Книга: Общее языкознание - учебник

Книга: Общее языкознание - учебник

значительные строевые отличия от литературного языка и где относительно

ограничена роль языкового стандарта

9.

Весьма существенно также наличие даже в современных усло­виях в разных странах

своеобразного двуязычия, когда владею­щий литературным языком и употребляющий

его в официальных сферах общения использует диалект в быту, как это наблюдалось

в Италии, Германии, в арабских странах. Социальная стратифи­кация тем самым

перекрещивается со стратификацией по сферам общения. Употребление литературного

языка в быту восприни­мается в некоторых частях Норвегии как известная

аффектация. Это явление характерно не только для современных языковых

отношений: всюду, где функциональная система литературного язы­ка была

ограничена книжными стилями, диалект оказывался наиболее распространенным

средством устного общения, конку­рируя первоначально не с устно-разговорными

стилями литера­турного языка, которые тогда еще не существовали, а с

обиход­но-разговорными койнэ, последние оформляются на определенном этапе

развития общества и связаны по преимуществу с ростом городской культуры.

По-видимому, типологически устно-разговор­ные стили литературного языка

развиваются на более позднем историческом этапе, чем обиходно-разговорное

койнэ; те социаль­ные слои, которые использовали литературный язык в таких

об<519>щественных сферах, как государственное управление, религия,

художественная литература, в быту ранее применяли либо диа­лект, который в этих

условиях обладал положением региональ­но ограниченного, но социально

общенародного средства общения, либо региональные койнэ.

V. Поскольку литературный язык, в каких бы исторических разновидностях он ни

выступал, всегда является единственной обработанной формой существования языка,

противопоставленной необработанным формам, специфика литературно­го языка, как

уже отмечалось выше, связана с опре­деленным отбором и относительной

рег­ламентацией. Ни территориальному диалекту, ни проме­жуточным между

территориальным диалектом и литературным языком формам подобный отбор и

регламентация не свойственны. Следует подчеркнуть, что наличие отбора и

относительной регла­ментации еще не означает существования стандартизации и

ко­дификации строгих норм. Поэтому нельзя безоговорочно принять утверждение,

высказанное А. В. Исаченко (см. стр. 505), что лите­ратурный язык

противопоставляется другим формам существова­ния языка как нормированный

языковый тип ненормированному. Возражения вызывает как форма данного

утверждения, так и его содержание. Норма, хотя и не осознанная и не получившая

ко­дификации, но делающая возможным беспрепятственное общение, свойственна и

диалекту, вследствие этого вряд ли здесь возможно принимать противопоставление

нормированного типа языка не­нормированному типу. Ненормированность,

определенная зыб­кость характеризует скорее разные интердиалекты о которых

подробно см. ниже). С другой стороны, если под нормированным ти­пом понимать

наличие последовательной кодификации осознанных норм, т. е. наличие

нормализационных процессов, то эти процессы развиваются только в определенных

исторических условиях, ча­ще всего в национальную эпоху, хотя возможны и

исключения (ср. систему нормативов, представленную в грамматике Панини), и

характеризуют только определенную разновидность литератур­ного языка (см.

ниже). Отбор же и связанная с ним относительная регламентация языка

предшествуют нормализационным процес­сам. Отбор и регламентация выражаются в

стилистических норма­тивах, столь специфичных для языка эпоса, в использовании

определенных лексических пластов, что характерно также для языка эпической

поэзии у разных народов. Весьма интенсивны эти процессы в языке рыцарской

поэзии Западной Европы, где оформляется своеобразный пласт сословной лексики.

Общим для языка рыцарской поэзии является и стремление избежать употребления

бытовой лексики и разговорных оборотов. Факти­чески те же тенденции

обозначаются в древних литературных языках Китая и Японии, в арабских странах,

в узбекском пись­менном литературном языке; строгий отбор и регламентацию

об<520>наруживает и древнегрузинский литературный язык (памятники c V в.

н. э.), достигающий высокой степени обработанности. Одним из проявлений этого

отбора является и включение определенного пласта заимствованной книжной

лексики.

Отбор и относительная регламентация характеризуют, однако, не только лексику

литературного языка. Преобладание в опре­деленные периоды истории многих

литературных языков книжно-письменных стилей является одним из стимулов

осуществления отбора и регламентаций в синтаксисе и фонетико-орфографических

системах. Синтаксическая неорганизованность, свойствен­ная спонтанной

разговорной речи, преодолевается в литератур­ных языках путем постепенного

оформления организованного синтаксического целого. Модели книжно-письменных и

разговор­ных синтаксических структур сосуществуют в языковой системе: это

прежде всего относится к оформлению сложного синтаксиче­ского целого, но

может касаться и других структур. Литератур­ный язык является не только

творческим фактором создания новых синтаксических моделей, связанных с

системой книжно-письмен­ных стилей, но и осуществляет их отбор из имеющегося

синтакси­ческого инвентаря и тем самым относительную регламента­цию.

В отличие от эпохи существования в литературном языке строгой

последовательной кодификации, в донациональный пе­риод в нем преобладает,

несмотря на отбор, возможность относи­тельно широкой вариативности (см. гл.

«Норма»).

