Книга: Общее языкознание - учебник

Sprachen. Weimar, 1872.

86. Í. Schuchardt. Vokalismus des Vulgärlatains, Bd. III. 1869.

87. U. Weinreich. Is a structural dialectology possible? — «Word», 1954,

v. 10, ¹2—3.

88. Alonso Zamora Vicente. Dialectologia española. Madrid, 1960.<501>

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК

ПОНЯТИЕ «ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК»

Под литературным языком в данной работе по­нимается обработанная форма любого

языка, независимо от того, получает ли она реализацию в устной или письменной

разновид­ности. Определение «обработанная форма» языка предполагает известный

отбор языковых средств из общего инвентаря на осно­ве более или менее

осознанных качественных критериев и связан­ную с этим большую или меньшую

регламентацию. Иными сло­вами, литературный язык рассматривается как одна из

форм су­ществования языка, наряду с территориальными диалектами и разными

типами обиходно-разговорных койнэ (интердиалекты) и просторечием.

Дифференциальные признаки литературного язы­ка определяются поэтому прежде

всего позицией, которую он занимает в системе форм существования языка, они

раскрывают­ся в противопоставлении этим другим формам. Сказанное отно­сится

не только к отмеченным выше признакам (обработанная форма — необработанная

форма, наличие — отсутствие осоз­нанного отбора), но также и к

закономерностям функционирова­ния, к различиям, наблюдаемым в общественных

сферах исполь­зования каждой из форм существования языка (сфера

государ­ственного управления и делопроизводства, науки, публицистики, школы,

быта, искусства и т. д.).

При определении дифференциальных признаков литературного языка необходимо

принять во внимание, что литературный язык — категория историческая: степень

обработанности, строгость отбо­ра и регламентации могут быть неодинаковыми не

только в разных литературных языках, но и в разные периоды истории одного и

того же языка; не тождественны в разных языках и в разные пе­риоды истории

одного языка распределение и закрепление от­дельных форм существования языка за

той или иной сферой об­щения, с чем, в свою очередь, связана и большая или

меньшая функциональная нагрузка литературного языка.<502>

Общее содержание понятия «литературный язык», намеченное выше, получает,

таким образом, конкретизацию в зависимости от исторических условий

формирования, развития и функциони­рования литературного языка. В этой связи

может быть выделено несколько типов литературных языков, обладающих довольно

значительными отличиями (см. стр. 544—545).

Термин «литературный язык» как обозначение обработанной формы языка, хотя и

довольно распространен, особенно в науч­ной традиции СССР, Франции (langue

litteraire), Италии (lingua litteraria) и др., отнюдь не является

единственным. В англо­американской традиции, особенно в применении к

современным литературным языкам широко распространен термин «языковый

стандарт», или «стандартный язык», чаще всего по отношению к орфоэпической

норме; в последние годы этот термин получает распространение и в славистике

(ср. [46]);в немецком языкознании с тем же значением употребляется

Schriftsprache («письменный язык», Hochsprache), в последние годы —

Gemeinsprache «общий язык», Einheitssprache «единый язык»; в Чехословакии,

возможно отча­сти под влиянием немецкой традиции, spisovny jazyk «письмен­ный

язык», в Польше — język kultuiralny «язык культуры», «куль­турный язык».

Отсутствие единой выработанной терминологии наблюдается не только в разных

национальных научных традициях, но и в пределах лингвистической науки одной

страны. Частично оно объясняется природой самого объекта — его

многовариантно­стью и исторической изменчивостью. Французский термин langue

commune «общий язык», немецкие Einheitssprache, Gemeinspra­che применимы по

преимуществу к языковым отношениям доволь­но позднего исторического периода,

связанного с процессом фор­мирования и развития наций: в России такой единый,

общий язык оформляется лишь в XVIII — первой половине XIX в. [10, 114], в

Англии и Франции, где процесс выработки национального един­ства завершается

несколько раньше, этот термин применяется на­чиная с XVI — XVII вв.; в Италии

же и Германии выработка единого литературного языка затянулась вплоть до

второй по­ловины XIX в., причем универсальность этого стандарта была долгое

время ограничена (см. стр. 505, 537). Очевидно, что к более ранним периодам

истории названных языков эти термины непри­менимы.

В свою очередь, термины «стандартный язык», «языковой стан­дарт» предполагают

существование единой нормы на всех ярусах языковой системы, т. е. приемлемы к

определенному типу лите­ратурных языков. Д. Брозович справедливо отмечает, что

исто­рию стандартного языка следует начинать с того момента, когда он

распространяется по всей территории и когда стабилизуются его субстанция и

структура [5, 23].<503>

Наконец и термины «Schriftsprache», «spisovny język», как это явствует

из их внутренней формы, соответствуют природе объек­та лишь в тех случаях,

когда обработанная форма языка высту­пает только в письменности, что

характерно, например, для пись­менного литературного сингалезского языка на

Цейлоне [51]; однако вряд ли этот термин удобен при анализе устной

реализа­ции литературного языка там, где она имеется, особенно в приме­нении

к орфоэпической норме литературного языка. Употреби­тельность этих терминов в

чешской и немецкой традиции отча­сти обусловлена ролью, которую письменная

фиксация сыграла в образовании нормы этих литературных языков.

