Книга: Общее языкознание - учебник

Книга: Общее языкознание - учебник

понятие 'существовать' с импликацией формы существования. Три осталь­ные

глагола — to live, to reside, to abide — отличаются от первых двух тем, что

семантика, ориентированная относительно субъекта глагольного действия,

предполагает в качестве такового только 'одушевленные предметы', а глаголы to

reside, to abide — только 'лицо'

Помимо этих отличительных признаков, два глагола противо­поставлены друг другу

по временной характеристике действия: to reside означает 'жить длительное

время, постоянно', to abide — 'жить временно'. Каждая лексема имеет свое

значение в си­стеме языка; будучи сопоставлена с другими единицами, она, имея

определенные отличительные признаки, выявляет свою значимость. В этом смысле Ф.

де Соссюр и говорил: «... то, чем знак отличается, и есть все то, что его

(знак.— А. У.) составляет. Различие созда­ет отличительное свойство,

оно же создает значимость и единицу» [52, 120].

После Ф. де Соссюра эти два основных семиотических поня­тия языковых знаков —

«значения» и «значимость» — стали упот­ребляться недифференцированно или

взаимоисключающе: одни ученые для обозначения значимой стороны языковых знаков

стали пользоваться только понятием «значимость», Другие—только по­нятием

«значение»11. Неопределенность в

соотношении этих двух основных семиотических понятий увеличилась от того, что

«зна­чимость» стали относить только к языку, а «значение» — к еди­ницам речи

[23, 43], при этом понятие «значимость» определяется безотносительно к понятию

«знак».<123>

В последнее время делается попытка [50; 64] рассматривать «значение» и

«значимость» как две соотносительные величины, со­ставляющие содержание

знака, и по наличию «количества» значения и значимости определять характер

семиологических функций зна­ков, относящихся к разным уровням языка: так,

например, сло­воизменительные морфемы, обладающие лишь значимостью, не

следует относить к знакам, а считать «знакоподобными единица­ми» [50, 67].

Помимо «значения» и «значимости», со знаком соот­носимы понятия «смысл» и

«обозначение». Разграничение смысла (Sinn) и значения (Bedeutung), идущее еще

от стоиков, было про­ведено Г. Фреге [75, 25—50], применительно к так

называемым «именам собственным» (в противоположность знакам — функ­циональным

и понятийным именам). Значением имени, по Г. Фре­ге, является тот предмет,

который назван этим именем, а смысл соб­ственного имени — эта та информация,

которая заключена в нем. С помощью данного знака выражается его смысл и

обозначается его значение. «Связь, существующая, как правило, между знаком,

его смыслом и его значением, такова, что знаку соответствует оп­ределенный

смысл, а этому последнему — определенное значение, в то время как одному

значению (одному предмету) принадлежит не только один знак» [75, 27].

Заметим, что такой же точки зрения на соотношение понятий «значение» и

«смысл» придерживается С. Ульман [98]. Этому делению, применительно к

базисным знакам— словам, соответствует в другой терминологии понятие

денота­тивного (предметная отнесенность, объем понятия) и сигнификатив­ного

(понятийная отнесенность, содержание понятия) значений. Г. Фреге имел в виду,

в основном, сложные, комбинированные знаки — словосочетания, фразы,

предложения, поэтому под зна­чением (Bedeutung) он понимал содержание,

выраженное одним знаком, его номинативную функцию, а под смыслом (Sinn) —

со­держание комбинаций знаков.

Итак, что представляет собой значение языкового знака (зна­ковое значение)?

Под значением знака чисто механических, конвенциональных систем подразумевают

то, благодаря чему обычный материальный предмет, качество этого предмета или же

события становятся зна­ком; значением считается то, что приписывается данному

предме­ту, вместо чего этот первый выступает. Определить значение язы­ковых

знаков куда сложнее, так как они выполняют одновремен­но несколько функций.

Определенные языковые единицы, особен­но слова и словосочетания, обладают

классификационно-номина­тивной функцией, они обозначают конкретные предметы,

явления, события и одновременно служат номинацией

12 всего класса, рода, вида данных «предметов». Поэтому в языке результаты

познава<124>тельно-классифицирующей деятельности человека находят свое

выражение в системе номинаций, в номенклатуре лексических единиц,

представляющих собой номинативные знаки языка. Связь означающего и означаемого

(номинативного зна­чения) подобных словесных знаков должна рассматриваться как

сугубо внутренняя, особая, так как отношения между двумя сторонами словесных

знаков обусловлены и опосредованы процес­сами человеческого мышления.

Соотношение формы знака с означаемым является двусторон­ним: означаемое по

отношению к форме знака будет его значением, означаемое по отношению к

предмету или понятию о нем — будет их обозначением. Поэтому часто эту

двойную, специфическую связь трех факторов (знак — предмет — понятие о

предмете) выражают в формуле: «слово выражает понятие о предмете, им

обозначенном». В формировании знакового значения находят определенное

отра­жение все три взаимосвязанные между собой конституента знаковой

репрезентации. «Значение можно охарактеризовать как особое от­ношение между

компонентами знаковой ситуации, а именно спе­цифическое отношение знака к

предмету обозначения, зафиксиро­ванное адресатом» [2, 58]. Под «особым

отношением» между зна­ками и предметом обозначения следует понимать такую

связь, которая опосредствована человеческим сознанием: поэтому зна­чение

знака, как равным образом и обозначение предмета, пред­ставляют собой

определенное обобщение свойств обозначаемого знаком предмета (класса

предметов). Если посмотреть на значение номинативного знака с точки зрения

субъекта, то оно предстанет в виде так называемой «предметной отнесенности» и

«понятийной отнесенности». Словесный знак по отношению к обозначаемому можно

считать названием (обозначением) как предмета, так и по­нятия о нем. Два

обозначаемых знаком полюса (предмет и понятие) противопоставляются как

имеющие некое общее основание. Сло­весный знак в системе языка, в системе

номинативных его единиц, соотносится лишь с том «предметом», существенные

признаки кото­рого входят в содержание понятия, выражаемого данным знаком. В

силу этого представляется несовсем оправданным утверждение о том, что

обозначение или наименование не содержит в себе ни­каких указаний на свойство

обозначаемого им предмета, а что та­кое указание исходит только от понятия.