В донациональный период отбор и относительная регламен­тация четко

прослеживаются в тех случаях, когда литературный язык объединяет черты

нескольких диалектных районов, что наб­людается особенно ясно в истории

нидерландского языка XIII— XV вв., где происходила смена ведущих областных

вариантов литературного языка: в XIII—XIV вв. в связи с экономическим и

политическим расцветом Фландрии центром развития литера­турного языка

становятся сначала ее западные, а затем восточные районы. Западно-фламандский

вариант литературного языка сме­няется в этой связи в XIV в.

восточно-фламандским вариантом, отличающимся значительно большей нивелировкой

местных осо­бенностей. В XV в., когда ведущую политическую, экономичес­кую и

культурную роль начинает играть Брабант с центрами в Брюсселе и Антверпене,

здесь развивается новый вариант ре­гионального литературного языка, сочетавшего

традиции более старого фламандского литературного языка и обобщенные черты

местного диалекта, достигая известной унификации [26]. Подоб­ное объединение

разных областных традиций литературного язы­ка реализуется только в результате

отбора и более или менее осоз­нанной регламентации, хотя и не получившей

кодификации. Частично и развитие литературных языков осуществляется в связи с

изменением принципа отбора. Характеризуя процессы развития<521> русского

литературного языка, Р. И. Аванесов писал, в частно­сти, о фонетической

системе: «Фонетическая система литератур­ного языка развивается путем

отбрасывания одних вариантов того или иного звена и замены их другими

вариантами» [1, 17], но процесс этот обусловлен определенным отбором,

вследствие чего далеко не все новые фонетические явления, характеризующие

раз­витие диалекта, получают отражение в литературном языке.

В связи с тем, что отбор и регламентация являются важнейши­ми различительными

признаками литературных языков, некото­рыми учеными выдвигалось положение о

том, что литературному языку, в отличие от «общенародного языка» (о понятии

«об­щенародный язык» см. дальше), внутреннее развитие свойственно не на всех

уровнях его системы. Так, например, развитие фонети­ческой и морфологической

подсистем осуществляется, согласно этой концепции, за пределами

«литературного языка». «Внутрен­ние законы развития,— писал Р. И. Аванесов,—

присущи лите­ратурному языку прежде всего в таких сферах, как обогащение

словаря, в частности — словообразование, синтаксис, семантика» [1, 17]. В

этой связи он приходит к общему выводу, что не внутреннее развитие, но отбор

и регламентация характеризуют в первую очередь литературный язык. Такое

обобщенное утверждение нуж­дается в некоторых критических замечаниях.

Бесспорно, как уже неоднократно отмечалось в данной работе, именно отбор и

относительная регламентация являются наибо­лее общими, можно сказать,

типологическими признаками ли­тературных языков. Но вряд ли следует их

противопоставлять внутренним законам развития. Поэтому в целом справедливое

за­мечание Р. И. Аванесова, что в применении к фонетической систе­ме в

литературном языке господствует отбор, но не органическое развитие, требует

известных оговорок. Действительно, в тех случаях, когда изменение фонетической

системы осуществляется, казалось бы, независимо от узуса разговорного языка,

положение это не сохраняет силу. Так, например, акцентологическая система

немецкого языка претерпела значительные изменения в связи с включением

иноязычной лексики преимущественно книжного происхождения, т. е. лексики,

функционирующей первоначаль­но только в литературном языке. Если в отношении

древних пе­риодов истории акцентный тип немецкого языка может быть

оха­рактеризован как обладающий ударением, закрепленным за пер­вым слогом, то

появление продуктивных лексических групп с ударением на конце слова, например,

глаголов на -ieren (типа spazieren), образованных по французской глагольной

модели, делает подобную характеристику неточной. Однако бесспорно, что в

при­менении к единицам других языковых уровней, включая и мор­фологическую

подсистему, специфические структурные черты литературного языка проявляются

более сильно. В частности, в немецком языке оформление специальной формы буд.

вр. с<522> werden, а также второго буд. вр., парадигмы кондиционалиса и

инфинитива перфекта действ. и страд. залогов происходило преимущественно в

литературном языке. В финском языке некоторые формы пассива (пассив с глаголом

быть) оформляются, по-видимому, под влиянием шведского языка и связаны по

преимуществу с книжно-письменной традицией.

Нормализационные процессы и кодификация — различительные признаки главным

образом национальных литературных языков — подготавливаются в предыдущие

периоды менее строгим, менее последовательным, менее осознанным отбором и

регламентацией, сосуществующими с широкой вариативностью. Допустимость

вариантов сосуществует с нормой и в национальный период истории языков, но в

донациональный период само понятие нормы было более широким, допускающим иной

диапазон варьирования.