Что касается термина «литературный язык», то некоторым его недостатком

является известная двусмысленность — возможность употреблять его в двух

значениях: как обозначение языка худо­жественной литературы и как обозначение

обработанной формы языка. Между тем эти два понятия отнюдь не совпадают.

Литературный язык, с одной стороны, шире, чем понятие «язык художественной

литературы», так как литературный язык вклю­чает не только язык

художественной литературы, но также язык публицистики, науки и

государственного управления, деловой язык и язык устного выступления,

разговорную речь и т. д.; с другой стороны, язык художественной литературы —

более ши­рокое понятие, чем литературный язык, так как в художественное

произведение могут быть включены элементы диалекта, городских полудиалектов,

жаргонизмы. Несмотря на отмеченную двусмыс­ленность, термин «литературный

язык» все же является наиболее нейтральным и объемным, если учитывается его

несовпадение с с термином «язык художественной литературы». Именно

вслед­ствие своей нейтральности он вполне соответствует тому инвариан­ту

понятия «обработанная форма существования языка», который может быть выявлен

в качестве общей типологической характери­стики литературного языка путем

снятия вариантного многооб­разия, обусловленного конкретными историческими и

местными условиями.

Необходимо отметить, что языковеды, употребляющие термин «литературный язык», не

едины в определении его содержания. Расхождения проходят в нескольких

направлениях, причем вы­двигаются разные критерии ограничения понятия

«литературный язык». Так, например, Б. В. Томашевский и А. В. Исаченко

пола­гали, что литературный язык, в современном его понимании, оформляется

только в эпоху существования сложившихся наций. Б. В. Томашевский писал в этой

связи: «Литературный язык в современном его смысле предполагает наличие

национального язы­ка, т. е. исторической его предпосылкой является наличие

нации, во всяком случае термин этот имеет особый и достаточно опре­деленный

смысл в пределах национального языка» [33, 177—179]. Более подробно ту же мысль

развивал А. В. Исаченко [20, 149—<504> 158; 21, 24—28]. Полагая, что

обязательными признаками вся­кого литературного языка являются: 1)

поливалентность, под ко­торой понимается обслуживание всех сфер национальной

жизни, 2) нормированность, 3) общеобязательность для всех членов кол­лектива и

в связи с этим недопустимость диалектных вариантов, 4) стилистическая

дифференцированность, Исаченко считает, что, поскольку эти признаки присущи

лишь национальным языкам, литературный язык не может существовать в

донациональный пе­риод. Поэтому все «типы графически запечатленной речи»

донационального периода называются им письменными языками. Под эту рубрику

фактически попадает язык крупнейших писателей и поэтов эпохи Возрождения в

Италии (Данте, Петрарка, Боккачио), эпохи Реформации в Германии (М. Лютер, Т.

Мурнер, Ульрих фон Хуттен, Ганс Сакс), язык классической литературы в Риме и

Греции, Китае и Японии, в Персии и арабских странах (см. ниже). Вместе с тем

остается неясным, к какой форме суще­ствования языка следует, согласно

изложенной концепции, от­нести язык величайших творений устного эпоса — язык

Гомера, Эдды, Беовульфа, песни о Роланде, язык среднеазиатской эпи­ческой

поэзии и сванских песен и т. д.

Дифференциальные признаки, перечисленные А. В. Исачен­ко, действительно наиболее

четко проявляются в литературных языках национального периода, однако отнюдь не

в любом на­циональном литературном языке представлена вся совокупность этих

признаков, поскольку отдельные различительные черты лишь постепенно

вырабатываются в истории конкретных языков и к тому же не в одни и те же

периоды. Кроме того, и это особенно су­щественно для понимания развития

литературных языков, ста­новление их отдельных дифференциальных признаков

протекает крайне неравномерно. Так, например, немецкий язык становится

поливалентным уже в конце XVII — начале XVIII в., област­ная же вариативность и

отсутствие общеобязательной нормы, особенно в произношении, продолжает

устойчиво сохраняться: в частности, локальные особенности в произношении

отражаются даже в рифмах Гёте и Шиллера, что отнюдь не воспринималось

современниками как нарушение нормы [14, 175]. Более того, по­ливалентность и

общеобязательность далеко не повсеместно ха­рактеризуют современные

национальные языки: в арабских стра­нах сфера употребления литературного языка,

представляющего собой современный этап в развитии классического арабского,

ограничена тем, что в повседневном общении не только дома, но и на работе, как

правило, литературный язык не используется, его заменяют местные

обиходно-разговорные койнэ. Вместе с тем ре­гиональные формы врываются в сферы

общения, закрепленные за литературным языком — они проникают в радио,

телевидение, театр и кино [4; 36]. В Чехословакии в устном общении не только в

быту, но и в сфере общественной практики широко использует<505>ся так

называемый обиходно-разговорный язык, несмотря на то, что чешский литературный

язык реализуется не только в письмен­ной, но и в устной форме

1. Можно в этой связи сослаться и на языковую ситуацию в Италии, где весьма

сложно соотношение литературной нормы и областных вариантов: в устной

разновид­ности литературного языка стойко сохраняется связь с местными

диалектами, письменный же стандарт воспринимается нередко как нечто

искусственное [6, 80]. Еще в конце XIX в. И. Асколи [41] отмечал, что итальянцы

лишены единства литературной нор­мы. Показательно, что и в последние

десятилетия региональные формы широко распространены в художественной

литературе не только в качестве средства речевой характеристики действую­щих

лиц (ср. использование неаполитанского диалекта в пьесах известного драматурга

Эдуардo де Филиппo), но и в языке разных поэтических жанров

2.