Таким образом, обозна­чение (номинация) предмета опосредована понятием о нем

и яв­ляется содержательной характеристикой предмета. Со стороны зна­ка его

смысловое содержание предстает в виде определенной не­вещной данности —

обобщенного отображения определенных свойств обозначаемого им предмета.

Поэтому спор о том, является ли знаковое значение словесного знака «отношением»

или некоей «идеальной сущностью», можно считать беспредметным: оно есть и то, и

другое, па том основании, на каком понятие «отражение», «обобщение» выражает

одновремен<125>но определенные отношения через знак познающего субъекта к

объекту, и определенный продукт этого процесса, как некую иде­альную данность,

абстрагированный признак, обобщенное поня­тие об этом объекте.

В целом ряде работ [66; 90] значение языковых знаков опреде­ляется исключительно

по коммуникативной функции языка: языковой знак приравнивается к любому другому

типу знаков и определяется двумя параметрами: соотношением с означающим

(информацией) и системой знаков. Гносеологическая (обобщающая) функция слов или

полностью отклоняется как «менталистская», или отодвигается на задний план. Вся

область отношений знака к процессу и результатам человеческого мышления, к

познающему субъекту объявляется метафизикой. Игнорируется как раз та сторона

языковых знаков, которая составляет их основное отличие от чисто механических

знаков. При таком подходе значение знака сводится либо только к обозначению

(как у логицистов), либо к внутрисистемному отношению знаков, т. е. правилам

употребле­ния знаков [60]. Когда предпочтение отдается коммуникативной функции

языка, то во внимание принимаются, естественно, предикативные знаки,

предложения, фразы, значе­ние которых сводится к передаваемой ими информации, к

смыслу сообщаемого. Если в качестве основной при определении сущности знака

берутся прагматическая и коммуникативная функции, то знаковое значение

предстает в виде «целенаправленного поведения», сводится к отношению между

говорящим и слушающим в терминах «стимул — реакция» [6]. Знаковое значение

понимается как сред­ство, регламентирующее человеческое поведение.

Противопостав­ление, доведенное до полного разрыва, коммуникативной и

гно­сеологической функций языка, и в то же время неразграничение языка как

системы виртуальных знаков, нереализованной потен­ции, и речи как актуальных,

конкретных знаков приводит иногда к парадоксальной интерпретации языкового

знака13 и его зна­чения.

Гипертрофия коммуникативной функции языка при определении знака и его значения

приводит к тому, что критерии отнесения того или другого элемента к категории

знака ставятся в зависимость<126> исключительно от субъекта знаковой

ситуации и коммуникативно­го задания. Слова и предложения при этом, по мнению

представите­лей этой точки зрения, перестают быть знаками 1) если они не имеют

или не достигают коммуникативной цели, 2) если сообщаемое не представляется

слушающему истинным и в сообщении нет отсылки к «предмету», 3) если слова или

предложения не достигают слу­шателя (например, лекция, сообщение по радио,

звучащие в пустой комнате) [11, 58—59]. Когда говорящий или слушающий обра­щает

внимание на лексическое значение той или другой словарной единицы, сопоставляя

ее с другими, то он извлекает из слова ин­формацию не только о содержании

выраженного словом понятия, но и об объеме и классе предметов, которые могут

быть обозначены этим именем. В актуальной речи, в процессе коммуникации так

называемая понятийная отнесенность и предметная отнесенность, составляющие

основу знакового значения слова, могут не совпадать и тогда имеет место сдвиг в

предметной отнесенности. Словесный знак может быть отнесен в речевом акте, в

коммуникативных целях к предмету, «непредусмотренному» исторически и с

социально за­крепленным за ним значением. Например, когда 'упрямый человек'

называется в какой-либо конкретной речевой ситуации ослом (случаи

метафорического, вторичного употребления слов или так называемой «смещенной

речи»), то новая предметная отнесенность не изменяет номинативного значения

знака осел, тем более она не препятствует слову осел оставаться

номинативным знаком, обозна­чающим вид животного, несмотря на наличие

определенной но­вой знаковой ситуации.

Для словесного знака как номинативной единицы, объективно существующей,

социально закрепленной и принятой в данном значении говорящим коллективом,

совершенно нерелевантно, в какой форме этот знак хранится или функционирует

(в виде умст­венного образа, графического изображения, визуального или

аку­стического восприятия).

Возвращаясь к понятию значения знака, следует отметить, что число его

дефиниций велико и варьируется в связи с разным пониманием самого знака.

Общим для всех дефиниций является то, что знаковым значением считается тот

или другой элемент знаковой репрезентации или отношение между составляющими

семиозис (знак, обозначаемый предмет, понятие, говорящий, слушающий).

В силу этого значение определяется 1) как некая субcтанция (субстанциональное

понимание значения знака), 2) как некое отношение между элементами знаковой

ситуации, знаковой системы (функциональная интерпретация знакового значения).

Так, например, для знаков-признаков, не составляющих систем (симптомы, приметы

и т. п.), значением является реаль­ный предмет (событие, явление), на который

они указы­вают, который они замещают. Для чисто механических знаков,<127>

например, сигнальных систем, их семантическая ценность сводит­ся к

внутрисистемной значимости.