VI. Соотношение литературного языка и диалекта — степень их близости и

расхождения перекрещивается с соотношением литературного языка и разговорных

форм общения. Очевидно, что максимальным является расхождение между старыми

письменно-литературными языками (в тех случаях, когда они продолжают

функционировать наряду с развивающимися новыми литературными языками) и

диалектами, как это имело место, в частности, в Китае, Японии, арабских странах

и т. д. Однако и в других исторических условиях в тех странах, где имеется

значительная диалектная дробность и относительно устойчивы позиции диалекта,

расхождения между отдельными диалектами и литературным языком могут быть

довольно значительны. Так, в Норвегии один из вариантов литературного языка

bokmеl (см. ниже) отличается от диалекта не только в фонетической системе, но и

в других аспектах языкового строя: сопоставление северо-норвежского диалекта

Rana mеlet на берегу Рана-фьорда с riksmеl или bokmеl обнаруживает, например,

следующие особенности: мн. ч. существительных типа haest 'лошадь' имеет в

диалекте окончание -а, в bokmеl -er; наст. вр. глагола

'приходить' в диалекте — gaem, в bokmеl — komer; местоим. 'я' в диалекте — eg,

в bokmеl — je; вопр. местоим. 'кто', 'что' в диалекте — kem, ke, в bokmеl —

vem, kem и т.д. [45, 27-37].

При определении степени расхождения литературного языка и диалекта необходимо

иметь в виду и то обстоятельство, что ряд строевых элементов характеризует

исключительно литературный язык. Это относится не только к определенным

пластам лексики, включая ее иноязычный пласт, политическую и научную

терминологию и т. д., но и к строевым элементам морфологии и синтаксиса (см.

стр. 522).

Литературный язык в некоторых случаях оказывается архаичнее диалекта. Так, в

русском литературном языке стойко удержива<523>ется система трех родов во

всей именной парадигме, в диалектно окрашенной речи ср. р. вытесняется формами

женск. р. (ср. моя красивая платье). В немецком литературном языке

сохраняется форма род. п., тогда как в диалектах она давно стала

неупотреби­тельной и т. п. Но вместе с тем диалект нередко сохраняет

исчез­нувшие в литературном языке элементы.

Существенно и то обстоятельство, что разные территориальные диалекты одного и

того же языка обнаруживают разную степень близости к литературному языку: в

Италии диалекты Тосканы были ближе к общему литературному языку, чем диалекты

других областей, что связано с процессами формирования итальянского

литературного языка; во Франции эпохи формирования единства литературного

языка наиболее близок к нему был франсийский диалект, послуживший основой

формирования литературного язы­ка; в Китае выделяется в этом отношении

северный диалект и т. д.

В этой связи отмечается и близость территориальных диалектов к тем областным

вариантам литературных языков (по преимуще­ству в феодальную эпоху), которые

связаны с языковыми особенностями определенных диалектных территорий. В

примене­нии к русскому языку выделялись литературно-письменные тра­диции

Киева, Новгорода, Рязани, Пскова, Москвы. Г. О. Вино­кур поэтому указывал

даже, что «язык древнерусской письмен­ности, какими бы стилистическими

приметами он ни отличался, это в принципе язык диалектный» [11, 67]. Не

соглашаясь с дан­ной формулировкой, поскольку в принципе именно

стилистичес­кие приметы, сочетание старославянской и русской языковых стихий

обусловили наддиалектный характер языка древнерусских памятников, отмечаем,

однако, безусловно большую близость этих вариантов письменно-литературного

языка к характерным особенностям соответствующих диалектных областей.

С вопросом о соотношении строевых признаков литературного языка и диалекта тесно

связана проблема диалектной базы нацио­нальных литературных языков. Не

останавливаясь здесь на этом вопросе, поскольку он рассматривается подробнее в

других раз­делах, отметим лишь, что, как показывает материал из истории разных

языков, процесс формирования единого литературного языка национального периода

настолько сложен, столь специфичны закономерности этого процесса по сравнению с

жизнью террито­риального диалекта и столь многообразны формы сочетания в этом

процессе особенностей разговорных койнэ определенной террито­рии (а не просто

диалекта) и особенностей разных перекрещиваю­щихся традиций книжного языка, что

в истории литературных языков с длительной письменной традицией редко единая

норма литературного языка является кодификацией системы диалектных признаков

одной какой-либо местности. Это отмечали в исследо­ваниях по материалу разных

языков многие авторы (см., напри­мер, [15, 26]), наиболее последовательно эту

точку зрения развивал<524> на материале русского языка Ф. П. Филин [34].

P. А. Будагов в этой связи выделяет два пути развития литературного языка на

базе диалекта: либо один из диалектов (чаще столичный или сто­личный в

перспективе) превращается в основу литературного языка, либо литературный язык

впитывает в себя элементы раз­ных диалектов, подвергая их определенной

обработке и переплав­ляя в новую систему [6, 287]. В качестве примеров первого

пути приводится Франция, Испания, а также Англия и Нидерланды, в качестве

примеров второго пути — Италия, Словакия. Однако в условиях имевшейся смены

диалектной базы и взаимодействия разных письменно-литературных традиций вряд ли

английский и нидерландский литературные языки являются подходящими

ил­люстрациями для первого пути, так как здесь именно происхо­дило «поглощение

литературным языком элементов разных диа­лектов», которые подвергались

обработке и переплавлялись в но­вую систему. Сомнение вызывает и вопрос о том,

в какой степени городские койнэ (Парижа, Лондона, Москвы, Ташкента, Токио и т.

д.) могут рассматриваться как территориальные диалекты в собственном смысле

этого слова. Во всяком случае в применении к говору Москвы, Лондона, Ташкента

их интердиалектный ха­рактер представляется весьма вероятным [29, 133—142; 34,

27; 40, 91—121]. По-видимому, в большинстве случаев для процессов формирования

единых норм литературных языков определяющую роль играла не система строевых

признаков территориальных ди­алектов, а городские койнэ, обладающие в большей

или меньшей степени интердиалектным характером.