Ограничение поливалентности национального литературного языка происходит и в

результате его исключения из таких сфер общения, как государственное

управление, наука, деловая пере­писка: ср. статус чешского литературного

языка в Австро-Венгрии или украинского и грузинского языка в дореволюционной

России.

Таким образом, система дифференциальных признаков разных литературных языков

даже в эпоху существования нации не яв­ляется абсолютно тождественной, ни тем

более стабильной. Мно­гообразие литературных языков обусловлено конкретными

исто­рическими условиями, в которых развивался каждый язык: темпами

становления экономического, политического и культур­ного единства народа и

связанным с этим соотношением разных форм существования языка —

распределением и закреплением этих форм за отдельными сферами человеческой

деятельности (см. стр. 510—516).

Неизменным и постоянным качеством литературного языка, всегда выделяющим его

среди других форм существования язы­ка и наиболее полно выражающим его

специфику, является обработанность языка и связанные с ней отбор и

относительная рег­ламентация. Но эти признаки присущи литературному языку не

только в национальный период его существования (см. ниже, стр. 520 и след). Нет

поэтому основания столь резко противопоста<506>влять обработанную форму

языка в разные периоды его развития, хотя бесспорно в процессе развития

литературный язык пре­терпевает качественные изменения, обусловленные прежде

всего расширением его функций и изменением его социальной базы (см. стр.

531—533).

К точке зрения Б. В. Томашевского и А. В. Исаченко до изве­стной степени

примыкают и те лингвисты, которые отождествляют литературный язык и языковый

стандарт, что ведет к сужению понятия «литературный язык» и закрепляет этот

термин лишь за одним из исторических типов литературного языка

3.

Существует также тенденция известного отождествления лите­ратурного языка и

письменного языка. Так, например, А. И. Ефи­мов в своих работах по истории

русского литературного языка относил к образцам литературного языка любую

письменную фик­сацию, включая частные письма XII в., не представлявшие собой

обработанной формы языка (ср. критику этой точки зрения в [8]).

Понятие «обработанная форма языка» отнюдь не тождественно, как уже отмечалось

выше, понятию «язык художественной ли­тературы». Различительный признак

«обработанная форма языка» предполагает наличие определенного отбора и

известной регла­ментации, осуществляемых, однако, на основе разных

крите­риев; к их числу относятся жанрово-стилистические критерии, со­циально-

стилистический отбор, а также отказ от узко-диалектных явлений и общая

тенденция к наддиалектному языковому типу. По­добная характеристика применима

к языку художественной лите­ратуры (как к индивидуальному творчеству мастеров

слова, так и к древней эпической поэзии), к деловой и религиозной прозе, к

публицистике и языку науки, к разнотипным устным выступле­ниям. Вряд ли можно

согласиться с В. В. Виноградовым, возра­жавшим против рассмотрения языка

устной поэзии как устной разновидности литературного языка [8, 39]. Язык,

получивший фиксацию в древней эпической поэзии разных народов, был вы­соким

образцом обработанного языка [23, 39] со строгим лексиче­ским отбором и

своеобразной регламентацией (ср. поэмы Гомера, песни Эдды, среднеазиатский

эпос и т. д.). Устной поэзией было и творчество минестрелей, шпильманов и

минезингеров, являв­шихся носителями литературных языков и оказавших

значитель­ное влияние на их развитие.

Устная реализация литературных языков может проявляться в двух формах: в устном

творчестве, особенно в донациональный период, и в устных выступлениях разного

стиля, начиная от об­разцов ораторской речи, научных выступлений до

разговорно-<507>литературной речи; наиболее многообразным этот второй тип

ста­новится в период развития национальных языков. За первым ти­пом в данной

работе закрепляется термин «устная разновидность литературного языка», за

вторым — термин «устная форма лите­ратурного языка»; устная форма литературного

языка выступает как в книжных стилях (научное выступление, публицистическое

выступление и т. д.), так и в литературно-разговорном стиле.

МЕСТО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА СРЕДИ ДРУГИХ ФОРМ

СУЩЕСТВОВАНИЯ ЯЗЫКА

Литературный язык и диалект

Специфика литературного языка, как уже отмечалось выше, наиболее ясно

проявляется в противопоставлении другим формам существования языка. Если

представить себе эти формы как мно­гочленный ряд сосуществующих компонентов,

то крайние пози­ции, несмотря на многообразие конкретных ситуаций, занимают

литературный язык и территориальный диалект. Противопоставленность этих двух

форм обусловлена всей системой их разли­чительных признаков, из которых одни

являются ведущими и безусловными, другие могут в определенных условиях, как

это будет отмечено ниже, нейтрализоваться.

I. Диалект — территориально ограничен­ная форма существования языка.

В феодальную эпоху его границы соотнесены с границами фео­дальных территорий.

Но и в других исторических условиях тер­риториальная ограниченность и

связанность диалекта сохраняет силу, причем она выявляется наиболее полно в

оппозиции лите­ратурному языку. Бесспорно, современные арабские диалекты

являются прежде всего разговорным языком населения каждой арабской страны, но

на них в последние десятилетия начинает создаваться значительная литература.