Число факторов, определяющих знаковое значение языковых элементов, больше, а

соответственно разнообразнее и сложнее его дефиниции.

Определения, основывающиеся на субстанциональ­ной природе значения, разнятся

в зависимости от того, с чем отождествляется субстанция — с предметом

обозна­чения [76], с обобщенным отражением признаков предметов и яв­лений в

виде понятий [2; 45;] или с «идеальным предметом» (иде­альным бытием) [78].

Значение языковых знаков иногда понимают функционально, т. е. значением

языкового элемента счи­тают ту функцию, то назначение, которое они выполняют

в системе языка. При таком понимании значения любая функция языко­вого

элемента будет знаковым значением, любой элемент языка — знаком. Например,

пражцы считают фонему знаком, а ее смыслоразличительную ценность — знаковым

значением. При другом понимании функции (алгебраической ее интерпретации)

значение знака определяется как отношение двух сторон знака — означающего и

означаемого. Определения значения знака как отношения представлены

несколькими разновидностями:

а) отношение между двумя сторонами знака; б) отношение означающего к

обозначаемому предмету (предметная отнесенность); в) отношение формы знака к

понятию о предмете (поня­тийная отнесенность); г) отношение между знаками

внутри системы данного языка; при парадигматических отношениях зна­чение

сводится к внутрисистемной значимости, при синтагмати­ческих связях — к

комбинаторике знаков, к правилам их упот­ребления; д) отношение между знаком

и деятельностью людей (операциональное понимание значения); е) отношение

между го­ворящим и слушающим; значение определяется в терминах «сти­мул —

реакция».

ОСОБЕННОСТИ СЛОВЕСНОГО ЗНАКА

При определении знаковой сущности слова необходимо при­нимать во внимание ту

прочную и неразрывную связь между внеш­ней (звуковой) и внутренней (смысловой)

сторонами, которая яв­ляется определяющим моментом не только для существования

и функционирования самого словесного знака, но также необходима для

возникновения и закрепления в языке его новых значений

14. Несмотря на прочное единство формального и содержательного в<128>

слове, между его внешней и внутренней сторонами нет полного параллелизма, т. е.

однозначного соответствия одного другому; кроме того, это единство не

абсолютно, а относительно, т. е. может быть нарушено.

Особенностью словесного знака, в отличие от предложений и словосочетаний,

является то, что одна знаковая форма (звуко­вая или графическая

последовательность) способна вместить в себя целый ряд означаемых. Словесный

знак в системе номинаций, в парадигматике, где одному означающему

соответствует несколько означаемых (наименьших значимых элементов) резко

отличается от реализованного словесного знака, где одному означающему, как

правило, соответствует одно означаемое. В тоже время предло­жения, если

считать их знаками, как правило, однозначны.

Словоизменительные морфемы, совмещающие в себе несколько грамматических значений

(семантических минимумов), так же полисемны, как и слова. Например, морфема

-s в системе английского глагола выражает одновременно 3 л. ед. ч. наст. вр.

изъявит. накл.; полнозначный словесный знак to break означает в системе

английской лексики 1) 'ломать', 2) 'разрывать', 3) 'нарушать' 4) 'прерывать',

5) 'ослабевать', 6) 'ломаться', 7) 'начинаться', 8) 'ворваться', 9)

'разразиться'.

Однако между полисемией формальных и предметных морфем имеется большое

различие. Полисемантизм формальных морфем присущ им одинаково как в

парадигматике, так и в синтагматике, в то время как полисемия словесных

знаков свойственна им толь­ко в системе номинаций. Линейный, синтагматический

ряд слов снимает многозначность словесного знака, присущую ему в системе

языка; семантически реализованное слово всегда однозначно, за исключением

образной речи. В первом случае следует говорить поэтому о синкритизме

формальных морфем, в отношении словес­ного знака — о двух его модификациях:

виртуальной и актуаль­ной.

Понятие виртуального и актуального в языке идет от Гуссерля, который подводил

под «виртуальное» чисто логическое, постоянное, по сравнению с «актуальным»,

из­менчивым в языке. Язык движется между двумя полюсами,— пи­сал С. О.

Карцевский, — которые можно определить как общее и отдельное

15 (индивидуальное), абстрактное и конкретное, поэтому<129> языковые

значимости имеют непременно виртуальный, следова­тельно, общий характер, для

того чтобы язык оставался независи­мым от индивидов. Проф. С. Ульман относит

понятие «виртуаль­ного» и «актуального» только к форме знака (signifiant) к

двум его аспектам; виртуальный как хранящийся в виде отпечатка (engram) в

системе языка, и акустический — когда знак реализован в ре­чи. А. А. Леонтьев

относит понятия «виртуального» и «актуального» аспекта в знаке как раз к его

содержанию: «Виртуальный знак — это известные особенности деятельности,

отвлеченные от конкрет­ных знаковых операций и атрибутированные

соответствующему материальному объекту, т. е. закрепленные в знаковой форме;

это элемент конкретной знаковой операции» [34, 26]. В значении словесного

знака, в обобщении, как оно выступает в слове, выражена как чувственная сторона

мышления, так и действенная его сторо­на, возникающая из общения человека с

другими людьми.

Словесный знак виртуально должен быть автоматизированным знаком и застывшим с

точки зрения функции и структуры. Эти особые свойства словесного знака,

только ему одному присущие, проистекают из самой сущности языка и сводятся к

тому, что слово способно обобщенно выражать идею, дифференцируя или

отожде­ствляя понятие, мысль, и в то же самое время служить средством

общения, неся в каждом акте речи конкретную информацию. Сло­весный знак по

своей природе двойствен, с одной стороны, он связан с механизмом обобщения,

отражая в той или иной форме и ме­ре ступени абстрагированного познания

явлений и предметов ре­ального мира, с другой — он связан с формированием

мыслей и выражением различных интенций говорящего и слушающего в процессе

общения. Это превращает его в знак особого типа.