Иные отношения между литературным языком и диалектом существуют в истории

формирования младописьменных языков. Здесь связь с «опорным» территориальным

диалектом значитель­но более непосредственная и прямолинейная: ср. осетинский

ли­тературный язык, сложившийся на базе иронского диалекта, или чеченский

литературный язык, с так называемым «плоскостным» опорным диалектом и т. д.

Обращает на себя внимание, од­нако, тот факт, что в становлении

младописьменного аварского литературного языка определенную роль играл

«болмац», свое­образный интердиалект или обиходно-разговорное койнэ [27, 5].

Литературный язык и разновидности обиходно-разговорных форм существования

языка (городские и областные койнэ, разные типы интердиалектов)

Литературный язык, выступая как единственная обработан­ная форма, противостоит

не только территориальным диалектам, но и разным типам обиходно-разговорной

речи, не входящим в систему функциональных стилей литературного языка. Эти типы

обиходно-разговорной речи занимают промежуточное положение<525> между

диалектом и литературным языком. Подобно территори­альному диалекту, они

представляют собой необработанную форму языка; подобно диалекту, многие из них

представляют собой региональные образования. Но в отличие от диалекта все

разновидности обиходно-разговорной речи являются не узко-ло­кальными

образованиями: они выступают в качестве устной формы общения либо на территории

распространения нескольких диа­лектов в функции областного, но интердиалектного

койнэ, либо являются городскими койнэ, сложившимися в результате

взаимо­действия нескольких диалектных стихий, либо, наконец, исполь­зуются в

функции регионально-неограниченного средства устного общения, конкурируя тем

самым с устной формой литератур­ного языка. Во всех случаях они противостоят

диалектной дроб­ности и функционируют как наддиалектные или интердиалектные

образования большего или меньшего диапазона. Эта специфика характерна как для

dialetto regionale в Италии, так и для раз­новидностей Umgangssprache в

Германии, для чешского обиход­но-разговорного языка и т. д.

Формирование этих наддиалектных образований обычно яв­ляется результатом

процессов концентрации и взаимодействия диалектов либо в рамках всей

территории, либо в пределах из­вестных областей. Этим объясняется тот факт, что

в истории мно­гих литературных языков становление единого общеобязательного

стандарта в большей или меньшей степени связано с областными или городскими

койнэ, поскольку в них реализовались началь­ные этапы развития обобщенного

наддиалектного типа. Обраща­лось внимание на то, что определяющую роль в

становлении еди­ной системы русского языка сыграло московское городское койнэ.

Ф. П. Филин отмечал в этой связи, что еще в феодальную эпоху в крупных

городских центрах образовались междиалектные койнэ, являвшиеся результатом

взаимодействия нескольких диа­лектных систем. Московское городское койнэ

сложилось на базе северо-великорусских и южно-великорусских диалектов, как один

из средне-великорусских переходных говоров [34, 27—29]. Ана­логичные процессы

выделял Н. И. Конрад в применении к форми­рованию единых литературных языков в

Японии и Китае: в Япо­нии в конце XVI — начале XVII в. обнаруживаются следы

област­ного койнэ в двух важнейших диалектных системах — западно-японской и

восточно-японской; в Китае, в свою очередь, проис­ходило сложение нескольких

областных койнэ, в том числе и в группе северных диалектов. Язык города Эдо,

ставший основой формирования единого литературного языка, представлял собой

одну из реализаций восточно-японского койнэ, так же как язык Пекина, сыгравший

аналогичную роль в развитии китайского язы­кового стандарта, представляя собой

реализацию северно-ки­тайского койнэ [24, 22—24]. Фактически таким же

междиалект<526>ным койнэ, сложившимся в результате взаимодействия двух

диа­лектных систем, был и язык Лондона.

Городское койнэ представляет собой одну из разновидностей интердиалектной

региональной обиходно-разговорной речи, воз­никающей на определенных этапах

развития народа как средство общения среди носителей нескольких диалектов.

Существуют также областные койнэ, не связанные с определенным городским центром

(ср. аварский «болмац»). В Германии XV—XVI вв. оформляются несколько таких

койнэ; к этому типу следует отнести, в частности, и тот. обиходно-разговорный

язык восточно-средней Германии, ко­торый включился в основу единого немецкого

литературного язы­ка10.

Регионально слабо ограниченный тип обиходно-разговорной речи представлен

чешским обиходно-разговорным койнэ

11.