Таким образом, они пред­ставляют собой иные и значительно более сложные

языковые образования, чем диалекты средневековой Европы, однако

терри­ториальная ограниченность и связанность современных арабских диалектов

выступает, наряду с другими их особенностями, в противопоставленности

арабскому литературному языку, единому и общему во всех арабских странах. Эта

специфика диалекта со­храняется повсеместно также в эпоху формирования и

развития национальных языков, хотя система строевых признаков диалек­та может

размываться под влиянием литературного языка, осо­бенно там, где литературный

язык обладает достаточным един­ством и регламентацией.

Литературный язык в противоположность диалекту не харак­теризуется столь

интенсивной территориальной ограниченностью<508> и связанностью. Любой

литературный язык имеет более или менее определенный наддиалектный ха­рактер.

Это относится даже к эпохе столь интенсивного дро­бления, как эпоха феодализма.

Так, во Франции XI—XII вв. в западных англо-нормано-анжуйских владениях

формируется письменно-литературный язык в таких литературных образцах, как

Песнь о Роланде, Паломничество Карла Великого, произве­дения Марии Французской.

Хотя некоторая областная окраска отражается в фонетике и морфологии этих

памятников, ни один из них нельзя признать принадлежащим какому-либо отдельному

диалекту западной группы: нормандскому, франсийскому или какому-либо диалекту

северо-западной или юго-западной подгруп­пы [23, 39]. Поэтому оказывается

возможным лишь в самой общей форме приурочить локальные особенности в языке

этих памятни­ков к разным диалектным группам того времени [23, 34].

Аналогичное явление наблюдается в большей или меньшей степени и в других

литературных языках донационального пе­риода, точнее — до периода выработки

единой литературной нормы или общенационального языкового стандарта. Так, в

Германии, где феодальная раздробленность была особенно значительной и

устойчивой и литературный язык выступал в нескольких област­ных вариантах,

обладавших различиями не только в фонетико-графической системе, но и в

лексическом составе, а отчасти и в морфологии, уже в памятниках литературного

языка XII—XIII вв., как поэтических, так и прозаических, нет непосредственного

отражения диалектной системы той области, к которой относится тот или иной

памятник: прослеживается сознательный отбор, исключение узко-диалектных

особенностей. В условиях сущест­вования письменной фиксации и (хотя

ограниченных) торговых и культурных связей между отдельными территориями в

Герма­нии начиная с XIII — XIV вв. происходило интенсивное взаи­модействие

между сложившимися областными вариантами лите­ратурного языка. Даже Север

страны, наиболее обособленный в языковом отношении, не оставался изолированным.

Показатель­ным в этой связи является проникновение южных форм и южной лексики,

нередко вытеснявших местные формы из литературного языка Средней Германии как

на Западе в районе Кельна (ср. вытеснение локального -ng- под влиянием более

общего -nd- в словах типа fingen ~ finden), Майнца (ср. также вытеснение

средненемецких местоименных форм her 'он', цm 'ему' южными er, im),

Франкфурта-на-Майне, так и на Востоке, в Тюрингии и Саксонии (ср. ту же систему

местоимений). Любопытным следствием этих процессов являлись многочисленные

региональные дублеты в языке одного и того же памятника; в средненемецких

памятни­ках XIV в. местные biben 'дрожать', erdbibunge 'землетрясение',

otmфotikeit 'смирение', burnen 'гореть', heubt 'голова', ужива­лись рядом с

более южными pidmen, ertpidmen, dernuotikeit,<509> brennen. Сознательное

подражание определенному варианту ли­тературного языка прослеживается уже в

XIII в., когда большин­ство авторов стремились писать на языке, близком к

закономер­ностям юго-западного варианта, поскольку юго-запад был тогда центром

политической и культурной жизни Германии [15, 255—259].

Наддиалектный характер литературного языка эпохи феода­лизма связан и с

особенностями системы стилей литературного языка, постепенно складывающейся

уже в ту эпоху. Становление стилей философско-религиозной, научной,

публицистической ли­тературы способствовало развитию пластов лексики, не

сущест­вовавших в диалектах и обнаруживающих по преимуществу ин­тердиалектный

характер. В ряде стран (западноевропейские стра­ны, славянские страны, многие

страны Востока) становление этих специфичных для литературного языка стилей

осуществляется под влиянием чужого литературного языка — в славянских

Стра­нах под влиянием старославянского литературного языка, в За­падной

Европе под влиянием латыни, на ближнем Востоке под влиянием арабского языка,

в Японии под влиянием китайского языка и т. д. Это иноязычное влияние, в свою

очередь, способст­вует обособлению литературных языков от территориальной

свя­занности и ведет к формированию в их системе наддиалектных черт. Поэтому

язык древнерусских памятников, хотя и отражал опре­деленные особенности

диалектных областей, характеризовался многообразным смешением русских и

старославянских элементов и тем самым не обладал той территориальной

ограниченностью, которая характеризует диалект.

Наиболее полно эта черта литературного языка и тем самым наиболее полная его

противопоставленность диалекту проявляют­ся в эпоху существования

национального единства, когда офор­мляется единый общеобязательный стандарт.