Слово в ряду других знаков языка яв­ляется основным, потому что оно имеет

семиологическую ценность в нескольких планах, слово обобщает (сигнифика­тивная

функция), дает наименование, обозначает (номинативная функция), слово сообщает

(выполняет коммуникативную функ­цию) и выражает определенное чувство,

переживание говорящего, слушающего (прагматическая функция). Об этих свойствах

словес­ного знака С. О. Карцевский писал в свое время следующее: «Если бы знаки

были неподвижны и каждый из них выполнял только одну функцию, язык стал бы

простым собранием этикеток. Но также невозможно представить себе язык, знаки

которого были бы подвиж­ны до такой степени, что ничего бы не значили за

пределами конк­ретных ситуаций. Из этого следует, что природа лингвистичес­кого

знака должна быть неизменной и подвижной одновременно. Призванный

приспособиться к конкретной ситуации, знак может изменяться только частично; и

нужно, чтобы благодаря неподвиж­ности другой своей части знак оставался

тождественным самому себе» [30, 85]. Что же составляет в словесном знаке то

устойчивое, которое позволяет ему оставаться тождественным самому

себе<130> как в синхронном, так подчас и в историческом планах. В

словес­ном знаке, прежде всего, выделяется как некое постоянное, общее — форма

знака, последовательность звуков или графем (звуковой или графический образ

слова). Нужно отметить, что эта материаль­ная опора словесного знака, сугубо

своеобразная по сравнению с другими знаками, выступает в качестве того

постоянного и устойчи­вого, что сохраняет его материальное тождество.

Другой особенностью формы словесного знака, в какой-то сте­пени прямо

противоположной первой, является то, что она полно­стью сливается со

значением знака (так называемая «прозрачность для значения»), поэтому

человек, воспринимающий словесный знак, не обращает никакого внимания на его

материальную сторону.

Вопрос об общем и отдельном, о постоянном и переменном в словесном знаке

сопрягается с проблемой разграничения языка как системы общих, потенциальных

средств и речи как реализация этих системных возможностей.

Чем создаются у словесного знака системные смысловые по­тенции, реализуемые в

речи? Прежде всего, словесный (полнозначный) знак всегда относится не к

одному какому-нибудь отдель­ному предмету, явлению, а к целому классу или к

группе ему подоб­ных предметов. Поэтому любое референтное (предметное)

значение слова с точки зрения психологии и результата его образования есть

обобщение и представляет собой имя, название класса предметов.

Отношение между понятием, передаваемым данным словесным знаком, и предметом, им

обозначаемым, таково, что понятие ло­жится в основу содержательной

характеристики наименования предметов, а имя, соответственно, называет это

понятие, т. е. сум­му отличительных признаков этих предметов, общих для класса.

Так, в знаковом значении русск, слова стол можно выделить два уровня

обобщений, что ставит его в определенную субординацию отношений с другими

словесными знаками: 1) общие признаки, различающие данный класс предметов от

другого класса — стол : кровать, стол : стул, стол :

шкаф и т. п. 2) общие признаки, объединяющие данный класс с другими —

стол : мебель. В первом случае имеем противопоставительные

отношения, во втором — гипонимичные, т. е. инклюзивные, благодаря которым

происходит включение более низкого класса в более высокий класс классов —

категорию; что же касается различных видов «предметов», то они выражаются уже

не парадигматическими (противопоставительными) отношениями знаков, а путем

контрастирующих отношений, осуществляемых в синтагматическом ряду;

обеденный стол, пись­менный стол — 'мебель' : адресный стол, паспортный

стол — 'учреждение' : диетический стол — 'пища'. В тех случаях

(на­пример, в группе имен нарицательных), когда между понятий­ной и предметной

отнесенностью знака имеется совпадение, рав­ное тому, которое существует между

содержанием и объемом поня­тия, словесный знак является названием целого класса

конкрет<131>ных предметов (подводимых под данное содержание) и выражает

конкретное (полное, содержательное) понятие класса предметов, подпадающих под

его объем16. В тех случаях, когда

понятийная отнесенность превалирует над предметной, словесной знак слу­жит

названием общего понятия типа «движение», «отношение»; тогда названия

конкретных действий, состояний обозначены в языке другими словесными знаками,

ср.: движение — ходьба, бег, езда и т. п. Наконец, в случае так

называемой специализиро­ванной, узкой по своему понятийному содержанию лексике

и особенно в именах собственных, предметная отнесенность доми­нирует над

понятийной стороной знака, поэтому последний служит специализированным

названием предмета, процесса, явления.

Возвращаясь к вопросу о том, что сохраняет смысловое тож­дество словесного

знака, необходимо отметить, что с точки зрения языковых средств то или другое

обобщение получает определенное языковое выражение, упорядоченность и

определенную взаимосвязь с содержанием других словесных знаков. Устойчивым,

кроме формы знака и его номинативной функции, является также то, что

обоб­щение получает соответствующую языковую форму выражения; в зависимости

от того, является ли обобщаемое «предметом», «про­цессом» или «признаком»,

форма слова соответственно отражает это общекатегориальное семантическое

значение и словесный знак получает отнесенность к определенной части речи.