В таких языках, как русский или французский, наряду с уст­ными стилями

литературного языка существуют нелитературные стили обиходно-разговорной речи,

так называемое просторечие. Отличие этих стилей заключается в использовании

нелитератур­ных пластов лексики и относительно свободных синтаксических

построений. Ср. совр. русск. пока, зажиться, брешешь, смотаться, погодка у

нас нормальная, облаять, не замотайте мою книгу и т. д. Соотношение этих

нелитературных стилей и стилей литературного языка меняется в результате

определенных общественных сдви­гов. Во Франции еще в XIX в. различия были очень

определен­ными и четкими, в настоящее время в результате известного опро­щения

стилей литературного языка просторечные элементы от­носительно легко проникают

в литературный язык. Значительно интенсивнее этот процесс в русском языке, где

после Октябрьской революции меняется соотношение устных стилей литературного

языка и просторечия в сторону их сближения [12, 19]. Отличием чешского

обиходно-разговорного койнэ является наличие строевых особенностей не только в

лексике, фразеологии и синтаксисе (как это имеет место в русском или

французском языках), но и в фонетике и морфологии. Это объясняется тем, что

соотношение уст­ной формы русского литературного языка и обиходно-разговорных

форм общения — соотношение стилевое, так же как и во французском языке, тогда

как в чешском это соотношение не только стилевое, но и структурное,

охватывающее все языковые уровни: ср. сохране<527>ние в системе форм

литературного языка различий по родам у прил. местоим. и прич. в им. пад. мн.

ч. и наличие одной формы в обиходно-разговорном койнэ для всех трех родов;

полные прил. ж. р., а также притяж. местоим. имеют в обиходно-разговорном койнэ

иные окончания, чем в литературном языке; особенностью койнэ являются и формы

твор. п. на-ma (rukama, lidma), формы прош. вр. (без ł), протетическое

v перед начальным о (vokno) и т. д. [30, 11; 37, 37]. Чешская

обиходно-разговорная речь и функционально отличается от нелитературных форм

коммуника­ции русского и французского языков, поскольку за ней закрепле­на

значительно более емкая сфера общения и она употребляется не только не

владеющими литературным языком людьми, но и на собраниях, не имеющих

официального характера, даже в спе­циальных дискуссиях, в обычном разговоре (в

речи, например, преподавателей Карлова университета) и т. д.

В литературе обращалось внимание на особую зыбкость гра­ниц, отделяющих

обиходно-разговорные койнэ от литературного языка, особенно от его устно-

разговорных стилей [50, 18]; вмес­те с тем и диалектные формы проникают

относительно легко в обиходно-разговорную речь, что создает максимально

открытый характер этой структуры, неопределенность границ ее варьирования. В

отношении различных областных и городских койнэ, существующих, например, в

современном немецком языке и пред­ставляющих собой переходные образования от

диалекта к лите­ратурному языку с разной степенью региональной

ограничен­ности, можно даже утверждать отсутствие системы твердых правил или

норм, отграничивающих данные образования от диалекта и литературного языка.

Иными словами, если и диалекту и литературному языку свойственна своя система

правил или норм, то обиходно-разговорные койнэ характеризуются таким

диапазоном варьирования, который ставит под сомнение сущест­вование здесь

своей системы правил или норм.

Как функциональное, так и строевое соотношение литератур­ного языка и

обиходно-разговорного койнэ зависят от многих фак­торов, прежде всего — от

степени поливалентности литературного языка (с этим связано наличие или

отсутствие устно-разговорных стилей литературного языка) и от большей или

меньшей регио­нальной ограниченности обиходно-разговорного койнэ. В эпоху

существования высокоразвитых национальных литературных язы­ков весьма

распространенным является сосуществование в уст­ном общении в качестве

наддиалектных образований устно-раз­говорной формы литературного языка и

обиходно-разговорных койнэ, как это наблюдается, в частности, в Италии,

Чехословакии, Германии. Другое положение имелось в донациональную эпоху в Китае

и Японии, когда древние литературные языки обслужи­вали только письменные формы

общения, а «обычный» язык, т. е. обиходно-разговорные койнэ, существовавшие

сначала только<528> в устной форме, постепенно начал завоевывать сферы

влияния древних письменных языков.

Исторически социальная база обиходно-разговорных койнэ по преимуществу

представлена населением городов, где происхо­дило особенно интенсивное

взаимодействие разных диалектных стихий и как следствие — нивелировка резких

диалектных отли­чий. Как показывают более поздние исследования на материале

языковых отношений разных стран, нередко носители локальных диалектов в узком

смысле этого слова прибегают в общении с но­сителями других диалектов к

обиходно-разговорным койнэ. Де­лались попытки разграничить общественные

функции диалекта и разных типов обиходно-разговорных койнэ, но вопрос этот

слиш­ком мало исследован, к тому же до сих пор обращалось недоста­точно

внимания на отграничение диалекта в узком значении этого слова и

разновидностей обиходно-разговорных койнэ. В качестве общего наблюдения можно

отметить, что для носителя диалекта обиходно-разговорные койнэ представляют

собой социально более высокий языковый тип, его употребляют не в домашней, а

в об­щественной сфере — на работе, на собраниях и т. д., напротив для

носителей литературного языка характерно преимуществен­ное использование

обиходно-разговорных койнэ именно в домашней обстановке, в быту.

Что касается современных литературных языков, то в качест­ве общей тенденции

в их соотношении с нелитературными формами можно выделить демократизацию

устных стилей литературных языков в связистом, что из языкового средства

общения, исполь­зовавшегося ограниченными слоями общества, они все больше

пре­вращаются в общенародное средство коммуникации. Особенно интенсивно этот

процесс осуществляется в социалистических стра­нах.