Но возможны и другие случаи, когда еще в донациональную эпоху древний

пись­менный литературный язык настолько отдаляется от процесса развития живых

диалектов, что оказывается изолированным от их территориального многообразия,

как это было в арабских странах, в Китае и Японии [24], причем опора на

архаичную традицию может происходить в разных исторических условиях и в

разные периоды истории конкретных литературных языков. Так, средневековый

китайский литературный язык VIII — ХII вв. в значительной степени опирался на

книжные источники VII — II вв. до нашей эры, что способствовало его

обособлению от разго­ворного языкового стиля [24, 43—44]; в совершенно иных

усло­виях аналогичные закономерности характеризовали развитие чеш­ского языка

XVIII в. (см. ниже).

II. Литературный язык противопоста­вляется диалекту и по общественным функциям,

которые он осуществляет, а тем самым и по своим стилевым

возможностям.<510>

С момента формирования литературного языка у того или ино­го народа за

диалектом обычно остается сфера бытового общения. Литературный же язык

потенциально может функционировать во всех сферах общественной жизни — в

художественной литерату­ре, в государственном управлении, в школе и науке, в

производстве и быту; на определенном этапе развития общества он стано­вится

универсальным средством общения. Процесс этот сложен и многообразен, так как

в нем помимо литературного языка и диа­лекта принимают участие промежуточные

формы обиходно-раз­говорной речи (см. стр. 525—528).

В пределах рассмотрения различительных признаков литера­турного языка следует

подчеркнуть многофункциональность и связанное с ней стилевое разнообразие

литературного языка в отличие от диалекта. Бесспорно, эти качества обычно

накапливают­ся литературным языком в процессе его развития, но существенна

тенденция данной формы существования языка к многофунк­циональности, более

того — само становление литературного язы­ка происходит в условиях выработки

его функционально-стиле­вого разнообразия.

Функциональная нагрузка литературных языков неодинакова в разных исторических

условиях, причем определяющую роль здесь играет уровень развития общества и

общей культуры на­рода. Арабский древний литературный язык оформляется в VII—

VIII вв. как язык поэзии, мусульманской религии, науки и шко­лы в результате

высокого уровня развития, которого достигла тогда арабская культура. Стилевое

многообразие древнегречес­кого литературного языка неразрывно связано с

разными жанра­ми литературы (эпос, лирическая поэзия, театр), с процветанием

науки и философии, с развитием ораторского искусства.

Иная картина наблюдается в Западной Европе. У истоков ли­тературных языков

Западной Европы были поэтические и про­заические жанры художественной

литературы, народный эпос; в Скандинавии и Ирландии выделяется, наряду со

стилем эпиче­ской поэзии, прозаический стиль древних саг. К наддиалектному типу

языка примыкал и язык древних рунических надписей (V—VIII вв.), так называемое

руническое койнэ [25, 19—53]. XII—XIII вв.— период расцвета рыцарской лирики и

рыцарско­го романа — дают высокие образцы провансальского, француз­ского,

немецкого, испанского литературных языков. Но эти ли­тературные языки

относительно поздно начинают обслуживать науку и образование, отчасти в

результате заторможенного раз­вития науки, но главным образом вследствие того,

что завоева­ние литературным языком других сфер общения тормозилось в

западно-европейских странах длительным господством латыни в области права,

религии, государственного управления, образо­вания и распространенностью в

бытовом общении диалекта. Вытес­нение латыни и замена ее литературным языком

данного народа<511> протекали во многом неодинаково в разных европейских

странах.

В Германии с XIII в. немецкий язык проникает не только в дипломатическую

переписку, в частно-правовые и государственные грамоты, но и в юриспруденцию.

Крупные правовые памят­ники, Sachsenspiegel и Schwabenspiegel, пользовались

огромной популярностью, о чем свидетельствует существование много­численных

рукописных вариантов из разных областей Германии. Почти одновременно немецкий

язык начинает завоевывать и сферу государственного управления

4. Он господствует в имперской канцелярии Карла IV. Но латынь остается

языком науки факти­чески до конца XVII века, она длительно господствует в

универ­ситетском преподавании: еще в XVII в. чтение лекций на немец­ком языке

встречало ожесточенное сопротивление. Определенному укреплению позиций латыни

даже в некоторых литературных жанрах (драма) способствовала в Германии и эпоха

Возрождения.

В Италии еще в XV в. в связи с общим направлением культу­ры эпохи Возрождения

латынь оказывается единственным офи­циально признанным языком не только

науки, но и художествен­ной литературы, и лишь столетие спустя итальянский

литератур­ный язык постепенно завоевывает права гражданства как

много­функциональный письменно-литературный язык. Во Франции ла­тынь

употреблялась и в XVI в. не только в науке, но и в юрис­пруденции, в

дипломатической переписке [6, 355], хотя уже Франциск I ввел французский язык

в королевскую канцелярию.

Типологически близкие черты обнаруживает и функциониро­вание литературных

языков в древней Руси, в Болгарии и Сер­бии. Так, например, развитие древнего

русского литературного языка тоже происходило в условиях своеобразного

двуязычия, поскольку область культа, науки и некоторые жанры литературы

обслуживал старославянский язык [8]. До конца XVII в. этот чужой, хотя и

близкородственный язык, противопоставлялся литературному языку на народной

основе, т. е. русскому лите­ратурному языку в собственном смысле этого слова,

поэтому упот­ребление русского литературного языка, его стилевое

многооб­разие оказались ограниченными: он выступал лишь в деловой

письменности, в таких памятниках, как «Русская Правда», и некоторых жанрах

литературы (жития святых, летопись и неко­торые другие памятники). Только в

начале XVIII в. обозначает­ся процесс разрушения двуязычия и как следствие

этого — по­степенное функционально-стилевое обогащение литературного языка.