Правда, это выдерживается не всегда и не всеми языками, однако в подавляю­щем

большинстве языков это различие находит формальное вы­ражение. Далее в

пределах того или другого лексико-грамматического класса слов (части речи)

содержание словесного знака дифференцируется в зависимости от семантических

свойств. По линии этого содержания данный словесный знак выстраивается во

второй ряд зависимостей — в парадигматические связи, в соот­ветствующие

семантические подклассы слов — 'одушевленные — нео­душевленные предметы' и т,

п. Наконец, по характеру конкретного лексического содержания слово входит в

несколько парадигматиче­ских рядов — синонимические ряды, лексико-

семантические груп­пы, словообразовательные ряды, семантические поля и т. п.

Эти три вида зависимости, своеобразная иерархия смыслового содержания слова,

не могут не способствовать сохранению семан­тического и формального тождества

словесного знака.

Как историческое, так и синхронное тождество слова, наличие виртуального и

актуального в словесном знаке является не просто научной фикцией, а его

реальной формой существования в языко­вой системе и непременным условием

функционирования в речи. Игнорирование этой двойной жизни словесного знака,

двусторон­ней его природы приводит к двум крайностям: 1) к изучению

лек<132>сики как системы вокабул, 2) к изучению только комбинаторики,

синтагматики словесных знаков.

Сторонники первой точки зрения сводят значение слова к ста­тически

закрепленным за данным звуковым комплексом неиз­меняемым концептам

(significatum) или прямым соотносительным связям с внешним миром и «опытом»

(designatum). Гипертрофируя номинативную функцию знаков, сущность смысловых

изменений слов усматривают исключительно в сдвиге наименований. В

иссле­дованиях подобного рода рассмотрению подлежит лишь предмет­ная и

понятийная соотнесенность словесного знака, его качествен­ная сторона;

количественная же сторона, так называемое «семан­тическое распространение

полисемантического слова», актуализа­ция виртуального словесного знака в

линейном ряду, в речи пол­ностью игнорируется.

Приверженцы второй точки зрения, наоборот, считают, что лексическое значение

слова в системе — фикция17 и

сводят сущ­ность знака к его употреблению, к комбинаторике словесного зна­ка в

синтагматическом ряду, подменив изучение его значения опре­делением шкалы

дистрибуций, сбросив со счетов парадигмати­ческие связи слов, их системное

значение. Значение сводится к дистрибуции, но как в случае с разными фонемами,

имеющими оди­наковую дистрибуцию, так и в лексике, разные значения, разные

лек­сические единицы могут иметь и имеют одинаковую дистрибуцию.

Несмотря на различие в интерпретации значения словесного знака, почти во всех

научных направлениях делалась попытка выделить в нем «постоянные» и

«переменные» элементы, установить сферу устойчивого и изменчивого в словесном

знаке. Так, в тра­диционной семасиологии это различие в лексическом

содержании слова подавалось в виде противопоставлений: узуального и

окка­зионального (Г. Пауль), прямого и переносного (Г. Стерн), ближнего и

дальнего (А. Потебня), значений и употреблений слова (В. В. Ви­ноградов); в

функциональной лингвистике в виде «первичной и вторичной семантических

функций слова» (Е. Курилович), «знаков языка» и «знаков речи» (Ф. Микуш),

«адекватной и случай­ной ценности знака» (С. О. Карцевский), «прямой и

смещенной ре­чи» (Л. Блумфилд) и др.

Неоднозначное соответствие формы словесного знака и его содержания было

сформулировано в виде принципа «асимметрич­ного дуализма» С. О. Карцевским,

который подошел к определению семиологических свойств языковых знаков

несколько с иной сто­роны, нежели Ф. де Соссюр.

Первой и необходимой особенностью знака, особенностью, рас­крытой С. О.

Карцевским главным образом применительно к сло<133>ву, является то, что

он не может не носить дифференциального ха­рактера, в противном случае

словесный знак превратился бы в простой сигнал. Сущность семиологической

значимости слова сос­тоит не только в дифференциации, но и в отождествлении.

Словес­ный знак, будучи образован скрещением этих двух мыслительных рядов

(отождествления и дифференциации), может быть отождест­влен или дифференцирован

как по своей форме, так и по содержа­нию. Возможность отождествления словесных

знаков то по их форме, то по их содержанию приводит к тому, что каждый

словес­ный знак является потенциально омонимом и синонимом одно­временно.

Каждый полнозначный словесный знак (имена нарицательные), подобно атому,

несет в себе два заряда: положительный (отож­дествляющий, общий) и

отрицательный (дифференцирующий, раз­личный). Поэтому словесный знак, как,

впрочем, и любой другой знак, из указанного класса знаков может быть

одновременно ото­ждествлен с другими знаками и быть от них непременно в чем-

то отличным. При новой номинации, т. е. при любом вхождении зна­ка в

парадигматический ряд или при сочетании словесных знаков в синтагматическом

плане новое включается как «новой род ста­рого вида». В силу этого основным

принципом структурной ор­ганизации системы номинаций являются два

противоположных, но всеобщих принципа: 1) принцип включения словесных знаков

по их смысловому содержанию при парадигматических отношениях; 2) принцип

семантической (смысловой) совместимости в линейном ряду.