Необходимо остановить внимание на самом термине «общена­родный язык». Термин

этот стал особенно популярным в ходе линг­вистической дискуссии, прошедшей в

1950 г., однако он крайне расплывчат, поскольку применяется к разным понятиям:

в од­них случаях им фактически обозначаются те формы языковой ком­муникации,

которые противопоставляются литературному языку или литературным языкам и

используются всеми слоями или классами общества (ср., например, [1]), в других

— некая сум­ма строевых элементов, общих для разных диалектов данного язы­ка.

Иными словами, в одном случае термин этот приписывается реальной конкретной

форме существования языка, в другом — определенной совокупности языковых черт,

некоему инвари­анту строевых признаков. Нам представляется использование

данного термина со вторым значением не очень удачным. Но и применение этого

термина к определенным формам существования языка требует разъяснения.

«Общенародный» в применении к языку может означать а) ис<529>пользуемый

всеми слоями общества, но не каким-то одним опре­деленным слоем и б)

используемый на всей территории данного народа. Насколько существенно такое

разграничение, видно хо­тя бы из того, что, например, в условиях феодальной

Европы диалект в ряде стран был, по-видимому, средством коммуникации разных

слоев общества, т. е. не был социально ограничен, но тер­риториально

ограниченность его была максимальной; с другой сто­роны, во Франции XVII в.

письменно-литературный язык стал единым и был распространен на всей территории

французского ко­ролевства, но вследствие того, что в эту эпоху еще 96%

населе­ния Франции было неграмотным [6, 291], литературным языком владел лишь

ограниченный слой привилегированных. Если же под «общенародным языком» понимать

такую форму существова­ния языка, которая употребляется на всей территории

данного народа и всеми общественными слоями, то такой формой ока­зываются по

преимуществу высокоразвитые национальные ли­тературные языки, особенно в

условиях социалистических госу­дарств. Иными словами, противопоставление

литературный язык ~ общенародный язык не отражает адекватно языковые отношения

ни в ту эпоху, когда средством массовой коммуника­ции был диалект, ни в

современных национальных государствах, когда литературный язык приобретает

качество универсального средства общения.

Литературный язык и национальный язык

Национальный язык не является одной из форм существования языка и компонентом

того ряда противопоставленных языковых образований, которые рассматривались

выше. Под этим терми­ном понимается определенный исторический этап в развитии

форм существования языка, соотнесенный с процессом становления на­ционального

единства. Национальный язык в этом аспекте противо­поставляется языку

донациональных периодов. Определяя нацио­нальный язык как этап в развитии форм

существования языка, мы рассматриваем его как разноаспектную систему,

обеспечиваю­щую коммуникацию во всех сферах общественной жизни данной нации.

Преемственность в развитии форм существования языка, обусловливает многообразие

в реализации этой многоаспектности: в зависимости от характера литературного

языка донационального периода, от степени его единства, от наличия или

отсутствия со­существования двух типов литературных языков, своего и чужого,

оробенно от статуса разных региональных образований, включая и территориальные

диалекты, складывается и система форм язы­ка национального периода. Это в

первую очередь относится к положению региональных форм общения. В этой связи

общая формулировка, утверждающая, что диалект является в эпоху<530>

существования нации пережиточным явлением

12, вряд ли справед­лива, поскольку реальное положение в разных национальных

язы­ках отнюдь не тождественно: если в применении к современному русскому языку

действительно наблюдается почти полное вытес­нение диалекта, а промежуточные

образования типа областных койнэ или полудиалектов размываются регионально

слабо диф­ференцированными нелитературными разговорными формами, если во

Франции прежние местные диалекты центральной Франции (иначе обстоит дело на

юге) постепенно исчезают, оставляя, од­нако, надолго след в произношении и

грамматике, то позиции диалекта и других регионально-дифференцированных форм в

та­ких странах, как Италия и Германия или арабские страны, тако­вы, что

рассматривать их просто как пережитки донационального периода вряд ли возможно.

Становление отличительных признаков национального язы­ка — процесс длительный

и постепенный, поэтому соотношение об­щего литературного языка и региональных

форм общения меняется в истории национальных языков. Ни в России XVIII в., ни

во Франции XVII в. литературный язык не занимал того доминирую­щего положения

универсальной и всенародной формы общения, какой он является в настоящее

время. В этой связи общетеорети­ческий интерес представляет предложенная

Любеном Тодоровым периодизация истории болгарского национального языка, где

первый период характеризуется процессом становления лите­ратурного языка как

основной формы существования националь­ного языка, а второй — процессом

возникновения его устной раз­витой формы и как результат этого процесса —

«формирование ли­тературного языка, живой и сложной языковой системы» [52,

127].

Соотношение литературных и нелитературных форм (в том чис­ле региональных и

регионально слабо дифференцированных или совсем недифференцированных) настолько

сильно изменяется в процессе развития национальных языков и столь многообразно

варьируется, что проводить для языка нации общетиповое раз­граничение форм

существования языка на «включаемые в нацио­нальный язык» и «не включаемые в

национальный язык» не пред­ставляется возможным. Ни одна из этих форм, в том

числе и ли­тературный язык, не развивается изолированно, а взаимодейст­вие

книжно-письменных (литературных) и устно-разговорных (ли­тературных и

нелитературных) стилей в определенные периоды истории национальных языков

бывает настолько значительным, причем сказывается на всех уровнях и

литературного языка, что<531> разрывать такое сложное целое, как язык

нации, по принципу «национальные формы существования языка» и «ненациональные

формы существования языка» оказывается невозможным

13. Это прекрасно показал В. В. Виноградов, отмечая, что

литературно-письменный язык национального периода, «питаясь живыми со­ками

народноразговорной речи, вбирая в себя наиболее ценные и целесообразные для

нужд тех или иных сфер речевого общения диалектные средства, формируется в

своеобразную стилистически Дифференцированную семантически развитую

нормализованную систему внутри национального языка» (разрядка моя. — М. Г.)