В большинстве литературных языков СССР черты универсаль­ного средства общения

формируются только после Октябрьской<512> революции в результате

завоевания литературным языком та­ких сфер, как государственное управление,

наука, высшее об­разование. С этим связаны и изменения в системе

функцио­нальных стилей этих языков, в составе их лексики (ср. формиро­вание

общественно-политической и научной терминологии) и в синтаксических

закономерностях [17]. Сказанное относится даже к языкам с длительной

письменно-литературной традицией, как, например, грузинский, украинский,

армянский, азербайд­жанский литературные языки.

Следовательно, и такие различительные признаки литератур­ного языка, как

многофункциональность и связанное с ней сти­левое разнообразие, не являются

чем-то абсолютным и стабиль­ным. Характер этой многофункциональности, темпы

накопления в литературном языке тех признаков, которые превращают его в

универсальное средство общения, зависят от исторических ус­ловий, в которых

функционирует данный литературный язык, от предшествующей его истории.

В большинстве литературных языков позднее всего происхо­дит овладение сферой

бытового общения, если вообще данный ли­тературный язык в процессе своего

развития становится универ­сальным языком. Даже во Франции, где рано оформилось

единст­во литературного языка, сфера устного общения сохраняла зна­чительные

локальные особенности вплоть до XVIII в.

5

В отличие от литературного языка, территориальный диалект типологически не знает

многофункциональности и стилевого раз­нообразия, поскольку после выделения

литературного языка ос­новная функция диалекта — служить средством общения в

быту, в повседневной жизни, т. е. его «функциональный стиль» — раз­говорная

речь. Так называемая литература на диалектах пред­ставляет собой чаще всего

областные варианты литературного языка. Вопрос о том, как следует определить

место литературы на диалектах в Италии, является спорным. В этой стране, в

резуль­тате позднего национального объединения (1861 г.) в течение дли­тельного

времени, наряду с общеитальянским литературным язы­ком, в каждой провинции

процветал собственный диалект, по-видимому, не только в функции

обиходно-разговорного средства общения у разных слоев населения [39, 73].

Обычно указывает­ся, что с XV—XVI вв. существовала региональная художест­венная

литература и еще в конце XIX в. — начале XX в. в Генуе издавался рабочий журнал

на местном диалекте [22, 133]. Однако действительно ли это литература на

диалекте в собственном зна<513>чении этого слова, или это региональные

варианты литературного языка, связанные с существующими областными и городскими

койнэ, — решить в настоящее время трудно. Однако показатель­но, что один из

крупнейших знатоков этого вопроса Б. Мильорини не отождествляет язык этой

литературы с диалектом в собствен­ном смысле этого слова: первый он называет

italiano regionale («региональный итальянский»), второй — dialetto lokale

(«локаль­ный, или территориальный диалект»), общеитальянский ли­тературный язык

называется просто italiano «итальянский» [49, 81—83]. Еще более сложен вопрос

об арабских диалектах, выс­тупающих как средство общения в разных арабских

странах. Во всяком случае их статус иной, чем статус диалектов в узком

зна­чении этого слова.

III. Характер распределения литератур­ного языка и диалекта по сферам

коммуника­ции в известной степени связан с соотношением письменной и устной

форм языка. Нередко можно встретить утверждение о пре­имущественной связи

литературного языка с письменностью, об особой роли книжного стиля в развитии

литературных языков6. В

известной степени это положение справедливо. Обработанная форма большинства

современных языков создавалась в вариан­тах книжно-письменных стилей и в

художественной литературе; выработка единства и общеобязательности, т. е.

оформление язы­кового стандарта, осуществляется часто раньше в письменной

фор­ме языка, отличающейся вообще большей стабильностью, чем устная форма. Не

только в таких странах, как Германия или Ита­лия, где длительное время единый

литературный язык был свя­зан по преимуществу с письменностью, но и в других

странах процессы нормализации, т. е. кодификации сознательно фикси­руемых норм,

соотнесены на первых стадиях этого процесса преимущественно с письменным

языком. Наряду с художествен­ной литературой в ряде стран (Россия, Франция,

Германия) определяющую роль в этом процессе играл язык деловой пись­менности. К

тому же в некоторых странах существуют литератур­ные языки, которые, будучи

резко противопоставленными разго­ворному языку, представляют собой более

древний, чем разго­ворный язык, тип того же языка и существуют фактически

толь­ко в письменной форме; на Цейлоне сингалезский литературный язык

существует только в письменной форме, сохраняя арха­ичный грамматический строй

(флективный) и резко отличаясь от аналитического языка устной коммуникации; в

Китае вэньянь являлся письменно-литературным языком, исторической<514>

моделью которого был литературный язык средневекового Китая VIII—XII вв.; в

Японии бунго — письменно-литературный язык, исторической моделью которого

является литературный язык Японии XIII—XIV вв. [24], в Индии

письменно-литературный санскрит сосуществует с живыми литературными языками;

ана­логичная ситуация имеется отчасти в арабских странах, где ли­тературный

язык, исторической моделью которого был класси­ческий арабский, представляет

собой в основном книжно-пись­менный язык.