Таким образом, словесным знакам свойственна двойная струк­турная организация —

парадигматические (оппозиционные) от­ношения, обеспечивающие

номинативно-классификационную дея­тельность языка, и синтагматические

(контрастирующие) связи, удовлетворяющие потребностям его синтагматической

деятель­ности. Соответственно каждому словесному знаку присуща как номинативная

ценность — способность называть, обозначать предметы, явления, их свойства и

действия, так и синтагматическая валентность — способ­ность в силу своей

семантики вступать в разные лексические связи в синтагматическом ряду. В языке

словесные знаки в зависимости от соотношения этих двух функций могут быть

разделены на полнозначные (полные знаки), обладающие как номинативной, так и

синтагматической ценностью (имена нарицательные), и семанти­чески

неполнозначные (имена собственные), у которых номинатив­ная ценность является

превалирующей; к особому классу словес­ных знаков можно отнести так называемые

дейктические слова — заместители полных словесных знаков: личные, указательные

ме­стоимения, наречия места, времени, обозначающие координаты ре­чевого акта,

семантика которых полностью раскрывается в син­тагматическом ряду. Кроме того,

в языке есть словесные знаки, не<134> обладающие номинативной ценностью,

а всецело выполняющие синтагматическую функцию в языке — союзы, связки,

предлоги. Интересно отметить, что даже в классе полнозначных слов, обладающих

как номинативной, так и синтагматической ценностями, их соотношение различно.

Так, в именных лексемах, выражающих в основном понятие предметности,

номинативная ценность прева­лирует над синтагматической, поэтому в содержание

именных лексем входят такие признаки семантических разрядов и категорий слов,

как 'одушевленность — неодушевленность', 'исчисляемость — неисчисляемость',

'лицо — нелицо' и т. п. В семантике глагольных лексем, в самом лексическом

значении отражены дву­сторонние или трехсторонние отношения: действия к его

агенту, действия к объекту или к тому и другому одновременно.

Итак, словесный знак резко противостоит другим языковым знакам по характеру

своего знакового значения, последнее скла­дывается из семантических признаков

разной степени обобщенно­сти.

В содержании словесного знака можно строго разграничить: конкретное

содержание, свойственное индивидуальному знаку, ка­тегориально-семантическое

содержание, присущее семантическим категориям слов, и грамматическое,

свойственное самым крупным в языке классам слов. Соответственно полнозначный

словесный знак выстраивается в три ряда семантических отношений —

лек­сические парадигмы, семантические категории и лексико-грамматические

разряды слов — части речи. Лексическая абстракция, в отличие от

грамматической, носит ступенчатый характер, склады­вается из нескольких рядов

признаков, различных по степени своей обобщенности.

При этом каждая из ступеней абстракции имеет подчиненную связь с вышестоящей

и подчиняющую — с нижестоящей: целое составляется путем включения нижестоящей

в вышестоящую сту­пень абстракции. Например, в значение англ. man 'мужчина'

входят семы 'предметность', 'одушевленность', 'лицо', 'муж­ской пол';

означаемое словесного знака man может быть опреде­лено следующим образом:

'предмет, одушевленный, относящийся к человеческому роду, мужского пола,

взрослый'.

Специфика полнозначного словесного знака заключается в характере его

означаемого, включающего в себя собственное значение знака, обозначение и

значимость в парадигматике, собственное значение и смысл («семантическое

приращение» в синтагматике).

Итак, естественный язык как особая органически целостная семиотическая система

обладает большим своеобразием. Специфи­ка языковых знаков создается прежде

всего тем, что естествен­ный язык служит средством познания объективного мира и

орга­низации речемыслительной деятельности человека. Языковые зна­ки,

обладающие основными семиологическими функциями обобще<135>ния,

различения, интеграции и дифференциации, обеспечивают

номинативно-классификационную деятельность языка. Знаки любой другой

семиотической системы не имеют функции обобще­ния и интеграции, не обладают

номинативной функцией.

Способность языкового знака совмещать в себе как дифферен­цирующие, так и

интегрирующие семиологические функции (так называемые полные знаки), свойство

знаков вступать друг с другом в смысловые связи в линейном ряду создает

возможность порождения бесконечного числа новых знаков и новых семантичес­ких

значимостей — свойство, присущее исключительно естест­венному языку или

построенным на его основе символическим языкам наук. Это свойство языковых

знаков обеспечивает синтаг­матическую деятельность языка.

В основу определения типов языковых знаков, очевидно, может быть положен

характер семиологических функций знака, обусловливающий, в свою очередь, тип

означаемого, знакового значения. Могут быть выделены:

а) языковые знаки, которым в большей мере свойственна дифференцирующая

функция, например, фонемы;

б) языковые знаки, в которых отождествляющая функция пре­валирует над

дифференцирующей — грамматические морфемы и модели синтаксических и

семантических связей языковых единиц;

в) языковые знаки, которым присущи как дифференцирующая, так и обобщающая

функции, так называемые полные знаки (собственно знаки) — слова,

словосочетания, предложения.

Помимо функциональных отличий языковых знаков, семиоти­ческой системе

естественного языка, глобальной по своей сущности, присуща особая структурная

организация;

а) двойное членение языка, создающее основное своеобразие структурной

организации языковых знаков;

б) двойная структурная организация языковых элементов — парадигматические

смысловые отношения знаков и их синтагмати­ческие семантические связи;

в) наличие «словаря» и «грамматики» в системе языка.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Л. А. Абрамян. Семиотика и смежные науки. — «Изв. АН АРМ. ССР»,

1965, №2.

2. Л. А. Абрамян. Гносеологические проблемы теории знаков, Ере­ван, 1968.

3. Э. Г. Аветян. Природа лингвистического знака. Ереван, 1968.

4. Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, т. IV. 1935.

5. Л. В. Баженов, Б. В. Бирюков. Семиотика и некоторые аспек­ты языка

и мышления, — В сб.: «Язык и мышление». М., 1967.

6. Л. Блумфилд. Язык. М., 1968.

7. М. Блэк. Лингвистическая относительность (Теоретические воззре­ния Б.

Л. Уорфа). — В сб.: «Новое в лингвистике», вып. 1. М., 1960.<136>

8. Т. В. Булыгина. Особенности структурной организации языка как

знаковой системы и методы ее исследования. — В сб. «Материалы к кон­ференции

«Язык как знаковая система особого рода»». М., 1967.

