь из ослабления России изв-лечь для себя выгоды.... ”. _Деникин А. И. . :”Большевизм мог просуществовать десять лет по Божьему попущению, вследствие инертности русского народа и благодаря поддержке иностранных государств”. _Загорский С. О. . ,экономист, зав. отделом изучения России при международном бюро труда Лиги Наций в Женеве: ”Аграрный харак-тер, преобладавший в большевистской революции, удовлетворившей стремление крестьянства к обладанию всей землей, отсутствие достаточно крепкой городской буржуазии; веками воспитанная в русском народе привычка к политическому рабству и отсутствие какой-либо школы и понимания политической демократии; экономи-ческая отсталость страны, делающая подавляющую часть населе-ния, крестьянство, мало чувствительным к экономическому разоре-нию и, наконец, традиционно ложная идеология “равенство в нище-те”, как признака демократичности, присущая русской интеллиген-ции и городским классам, вообще - эти причины все вместе сде-лали возможным существование советского строя в течение деся-ти лет”. _Кизеветтер А. А. . ,историк, бывший профессор Московского уни-верситета: ”В России все жизненные процессы протекают медлен-но.... Медленно развертываются поэтому и те процессы, совокуп-ностью которых будет вызвано крушение большевистского режи-ма”. _Кускова Е. Д. . ,политический деятель и публицист: ”Потому что он (большевизм К. Д. ) оказался единственной силой, находив-шейся в различных слоях народа, в национальностях, населяющих Россию, в армии, в крестьянстве - опору и достаточные кадры для связной организации. Когда ткани бывшей России распались с неимоверной быстротой.... спасти единство России мог лишь ло-зунг.... :власть на местах. Властью на местах воспользовались те активные силы революции, которые ее творили и ею выдвига-лись. Большевизм был лишь.... своего рода формой, под которой совершалось это выдвижение.... Когда новые выдвиженцы истории почувствуют “крепость в ногах”, они сменят форму или подчинят ее своим новым требованиям” (261). На мой взгляд, лучшим ответом на вопрос: ”Почему мы не побе-дили? ” являются следующие слова С. А. Аскольдова: ”Во всех этих падениях виновными являются все классы и слои русского об-щества, выразители всех его основных стремлений и направле-ний, поскольку все в той или иной мере были соучастниками, хотя бы только духовными, творившихся зла и неправды в области основных трех начал духовной природы русского народа. ”Каждый за всех и во всем виноват” - вот формула, которую поистине каждому надлежит применить прежде всего к самому себе и внут-ренне пережить при взгляде на все совершившееся в роковые дни внешнего и внутреннего позора нашей родины” (262). Изгоев ответил на вопрос: кто виноват? На вопрос: что де-лать? - отвечает правовед И. Покровский : ”Велик грех, велико должно быть и искупление. За месяцами греха должны последовать долгие десятилетия покаяния и трудной работы для воссоздания рассыпавшегося отечества” (263). Оптимист, Покровский возлага-ет все надежды возрождения России на русский народ: ”Кошмар пока растет и ширится, но неизбежно должен наступить пово-рот: народ, упорно, несмотря на самые неблагоприятные условия, на протяжении столетий.... строивший свое государство, не может пропасть. Он, разумеется, очнется и снова столетиями начнет исп-равлять то, что было испорчено в столь немногие дни и меся-цы. Народ скажет еще свое слово! ” (264). Вера в народ сохраня-лась и у религиозного философа и общественного деятеля С. Франка: ”.... русский народ - не народ, нищий духом и лишенный творческого богатства, а народ.... лишь потерявший способность использовать свое богатство и в своем общественном бытии расточающий по ветру это богатство и отдающий предпочтение худшему перед лучшим, злу перед добром.... ” (265). Почти все контрреволюционеры писали только о негативных сто-ронах социалистического учения. Лишь немногие, такие как Изго-ев, Струве решались выявить положительные стороны этого уче-ния. Итак, А. С. Изгоев: ”Теперь мы должны уметь отличить в социа-лизме то здоровое, что в нем есть, от утопических фанта-зий, столь гибельных для государства и народа. Социальные ре-формы в направлении постепенного обобществления созревших для этого производственных сил национального государства, демокра-тическая гуманность, перешедшая к социализму от христианства, - вот и все, что есть в социализме ценного и жизненного. Все же остальное.... все это литературные фантазии, основанные на нез-нании человеческой натуры, пагубные для народа и госу-дарства, отдаваемых силой иностранных армий ослепленным изуве-рам для производства социалистических опытов” (266). П. Б. Струве: ”В том, что русская