[9, 76].

В процессе образования национальных языков происходят качественные изменения

и в структуре форм существования язы­ка. Общая направленность этих изменений

обусловлена и связана с формированием единого многофункционального

нормализован­ного литературного языка в качестве основной, общепризнанной

формы коммуникации данного народа.

В эпоху существования развитых национальных языков этот новый тип

литературного языка постепенно вытесняет другие формы существования языка,

способствует снижению их соци­альной значимости и становится выразителем

общенациональной нормы, высшей формой существования национального языка,

универсальным средством языковой коммуникации. В разные периоды истории

национальных языков степень достижения этого положения литературным языком

различна, а сами темпы становления этого типа литературного языка

неодинаковы в истории разных наций (см. ниже).

Система форм существования языка и в донациональный пери­од представляла собой

иерархическую структуру, но при этом ни одна из форм существования языка не

занимала периферийной позиции, хотя развитие городской культуры, появление

опреде­ленного слоя городской «интеллигенции» (деятели канцелярий, школ,

университетов, в Западной Европе уже с XIV в.), обус­ловившее развитие

областных и городских койнэ, ограничивали применение диалекта, занимавшего в

более ранний период фео­дализма ведущее положение среди устных форм общения;

вместе с тем наиболее ограниченное применение имел письменно-литера­турный язык

данного народа, даже в том случае, когда у него не было конкурента в виде

«чужого» письменно-литературного языка<532>.

В эпоху существования нации литературный язык, приобре­тая и функции средства

устного общения, не только постепенно оттесняет на периферию территориальные

диалекты, но и другие региональные формы, частично обогащаясь за счет

включения в свою стилевую систему элементов оттесняемых форм. Этому

со­путствует в более поздний период истории национальных языков общее

сближение книжно-письменных и народно-разговорных сти­лей, резко

противостоявших ранее, а тем самым — общая демокра­тизация литературных

языков; из средства языкового общения привилегированных групп они становятся

орудием коммуника­ции всего народа.

Таким образом, как функциональная структура национально­го языка, т. е. вся

система форм существования языка, так и ста­тус национального литературного

языка не остаются стабильны­ми, они меняются в связи с изменениями,

происходящими в исто­рии самого народа. Так, для французского национального

лите­ратурного языка конца XVIII — начала XIX в. огромную роль сыграли

изменения, происшедшие во французском общест­ве после Великой Французской

революции. Литературный язык, ориентированный ранее на язык королевского двора,

да­лекий от народно-разговорного языка в его разнообразных про­явлениях,

«демократизируется» в связи с общей демократизацией французской культуры, что

находит свое отражение в расширении социальной базы литературного языка, а

также в изменениях, коснувшихся его лексико-фразеологических и синтаксических

элементов и тем самым — его системы стилей. Именно историчес­кие события этой

эпохи оказались мощным катализатором паде­ния роли диалекта в устных формах

общения, распространения литературного языка и на эту сферу, т. е. коренного

изменения в структуре форм существования национального языка

14.

Только в национальный период литературный язык полностью реализует те потенции,

которые заложены в нем еще в донациональную эпоху — многовалентность и стилевое

разнообразие, отбор и относительную регламентацию, наддиалектный характер:

многовалентность развивается в использование языка во всех сферах общения,

стилевая система включает отныне и разговор­но-литературный стиль, отбор и

относительная регламентация развились в кодифицированную систему норм с

ограниченным и тоже нормированным диапазоном варьирования, наддиалектная

специфика приняла форму общеобязательности единой террито­риально не связанной

нормы (см. гл. «Норма»). Тем самым нацио<533>нальный литературный язык

является наиболее разбитым типом литературного языка.

Подобная характеристика национального литературного язы­ка дается на основе

его типовых признаков, но в конкретных ис­торических условиях обнаруживаются

значительные расхождения в статусе национальных литературных языков,

обусловленные рядом факторов как экстралингвистических (условия, в кото­рых

осуществляется оформление национального единства, по­литическая и

экономическая централизация, уровень развития всей культуры народа, особенно

художественной литературы), так и собственно лингвистических (см. выше). Ниже

рассматри­ваются некоторые варианты процесса становления единого

на­ционального литературного языка и связанные с этим раз­новидности статуса

литературного языка в системе форм существо­вания национального языка.