Однако рассмотренные выше отношения между литературным языком и письменной

формой не являются универсальными и не могут быть включены в его общую

типологическую характеристи­ку. Как уже отмечалось выше, существование устной

разновид­ности литературного языка является столь же «нормальным» случаем, как

и существование письменно-литературных языков. Более того, можно утверждать,

что в определенные эпохи истории культуры обработанная форма языка,

противопоставленная раз­говорному языку, существует преимущественно в устной

разновид­ности (ср., например, греческий литературный язык эпохи Гомера). У

многих народов литературный язык практически древнее письменности, как бы

парадоксально это ни звучало, и в пись­менной форме фиксируется позднее то, что

создавалось на устной разновидности литературного языка. Так было с языком

эпиче­ских творений у разных народов Азии, Африки, Америки и Ев­ропы, с языком

устного права, религии. Но и в более позднюю эпоху, в условиях существования

письменности и наряду с раз­витием письменных стилей литературного языка,

литературный язык нередко выступает в устной разновидности; ср. язык

про­вансальских трубадуров XII в., немецких минезингеров и шпиль­манов XII—XIII

.в. и т. д. С другой стороны, система стилей современных литературных языков

включает не только письмен­ные стили, но и разговорный стиль, т. е. современные

литератур­ные языки выступают и в устной форме. Статус литературно-раз­говорных

стилей в разных странах неодинаков. Его конкурентами могут быть не только

территориальные диалекты, но и разные про­межуточные формы существования языка,

как обиходно-разго­ворный язык в Чехословакии, Umgangssprache в Германии, так

называемый итальянизированный жаргон в Италии

7. К тому же и книжные стили реализуются в устной форме (ср. язык

официаль­ных выступлений — политических, научных и т. д.).

Поэтому соотношение письменной и устной формы в примене­нии к литературному

языку и диалекту выражается не в том, что за каждым из них закрепляется только

письменная или только<515> устная форма, а в том, что развитие

книжно-письменных стилей, их многообразие характеризует только литературный

язык, неза­висимо от того, является ли литературный язык единым или он

реализуется в нескольких вариантах (см. ниже).

IV. Социальная база литературного языка — категория историческая, впрочем так

же, как и тер­риториального диалекта; по преимуществу здесь ведущую роль

играет общественный строй, при котором создавался тот или иной литературный

язык и в условиях которого литературный язык функционирует. Под социальной

базой понимаются, с одной сто­роны, социальная сфера использования

литературного языка или других форм существования языка, т. е. какая

общественная груп­па или группы являются носителями данной формы

существования языка, а с другой — какие общественные слои принимают учас­тие

в творческом процессе создания данной формы. Социальная база литературных

языков определяется прежде всего тем, на ка­кую языковую практику опирается и

чьим образцам следует ли­тературный язык в своем становлении и развитии.

В период расцвета феодализма в Европе развитие и функцио­нирование литературного

языка было связано главным образом с рыцарской и клерикальной культурой, что

обусловило опре­деленную ограниченность социальной базы литературного языка и

известное его обособление от разговорного языка не только сель­ского, но и

городского населения. Устная разновидность литера­турного языка была

представлена образцами рыцарской поэзии со свойственным ей строгим отбором

узкосословной тематики, с традиционными сюжетными штампами, определявшими и

штам­пы языковые. В Германии, где рыцарская культура развивалась позднее, чем в

других европейских странах, и где рыцарская поэ­зия была под сильнейшим

влиянием французских образцов, язык этой поэзии был буквально наводнен

заимствованиями из француз­ского языка: не только отдельными словами,

впоследствии ис­чезнувшими из языка вместе с исчезновением рыцарской куль­туры

(ср. chanзun 'песня', garзun 'мальчик', 'паж', schou 'радость', 'веселье', amie

'возлюбленная', rivier 'ручей', 'река' и т. д.), но и целыми оборотами. Этому

стилю немецкого литературного языка противостояли два других функциональных

стиля, связанных с книжно-письменной разновидностью немец­кого литературного

языка XIII—XIV вв.: стиль клерикальной и стиль правовой литературы. Первый из

них обнаруживает зна­чительное влияние латыни в лексике и особенно в синтаксисе

(партиципиальные 'обороты, оборот вин. п. с инф.), второй — наиболее близок к

разговорному языку. По-видимому, однако, в той устной форме литературного

языка, которая была представ­лена церковной проповедью (ср., например,

проповеди Бертольда Регенсбургского XIII в. или Гайлера фон Кайзерберга XV в.),

обнаруживается сближение клерикально-книжного стиля и стиля<516>

народно-разговорного как в лексических пластах, так и в синтак­сисе. Таким

образом, можно определить не только социальную базу немецкого литературного

языка XII—XIV вв., реализующего­ся в совокупности разных стилей, противостоящих

обиходно-раз­говорному языку (представленному множеством территориальных

диалектов), но и социальную обусловленность стилевой дифферен­циации в пределах

самого литературного языка.

Характеризуя процессы развития литературных языков Китая и Японии, Н. И.

Конрад писал, что общественная значимость средневекового литературного языка

в этих странах «ограничи­вается определенными, сравнительно узкими,

общественными сло­ями, главным образом,— господствующим классом» [24, 48].