9. И. Вaxeк. Лингвистический словарь пражской школы. М., 1964.

10. А. А. Ветров. Лингвистика, логика, семиотика. «Вопросы философии»,

1967, №2.

11. А. А. Ветров. Семиотика и ее основные проблемы. М., 1968.

12. В. Н. Волошинов. Марксизм и философия языка. Л., 1929.

13. Л. С. Выготский. Избранные психологические исследования. М., 1956.

14. Л. С. Выготский. Мышление и речь. М. — Л., 1934.

15. Л. С. Выготский. Развитие высших психических функций М., 1960.

16. М. М. Гухман. Лингвистическая теория Л. Вейсгербера.— В сб.: «Вопросы

теории языка в современной зарубежной лингвистике». М., 1961.

17. М. М. Гухман. Э. Сепир и «Этнографическая лингвистика». — ВЯ, 1954, №1.

18. А. Ф. Демьяненко. О методологических направлениях семио­тики и о

связи мышления и языка. — В сб.: «Язык и мышление». М., 1967.

19. Л. Ельмслев. Метод структурного анализа в лингвистике. — В кн.: В. А.

Звегинцев. История языкознания XIX—XX веков в очерках и извлечениях, ч. II.

М., 1965.

20. Л. Ельмслев. Пролегомены к теории языка. — В сб.: «Новое в

лингвистике», вып. 1. М., 1960.

21. А. А. Зализняк. Опыт анализа одной относительно простой знако­вой

системы. — В сб.: «Структурно-типологические исследования». М., 1963.

22. В. А. Звегинцев. Глоссематика и лингвистика.—В сб.: «Новое в

лингвистике», вып. 1. М., 1960.

23. В. А. Звегинцев. Значение и понимание с точки зрения машины. — В сб.:

«Теоретические проблемы прикладной лингвистики», М., 1965.

24. В. А. Звегинцев. Очерки по общему языкознанию. М., 1962.

25. В. А. Звегинцев. Семасиология. М., 1957.

26. А. А. Зиновьев. Об основах абстрактной теории знаков.— В сб.:

«Проблемы структурной лингвистики». М., 1963.

27. Вяч. Вс. Иванов. Лингвистика и гуманитарные проблемы семио­тики. —

«Изв. АН СССР». Серия литературы и языка, т. XXIII, вып. 3, 1968.

28. Вяч. Вс. Иванов. Язык в сопоставлении с другими средствами передачи и

хранения информации. — В сб.: «Прикладная лингвистика и машинный перевод».

Киев, 1962.

29. Э. В. Ильенков. Идеальное. «Философская энциклопедия», т. II. М., 1962.

30. С. О. Карцевский. Об асимметричном дуализме лингвистического знака. —

В кн.: В. А. Звегинцев. История языкознания XIX и XX ве­ков в очерках и

извлечениях, ч. II. М., 1965.

31. С. Д. Кацнельсон. Содержание слова, значение, обозначение. М. — Л.,

1964.

32. Г. Клаус. Сила слова. М., 1967.

33. В. И. Ленин. Материализм и эмпириокритицизм. Сочинения, т. 14.

34. А. А. Леонтьев. Слово в речевой деятельности. М., 1965.

35. А. А. Леонтьев. Языковой знак как проблема психологии. — В сб.:

«Материалы к конференции «Язык как знаковая система особого рода»», М., 1967.

36. А. Мартине. О книге «Основы лингвистической теории» Луи Ельмслева. — В

сб.: «Новое в лингвистике», вып. 1. М., 1960.<137>

37. А. Мартине. Основы общей лингвистики. — В сб.: «Новое в

лингви­стике», вып. 3. М., 1963.

38. В. В. Мартынов. Кибернетика, семиотика и лингвистика. Минск, 1967.

39. М. Б. Митин. Материальное и идеальное. «Вопросы философии», 1962, №2.

40. В. П. Мурат. Глоссематическая теория. — В кн.: «Основные направ­ления

структурализма». М., 1964.

41. И. С. Нарекий. Современный позитивизм. М., 1961.

42. А. М. Пешковский. В чем же, наконец, сущность формальной грамматики?

— В кн.: А. М. Пешковский. Избранные труды. М., 1952.

43. В. Поржезинский. Введение в языковедение. Изд. 4. 1916.

44. И. И. Ревзин. О структурной лингвистике и семиотике. «Вопросы

философии», 1964, №4.

45. Л. О. Резников. Гносеологические вопросы семиотики. Л., 1964.

46. Л. О. Резников. Гносеология прагматизма и семиотика Ч. Морриса.

«Вопросы философии», 1963, №1.

47. А. А. Реформатский. Проблема фонемы в американской лингви­стике. «Уч.

зап. Моск. гор. пед. ин-та», т. V, вып. 1, 1941.

48. А. А. Реформатский. О перекодировании и трансформации

ком­муникативных систем. — В сб.: «Исследования по структурной типоло­гии».

М., 1963.

49. В. Скаличка. Асимметричный дуализм языковых единиц. — В кн.:

«Пражский лингвистический кружок». М., 1967.

50. Н. А. Слюсарева. Теория ценности единиц языка и проблема смысла.— В

сб.: «Материалы к конференции «Язык как знаковая систе­ма особого рода». М.,

1967.

51. А. И. Смирницкий. К вопросу о слове (проблема «тождества сло­ва»).

«Труды Ин-та языкознания АН СССР», т. IV, 1954.

52. Ф. Соссюр. Курс общей лингвистики. М., 1933.