ПРОЦЕСС СТАНОВЛЕНИЯ НАЦИОНАЛЬНОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

ЭТОГО ПЕРИОДА

I. Накопление качественных признаков национального лите­ратурного языка у

народов, обладающих длительной письменной традицией, происходит еще в

донациональный период и в значи­тельной степени зависит, как это уже

отмечалось, от языковых отношений, сложившихся в эту эпоху. Начальным этапом

ста­новления нового качества было завоевание литературным языком данного народа

положения единственного и единого литератур­ного языка. Этот процесс протекал в

двух направлениях. Первое — преодоление засилия письменно-литературного языка

на чужой основе (латынь в западно-европейских странах, старославянский в

России, Сербии, Болгарии, латынь и немецкий язык в Чехослова­кии,

письменно-литературный язык на датской основе в Норве­гии и т. д.), а также

вытеснение собственных старо-письменных языков (как это происходило в Китае,

Японии, Армении, Гру­зии, Таджикистане, Узбекистане, отчасти в странах

арабского Востока). Второе направление — устранение регионального многообразия,

что связано сначала только с книжно-письмен­ной формой самого литературного

языка, а затем — и с народно-разговорными формами. И тот, и другой процессы

соотнесены с пробуждением национального самосознания, но первый проте­кает в

значительной степени еще в недрах феодализма и отража­ет идеалы и чаяния

молодой буржуазии, тогда как второй харак­теризует более поздний этап

формирования национального един­ства. В зависимости от исторических условий, от

задач, стоявших перед развивающейся нацией, на первый план выдвигался тот или

иной процесс развития.<534>

Так, борьба против латинского языка в разных западно-евро­пейских странах

протекала в различных формах. В Англии, где вследствие завоевания этой страны

норманами длительное время существовало двуязычие (даже в XIV— XV вв.

феодальная ари­стократия предпочитала употреблять французский язык), на

первый план выдвигается протест против французского языка. В Герма­нии же

борьба против латинского засилия была в XVI в. одним из компонентов

революционного движения народных масс против католической церкви и

духовенства и приняла особенно резкий характер: вытеснение латыни как языка

священного Писания и замена ее немецким оказалась важнейшим звеном

революционно­го движения. Во Франции блестящая деятельность Плеяды, один из

представителей которой выступил с трактатом «Защита и про­славление

французского языка», представляла собой борьбу за права национального языка

против стремления подчинить фран­цузский язык латыни. Речь шла не столько о

завоевании сфер применения родного языка, как это было в Германии, сколько о

сохранении специфики французского литературного языка — про­блема, которая в

Германии возникает лишь в XVII в. и связана с очищением немецкого языка от

французских заимствований [19].

Во Франции, так же как и в Италии, в условиях относитель­ной близости систем

обоих языков этот процесс получил особое пре­ломление. Многочисленные

латинизмы (лексические, фонетичес­кие и синтаксические), столь характерные

для итальянского ли­тературного языка XVI в., — результат сосуществования

латин­ского и итальянского литературных языков, причем решающее влияние на

эти процессы оказывала не только объективная близость языков, но и

распространенное убеждение о прямой и непосредственной их преемственности.

В Норвегии еще в донациональный период складывается пись­менно-литературный язык

на датской основе, получивший впо­следствии название «букмол». Постепенно

устная разновидность этого языка кристаллизуется на основе взаимодействия с

койнэ города Осло. Этот датско-норвежский литературный язык оформ­ляется в

результате завоевания Норвегии Данией и последующе­го длительного существования

Норвегии как подчиненной еди­ницы датского королевства. Литературный язык на

чужой, хотя и близкородственной основе применяется как в письменном, так и в

устном общении. Более того на нем создавалась национальная литература: Ибсен и

Бьернсон писали на этом языке. Но в XIX в. в процессе борьбы за национальную

самостоятельность Норве­гии остро ставится вопрос о необходимости создать «свой

националь­ный» язык на норвежской основе, используя материал местных диалектов.

Язык этот, получивший наименование «ландсмол», также получил права гражданства,

но не вытеснил «букмол». Оба языка в современной Норвегии выполняют одни и те

же функции: они являются государственными языками, упот<535>ребляются как

в художественной литературе, публицистике, так и в преподавании и в устном

общении (даже в универ­ситетах существуют параллельные языковые кафедры);

«букмол» преимущественно употребляется на востоке страны, «ландсмол» — на

западе. Близость грамматического строя (хотя имеются рас­хождения в

морфологической системе), значительная общность лексики делают возможным

параллельное использование обоих языков. Их взаимовлияние также бесспорно; но

все же в Норвегии и сейчас отсутствует единственный, общеобязательный

националь­ный литературный язык, а борьба против литературного языка на чужой

основе не дала тех результатов, которые имеют место, например, в Италии,

Франции, или Восточно-славянских стра­нах, где чужой литературный язык также

был близок к литератур­ному языку на народной основе

15.

Особые формы имел процесс формирования национальных язы­ков там, где

средневековые письменно-литературные языки ока­зались в силу тех или иных

причин изолированными от народно-разговорных форм, как это было, например, в

Японии и Китае, в Армении и Грузии, в Таджикистане и Азербайджане, отчасти в

странах арабского Востока. В Японии, как показывают исследо­вания Н. И.

Конрада, оформление современного национального литературного языка происходило

в процессе борьбы со старым письменно-литературным языком, который неизменно

рассмат­ривался как язык «феодальный», «реакционный». Это была борьба против

изоляции письменной формы общения от ее устной формы, стремление создать

единое, поливалентное средство ком­муникации. Содержание и направленность этой

борьбы позволя­ют рассматривать ее как «демократизацию» обработанной формы

языка, книжно-литературных стилей, тенденцию, характерную для эпохи

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36