Этим объяснялся и большой разрыв, который существовал между пись­менно-

литературным и разговорным языком.

Во Франции уже с XIII в. складывается относительно единый письменно-

литературный язык, вытесняющий другие письменно-литературные варианты. Указ

Франциска I (1539 г.) о введении французского языка вместо латыни был вместе

с тем направлен и против использования диалектов в канцелярской практике.

Фран­цузские нормализаторы XVI—XVII вв. ориентировались на язык двора (см.

деятельность Вожла во Франции.)

Если для средневековых литературных языков более или ме­нее типичным является их

узкая социальная база, поскольку но­сителями этих языков были господствующие

классы феодального общества, и литературные языки обслуживали культуру этих

общественных группировок, что, естественно, отразилось преж­де всего на

характере стилей литературного языка, то процесс формирования и развития

национальных литературных языков характеризуется нарастанием тенденций к их

демократизации, к расширению их социальной базы, к сближению книжно-пись­менных

и народно-разговорных стилей8.

В странах, где длитель­ное время господствовали средневековые

письменно-литератур­ные языки, движение против них было связано с развитием

нового господствующего класса — буржуазии. Складывание и оформле­ние так

называемого «обычного» языка в Китае и Японии, в дальней­шем развивающегося в

национальный литературный язык, со­отнесено с зарождением капиталистических

отношений и ростом буржуазии [24]. Аналогичные социальные факторы действовали в

странах Западной Европы, где формирование наций происхо­дило в условиях

зарождающегося капитализма (см. ниже).

История литературных языков, смена типов литературного языка связаны с

изменениями социальной базы литературного языка и через это звено — с

процессами развития общественного<517> строя. Однако не всегда

поступательный ход истории сопровож­дается обязательным расширением социальной

базы литера­турного языка, его демократизацией. Многое в этом процессе за­висит

от конкретных исторических условий. Интересны в этой связи изменения,

происходившие в истории чешского литератур­ного языка. XVI в. — золотой век

чешской литературы и чешского литературного языка, достигшего в этот период

известного един­ства. В эпоху гуситских войн происходит определенная

демо­кратизация литературного языка в отличие от узко сословного его характера

в XIV—XV вв. [37, 38]. После подавления чешского восстания 1620 г. чешский язык

в результате националистической политики Габсбургов фактически изгоняется из

важнейших об­щественных сфер, в которых тогда господствуют латынь или не­мецкий

язык. В 1781 г. немецкий язык становится государствен­ным языком. Национальное

угнетение обусловило падение куль­туры чешского литературного языка, так как

чешский язык упот­реблялся по преимуществу сельским населением, говорившим не

на литературном языке [30, 15]. Возрождение литературного чешского языка

происходило в конце XVIII — начале XIX в. в связи с ростом

национально-освободительного движения, но деятели литературы и науки опирались

при этом не на живой раз­говорный язык, а на язык литературы XVI в., далекий от

разго­ворного языка разных слоев чешского народа. «Новый литератур­ный чешский

язык, — писал Матезиус, — стал таким образом са­мым архаическим членом почетной

семьи славянских языков и трагически отдалился от разговорного чешского языка»

[48, 442]. В этих условиях социальная база литературного чешского языка в XIX

в. оказалась более узкой, чем в эпоху гуситских войн.

Широта социальной базы территориального диалекта обрат­но пропорциональна широте

социальной базы литературного язы­ка: чем уже социальная база литературного

языка, чем более сос­ловно ограниченную языковую практику она воплощает, тем

шире социальная база нелитературных форм существования языка, в том числе и

территориального диалекта. Широ­кое распространение диалектов в Италии XIX—XX

вв. противо­стоит ограниченности социальной базы литературного языка; в

арабских странах ограниченная социальная база литературного языка уже в Х в.

способствовала широкому развитию диалектов [4, 164]; в Германии XIV—XV вв.

преимущественная связь не­мецкого литературного языка с книжно-письменными

стилями обусловила его употребление только среди общественных групп, владевших

грамотой на немецком языке, поскольку же грамот­ность тогда была привилегией

духовенства, городской интелли­генции, в том числе деятелей имперских,

княжеских и городских канцелярий, отчасти дворянства, представители которого

были не­редко малограмотными, то основная масса городского и сельского

населения оставалась носителем территориальных диалектов.<518>

В последующие века соотношение меняется. Диалект вытесняется в результате

наступления литературного языка и разных типов областных койнэ или

интердиалектов (см. ниже), причем наиболее прочные позиции он сохраняет в

сельской местности, особенно в более отдаленных от крупных центров населенных

пунктах.

Устойчивость диалекта дифференцирована и среди разных воз­растных групп

населения. Обычно старшее поколение остается верным территориальному

диалекту, тогда как младшее поколе­ние является по преимуществу носителем

областных койнэ. В ус­ловиях существования стандартизованных литературных

языков соотношение социальной базы литературного языка и диалекта

представляет собой весьма сложную картину, так как определяю­щими социальную

базу факторами являются не только дифферен­циация жителей города и деревни,

но также возрастной и обра­зовательный ценз.

Многочисленные работы, выполненные в последние деся­тилетия на материале разных

языков, показали примерно однотип­ную социальную стратификацию литературных и

нелитератур­ных форм в тех странах, где территориальный диалект сохраняет

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36