53. Ю. С. Степанов. Структура современной семиотики. — В сб.: «Ма­териалы

к конференции «Язык как знаковая система особого рода»». М., 1967.

54. Л. В. Уваров. Образ, символ, знак. Минск, 1967.

55. А. А. Уфимцева. Слово в лексико-семантической системе языка. М., 1968.

56. А. Шафф. Введение в семантику. М., 1963.

57. Г. П. Щедровицкий. О методе исследования знаковых систем. — В сб.:

«Семиотика и восточные языки». М., 1967.

58. Г. П. Щедровицкий, В. В. Садовский. О характере основ­ных направлений

исследования знака в логике, психологии и языко­знании. — В сб.: «Новые

исследования в педагогических науках», вып. 2. М., 1964.

59. Г. П. Щедровицкий. Что значит рассматривать язык как знако­вую

систему? — В сб.: «Материалы к конференции «Язык как знако­вая система

особого рода»». М., 1967.

60. L. Antal. The questions of meaning. The Hague, 1963.

61. Н. Âasilius. Neo-Humboldtian Ethnolinguistics. «Word», 1952, v. 8.

62. E. Benveniste. Nature du signe linguistique. «Acta Linguistica»,

1939, v. 1, ¹1.

63. L. von Âertalanffy. Definition of the symbol. «Psychology and

the Science» (ed. by I. R. Royce). N. Y., 1965.

64. L. Âloomfield. Language or Idias. «Language», 1936, ¹2.

65. Е. Âuyssons. La communication et l'articulation linguistique.

Bruxelles, 1967.

66. Е. Âuyssens. Les langages et le discours. Broxelles, 1943.<138>

67. Е. Âuyssens. La nature du signe linguistique. «Acta

Linguistica», 1940, v. 2, ¹2.

68. К. Âühler. Sprachtheorie. Die Darstellungs-funktion der

Sprache. Jena, 1934.

69. R. Ñarnap. Der logische Aufbau der Welt. Berlin, 1928.

70. R. Carnap. Introduction to semantics. Cambridge (Mass.), 1948.

71. R. Ñarnap. Logische Syntax der Sprache. Vienna, 1934.

72. R. Carnap. Meaning and necessity. A study in semantics and modal

logic. Chicago, 1956.

73. Е. Ñassirer. Philosophic der symbolischen Formen. Bd. I. Die

Spra­che. Berlin, 1923.

74. N. Chomsky. The logical basis of linguistic theory. «Preprints of

Pa­pers for Ninth International Congress of Linguists». Cambridge (Mass.),

1962.

75. G. Frege. Über Sinn und Bedeutung. «Zeitschrift für

Philosophie und philosophische Kritik», 1892, Bd. 100.

76. A. W. Gardiner. The theory of speech and language. Oxford, 1931.

77. W. Haas. On defining linguistic units. — TPS, 1954.

78. E. Íusserl. Logische untersuchungen, Bd. II. Halle, 1922.

79. G. Ipsen. Sprachphilosophie der Gegenwart. Berlin, 1930.

80. G. Êlaus. Semiotik und Erkenntnistheorie. Berlin, 1963.

81. E. Êoschmieder. Die Structurbildenden Eigenschaften

sprachlicher Systeme. «Die Welt der Slaven», 1957, ¹11.

82. E. Êuryłowicz. Linguistique et theorie du signe. «Journal

de Psychologie», 1949, 42.

83. E. Lerch. Vom Wesen des sprachlichen Zeichens. «Acta Linguistica»,

1939, v. I, ¹3.

84. A. Martinet. La double articulation linguistique. — TCLG, 1949, v. 5.

85. Ñh.W. Morris. Foundations of the theory of signs.

«International En­cyclopedia of United Science». Chicago, 1938, v. I,

¹2.

86. Ñh. W. Morris. Signification and significance. Cambridge

(Mass.), 1964.

87. Ñh. W. Morris. Signs, language and behaviour. N. Y., 1946.

88. С. К. Ogden, I. A. Richards. The meaning of meaning. London, 1923.

89. Ñh. S. Pierce. Collected Papers. Cambridge (Harvard

University), 1931.

90. L. Prietо. Massages et signaux. Paris, 1964.

91. W. Qnine. From a logical point of view. Cambridge (Mass.), 1953.

92. В. Russel. Human knowledge. Its scope and limit. London, 1948.

93. W. Schmidt. Lexikalische und actuelle Bedeutung. Berlin, 1963.

94. A. Sechehaye. Ch. Bally, H. Freis. Pour l'arbitraire du signe. «Acta

Linguistica», 1940, v. 2, ¹2,

95. H. Spang-Hanssen. Recent theories on nature of language sign. — TCLC,

1954, v. 9.

96. J. Trier. Der deutsche Wortschatz im Sinnbezirk des Verstandes.

Hei­delberg, 1931.

97. S. Ullmann. Semantics. An introduction into the science of meaning.

Oxford, 1962.

98. S. Ullmann. The principles of semantics. Glasgow, 1957.

99. W. W. Urban. Language and reality. London, 1939.

100. L. Weisgerber. Die Bedeutungslehre — ein Irrweg der

Sprachwissenschaft? «Germanisch-Romanische Monatsschrift», 1927, Bd. XVI.

101. L. Weisgerber. Das Gesetz der Sprache als Grundlage des

Sprachstudium. Heidelberg, 1951.

102. L. Weisgerber. Von den Kräften der deutschen Sprache, Bd. I — IV.

Düsseldorf, 1951—1954.

103. L. Wittgenstein. Tractatus Logico-philosophicus. London — N. Y., 1922

104. Zeichen und System der Sprache. Berlin. Bd. I, 1961; Bd. II, 1962; Bd.

III, 1966.<139>

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36