революция в своем разрушитель-ном действии дошла до конца, есть одна хорошая сторона. Она по-кончила с властью социализма и политики над умами русских об-разованных людей. На развалинах России, перед лицом поруганного Кремля и разрушенных ярославских храмов мы скажем каждому русскому юноше: России безразлично, веришь ли ты в социализм, в республику или в общину, но ей важно, чтобы ты чтил величие ее прошлого и чаял и требовал величия для ее будущего, чтобы бла-гочестие.... всех миллионов русских людей, помещиков и кресть-ян, богачей и бедняков, бестрепетно, безропотно и бескорыстно умиравших за Россию, были для тебя святынями. Ибо ими, этими святынями, творилась и поддерживалась Россия, как живая собор-ная личность и как духовная сила. Ими, их духом и их мощью мы только и можем возродить Россию. В этом смысле прошлое России, и только оно, есть залог ее будущего” (267). Материалы этой работы могут быть использованы на уроках отечественной истории при изучении тем, связанных с Фев-ральской революцией, двоевластием, Октябрьской революцией в 5 - 11 классах как иллюстрация теоретического материала. Для углубленного изучения Октябрьской революции целесооб-разно использование материалов дипломной работы на школьном факультативе. Разработка занятия, проведенного мной в десятых классах 23 школы, прилагается. Занятие представляло собой лекцию, разнооб-раженную вопросами, связанными и несвязанными с темой. Во время урока ученики рисовали схему, объясняющую расстановку сил и их составляющие. Эта схема может помочь им при подготовке к экза-менам. В заключительной части занятия учащиеся ответили на воп-рос: кто из участников революции (революционеров, контрреволю-ционеров, нейтралов) прав? Ответ не категоричен, так как каждая из названных групп по-своему права, но одновременно несет и часть вины за случившееся. В ответе на этот вопрос выражен отход от тенденции рассматривать исторические события поляр-но, в черно-белом цвете. В целом занятие, проведенное мной, могло способствовать расширению знаний десятиклассников о русской революции 1917 года. Новый подход к историческим событиям поможет по-новому взглянуть и на другие социальные движения нашего времени. Выводы по каждому разделу работы логически завершают ее. В ходе написания дипломной я уже делал некоторые обобщения, ко-торых, однако, оказалось недостаточно для составления четкой картины написанного. Контрреволюционеры считали октябрьское восстание авантюрой немногих. Называются два наиболее активных революционера - Троцкий и Ленин. Именно они привлекли массы демагогическими лозунгами, обещая царство справедливости и равенства социа-лизм. И хотя массы не знали, что такое социализм, методы, кото-рые использовали большевики в борьбе с Временным правительст-вом, были им очень знакомы. Этому их научили три года вой-ны, сделавшие возможным октябрьское восстание. Большевики были скорее разрушительной, чем созидательной силой, причем их пар-тия была организацией, _реально . воплощавшей разрушительные принципы в жизнь. Однако, несмотря на кажущееся единство боль-шевистского лагеря, вожди революционеров не были свободны в своих действиях. Власть толпы над ними была велика, и эта сти-хия диктовала свои правила поведения. Контрреволюционеры счи-тали революционные массы похожими на звериные стаи, и в этом была доля правды: свидетельства побывавших в России в то время говорят о возвращении русского народа в какое-то первобытное состояние. Даже революционеры признавали, что восстание - результат работы _нескольких . лиц, и решение о восстании принималось не без внутрипартийной борьбы. Общее же мнение революционного ла-геря заключалось в признании массами и партийными руководите-лями необходимости восстания как единственного средства к улучшению жизни народных масс, прекращению войны и т. п. В анализе подготовки к восстанию контрреволюционеры реа-листично подходили к силам Временного правительства. Однако возможность соглашения с большевиками правительством _принци-_пиально . не рассматривалась. Довольно распространено мнение о возможности предотвратить восстание или, хотя бы, помешать ему. Но правительство и демократический лагерь не создали коали-цию, способную противостоять большевикам, хотя были попытки сделать это. Утверждение о достаточности сил для подавления восстания встречается так же часто, как и свидетельства распы-ленности сил правительственного лагеря. И, тем не ме-нее, восстание увенчалось успехом “благодаря” _отсутствию . сил у правительства. Поэтому захват власти произошел “явно и откры-то”. Временное правительство не использовало шанс восстановить порядок, данный Корниловым. Оно было просто обречено на _воору-_женную . борьбу с большевиками, хотя бы потому, что тактика последних состояла именно в этом. Революционеры и в этом разделе называют Ленина и Троцкого в качестве руководителей подготовки восстания, сумевших использовать исключительно благоприятный для этого момент. Рассматривая ход восстания, контрреволюционеры отмечают его быстроту. Причина ее проста: _минимальное сопротивление . со сторо-ны правительства. В качестве эпитафии к деятельности послед-него могут служить слова английского посла в Петербурге Дж. Бьюкенена: ”потерянные возможности”. Малое число жертв и сравнительно лояльное отношение большевиков к пленным объ-ясняется еще сохранявшимся чувством страха перед возможным возмездием со стороны сил, поддерживавших старый строй. Чувство полной вседозволенности придет позднее, после первых побед над “белыми”. Революционеры, в отличие от своих противников, отмечали нео-быкновенный героизм восставшего народа и его руководите-лей. Восстание однозначно названо _подвигом ... Так же, как и у контрреволюционеров, обращается внимание на быстроту захвата власти (Л. Троцкий: в 24 часа). Интересен еще один момент: вожди большевиков прекрасно понимали _чем . они рискуют. Но ведь боль-шевистская партия была прежде всего “партией подпольных действий”, - так что выжить в тех условиях для революционного руководства было вполне реально. Мнение, что победа большевиков знаменовала собой _конец _русской революции . ,не подвергается сомнению никем из контрре-волюционеров. Это был не февральский праздник. Но и оптимизм последних был велик. А. Керенский: борьба “.... в 1917 году за-кончилась видимым торжеством красной реакции, но.... далеко еще не завершилась”. Противники большевиков также указывают на их связь с Германией, и делают вывод: победа большевиков - это по-беда Германии. В качестве результата контрреволюционеры указы-вают “полную несостоятельность русской революционной демокра-тии”. После октября события в России назвать революцией было нельзя. Это, по утверждению М. Спиридоновой, была уже контррево-люция, и большевики выступали ее защитниками, подавляя “спра-ведливое революционное недовольство” масс. Собственно, больше-вики были контрреволюцией _всегда ... Их победа и их “реформы” знаменовали собой банкротство и дискредитацию марксизма и на-учного социализма. Относительно будущего советского режима мнения также не расходятся: у него нет никакого будущего. Ведь “красные” взяли все худшее от старого режима, только добавили сюда с лихвой террора. После революции началось насилие над побежденными, которое все возрастало, вылившись в банальную гражданскую войну. Анархия, свидетелями которой были контрре-волюционеры, была явлением преходящим: непрерывная война спло-тила и укрепила большевистский лагерь, который наводил порядок в России “твердой рукой”. И, хотя большевики оказались в по-литическом вакууме, они не заплакали от это, а начали действо-вать доступными им террористическими методами. Главным объек-том террора было крестьянство, и здесь запятнали себя не толь-ко большевики, но и их противники. Преобразования большевиков были кажущимися: они ничего не дали России. _Они сделали револю-_цию для себя против всех ... Это - шаг назад в истории России. Главный же ущерб России был нанесен в _духовной сфере ... Но, несмотря ни на что, большевикам не удалось изменить челове-ческую природу. Время показало неудачу их эксперимента. Со стороны большевиков в оценке результатов восстания нельзя было ожидать ничего, кроме бесконечного оптимизма. Труд-но было сделать первый шаг, а потом большевиков охватил рево-люционный энтузиазм; началось строительство советского госу-дарства. В основной своей массе русская интеллигенция была контрре-волюционной, в смысле антибольшевистской, и высказывала нега-тивное отношение к революции вообще, и к революционным вождям - в частности. Вожди виделись фанатиками идеи, безразличными к судьбе России. Интеллигенты прекрасно понимали, что их уделом будет или вымирание от голода, или унизительная служба больше-викам. Видя, как “умирает” старая Россия, ее дети тосковали по ней, проклиная бездарное и бессильное Временное правительст-во, способствовавшее воцарению большевиков. Общее мнение ин-теллигенции таково: Октябрьская революция была не нужна России. Это результат деятельности крайних демагогов, конец ко-торых неизбежен. Но _силой . русскую революцию не остановить. Надо ждать, пока в Советской России созреют новые, здоровые си-лы, способные сокрушить порядок, установленный Лениным. И уж если наибольший ущерб большевики нанесли духовности, возрожде-ние России возможно только через духовное перерождение русского народа . |
|
© 2007 |
|